Огненные врата

– Эй ты, хватит кривляться! Поди сюда! – окликнул Шилов.

Молодой суккуб Гаулялий, пугливо приседая и теряя сходство с Иркой, поплелся к нему, как побитая собачка. Бедняга, недавно лишившийся эйдосов и не сосланный в Тартар лишь потому, что вовремя навязался в помощники к Шилову, казался замученным. Весь день сегодня он курсировал в облегающих джинсах по станции метро «Боровицкая» (там был его участок), хихикал и, заплетаясь ножками, притворялся глупой студенткой. Хотя внимания он привлекал много, улов был самый скромный. Клевали в основном пожилые женатые дяди без эйдосов, которые были давно стянуты предшественниками нашего суккуба. Дыры от эйдосов в их груди уже затянулись жирком и мышечной тканью. Суккуб и хамил им, и плевался, и даже дрался сумочкой – все было бесполезно. Донжуаны, не отставая, таскались хвостом и распугивали тех застенчиво вскидывающих глазки скромняг, чьими эйдосами еще можно было поживиться.

Гаулялий приблизился к Шилову и, желая разглядеть его поближе, вскинул голову. На миг влажные умные глазки суккуба встретились с узкими недобрыми щелочками его нового хозяина.

Пожалуй, впервые за свою жизнь Гаулялий испугался не стража мрака или света, а простого смертного. У Виктора Шилова не было слабостей по его части. Женщины – молодые и старые, красивые и безобразные – не значили для него ровным счетом ничего, так же как и все остальное, что находилось в ведении суккуба. Только на дне души таилась огромная птица, похожая на облезшего страуса, а где-то с ней рядом – маленький мальчик. Но это суккуб предпочитал не трогать. И птица, и мальчик находились в запретной зоне. Чутье подсказывало суккубу, что их лучше не касаться, потому что невидимый меч не знает жалости.

– Этого парня оттащишь на чердак, свяжешь, в рот сунешь кляп и закидаешь каким-нибудь мусором, чтобы не бросался в глаза! Живее! – приказал Шилов.

Гаулялий умильно и робко замигал, после чего быстро провел большим пальцем по своей шее. Виктор не сразу понял, что это было застенчивое предложение прикончить Багрова, чтобы с ним не возиться.

Шилов покачал головой. Некромаг – ключ к валькирии. Валькирия – ключ к Огненным Вратам. Нет, убивать Багрова никак нельзя.

– Еще успеется. И перевяжи ему рану, не то истечет кровью! – приказал он.

Гаулялий покорно кивнул. Подвесы в форме фигурных таблеток закачались у него в ушах. Он легко поднял Багрова и понес его к чердачному окну. Это ложь, что суккубы и комиссионеры слабы. Они лишь любят такими притворяться.

Снизу донесся свист – полупризывный, полувопросительный. Крик Матвея, вырвавшийся у него, когда его ранили, был услышан Ламиной. Она подошла к стене дома и, держа наготове копье, направляла вверх луч сильного фонаря.

– Эй! Оруженосец!.. Багров! Ау! С тобой все в порядке?

Суккуб подтащил Матвея к чердачному окну и высунул туда его голову. Через несколько секунд ее осветил луч фонаря.

– Эй! Это ты? Все у тебя хорошо?

Гаулялий, держа бесчувственного Багрова за волосы, несколько раз дернул его головой. Ламина убрала фонарь.

– Вишь, кивает! – недовольно сказала она своему оруженосцу. – Мог бы и словами ответить! Не воображать!

Ни о чем не подозревая, Ирка и Меф сидели у железных ворот, прислонившись к ним спинами, и разговаривали так откровенно, как можно говорить только ночью, когда распахнуты небеса. Днем все это куда-то уходит, люди становятся скучными и формальными.

– Матвея что-то нет, – сказала Ирка.

– Не заморачивайся! Хотел бы я посмотреть на того ночного воришку, что попытается отнять у твоего Матвея мобильник, – отозвался Меф.

Ирка неуверенно хихикнула. Ей было немного неудобно, что она сидит с Мефом одна, без Багрова. С другой стороны, остаться с ними Матвей не пожелал сам. Никто его не прогонял. Сорвался и ушел, а бежать за ним, хватая его за руки, было бы глупо.

К сожалению, Багров порой становился так ревнив, что начинал пыхтеть, даже когда она разговаривала по телефону с родным дядей, военным пенсионером из Екатеринбурга. Бывший танкист-подполковник, он кричал всегда так громко, что у Ирки возникало подозрение, что рацию ему на службе выдавали только по праздникам, а в обычные дни он просто орал с вышки, какой танковой колонне куда наступать.

– Ты хорошо держишься без Дафны! – сказала Ирка.

Мефодий вздрогнул. Он боялся слышать это имя.

– Я держусь плохо. Мне кажется, если я на секунду расслаблюсь, то буду биться головой об стену. Поэтому я не расслабляюсь, и у меня пока все прекрасно.

– Можно глупый вопрос? – внезапно спросила Ирка. – Представь, что Дафна не вернулась бы в Эдем, а осталась бы с тобой прикованная к коляске или с таким жутким ожогом, что к ней невозможно было бы прикоснуться даже пальцем. Ты был бы счастливее, чем теперь?

– Навряд ли, – без раздумий отозвался Меф. – Сейчас у нее хотя бы руки-ноги-крылья целы. Да и Эдем, в общем, вполне цивильное место. Настолько цивильное, что нас с тобой туда пока не приглашают.

Ирке важно было услышать другое.

– Я не о том. Смог бы ты любить девушку, если бы она не могла двигаться? Если бы у нее кошмарно испортился характер и она орала бы за каждый брошенный носок? Вообще если бы что-то пошло не по самому идеальному плану, который люди себе вечно рисуют?

Меф хотел отшутиться, но почувствовал, что Ирка напряженно ожидает ответа.

– Не знаю. Скорее всего, я регулярно срывался бы, ворчал, но все равно тащил. И так до финиша.

– А заключил бы сделку с мраком, чтобы вернуть девушке здоровье? На самых выгодных условиях?

Буслаев хмыкнул.

– Ты забыла, что я сам с Большой Дмитровки, 13! У нас невыгодных условий не бывает. Все предложения делятся на выгодные, очень выгодные и на те, от которых невозможно отказаться.

– Я серьезно. Заключил бы или нет?

– Не знаю. Но искушение было бы сильное. Даже при том, что я догадывался бы, что меня в финале надуют.

Ирка благодарно стиснула ему запястье. Слова Мефодия ее утешили. Она слушала Буслаева и лучше понимала Матвея, невыносимого, вспыльчивого, но заботливого и любящего.

Меф встал и, разминая спину, пошел по двору. Ирка даже знала куда – к турнику, получившемуся из сломанных качелей. Буслаев ходил туда каждый час по привычке вечно где-то подтягиваться и болтаться. Порой Ирка даже представляла Мефа, спящего на ветке головой вниз. Вот и сейчас Ирка слышала, как Буслаев пыхтит на турнике, но не смотрела в ту сторону. Она сидела у будки с закрытыми глазами и думала.

– Мне кажется, я несла что-то хорошее, важное, прекрасное, но не донесла. Расплескала. И еще я боюсь, что в Багрове страсть оказалась сильнее любви! – тихо сказала она, будто продолжая разговаривать с Мефом, хотя отлично знала, что с турника он ее не услышит.

Есть девушки, которые любят победителей. Встречаются девушки, которые жалеют проигравших и вытирают слезы неудачникам. Бывают девушки, которые любят сложных, непонятных и запутанных. Попадаются девушки, которые любят тех, кто причиняет им боль, – то есть, по сути, ценят только свои эмоции. Ирка была девушка, которая просто любила. Она не требовала от Багрова быть победителем, или неудачником, или причинять ей боль. Она была вне ролей.