Огненный ангел
Шрифт:
Слушая этого дряхлого краснобая, думал я, что, пожалуй, перестал бы верить в гадания, если бы и меня они обманывали добрые полстолетия, а также и то, стоит ли заглядывать в будущее, когда уж по пояс стоишь в могиле. Но никому я не хотел ничего возразить и, пока Рената, всё не меняя своего гордого вида, расспрашивала про амулеты и любовные зелья, покорно ждал нашей очереди войти в дом.
Наконец рыжий парень, которого звали сыном ворожеи, поманил нас рукой и, взяв с нас установленную плату, по восемнадцать крейцеров, пропустил в двери.
Внутри дома стоял полумрак, потому что окна были завешаны тёмно-красными тканями, и душно пахло сушёными травами. Хотя было на дворе очень жарко, в очаге горел огонь. При его свете разглядел я на полу кота, — животное, любезное при всех волшебствах; под потолком висела клетка, кажется, с белым дроздом. Сама ворожея, старуха, с морщинистым лицом, сидела за столом у задней стены. Она была одета в особую рубаху, как
Подняв на нас глаза, впалые и пронзительные, старуха зашамкала приветливо:
— Вы, красавцы, чего пришли искать у бабушки? Тёпленькой постельки здесь нет, а доски голые. Но ничего, ничего, потерпите, всему свой черёд придёт. Было время землянике, а будет и яблокам. Так вам погадать, голубчики?
Я не без разочарования выслушал эти грубые прибаутки, и даже остатки любопытства покинули меня, Рената же отнеслась с самого начала к болтовне ворожеи с непонятным для меня доверием. А старуха, всё шепча, как пьяная, пошарила кругом руками, нашла яйцо и выпустила белок в воду, которая замутилась. Глядя в облачные формы, развивавшиеся в воде, ворожея стала нам предсказывать, и мне казалось, что её слова — плохой обман.
— Вот вам, детки мои, дорога, только не дальняя. Куда едете, туда и поезжайте: ждёт вас там исполнение желаний. Один строгий человек угрожает вас разлучить, но вы одним ремешком опоясаны. Будет, будет вам тёпленькая постелька, красавцы мои!
Старуха и ещё что-то попричитала, а потом поманила нас к себе, говоря:
— Подойдите, птенчики милые, я вам дам травки одной, хорошей травки: раз в году она цветёт, ровнёхонько один, в ночь под самый Иванов день.
Мы, не ожидая дурного, приблизились к ворожее. Но вдруг на сморщенном лице её рот перекосился, а глаза стали круглые, как у щуки, и чёрные, как два угля. Она сразу потянулась вперёд и, цепкими пальцами, словно железным крючком, захватив мою куртку, уже не забормотала, а, как змея, зашипела:
— Молодчик, это что, это что у тебя? На куртке-то у тебя, и у тебя, красавица, на кофте? Кровь-то это откуда? Столько крови, откуда? Вся куртка в крови, и вся кофта в крови. И течёт кровь и пахнет!
При этом ноздри горбатого носа старухи раздувались, вдыхая запах, и она тряслась всем телом или от радости, или от страха. Но мне от этого шипа и от этих слов стало не по себе, а Рената так зашаталась около меня, что могла сейчас же упасть. Тогда я рванулся из крепких тисков обезьяны, опрокинул стол, так что стекла разбились и вода потекла, и, подхватив Ренату одной рукой, другой взялся за шпагу, закричав:
— Прочь, ведьма! не то я проколю твоё проклятое тело, как рыбу!
Старуха же, в неистовстве, всё хваталась за нас, вопя: “Кровь! кровь!”
На шум вбежал к нам сын ворожеи, ударом кулака сшиб свою мать с ног, а нас начал осыпать непристойной бранью. Мне представилось, что такие происшествия были для него не новостью и что он знал, как в этом случае взяться. Я же поспешно повлёк Ренату на воздух, и мы, насильственно протиснувшись сквозь толпу, нас окружившую и засыпавшую, как горохом, расспросами о том, что произошло, поспешили к тому дому, где осталась наша поклажа.
Тотчас же я сказал оседлать нашу лошадь, чтобы ехать далее по прерванному пути. Но уже всю весёлость и всю говорливость Ренаты точно кто-то срезал серпом, и она не хотела произнести ни слова и почти не подымала глаз. Когда я помогал Ренате подняться на седло, она клонилась, как надломленный стебель, и поводья выпадали из её рук. Движениями и действиями она, должно быть, в совершенстве напоминала чудесный автомат Альберта Великого [xli] . Так печально выехали мы из Геердта и потянулись по дороге к Рейну.
xli
“Чудесный автомат Альберта Великого”. Альберт Великий построил, после тридцатилетней работы, из разных металлов удивительный “андроид”, который мог двигаться, совершать разные действия и во всём походил на живого человека. Андроид был разбит Фомою Аквинским, учеником Альберта, который заподозрил в машине присутствие дьявольской силы.
Чтобы разуверить Ренату в гадании ворожеи, попытался я тогда изобразить ей всё, что случилось, в смешном зеркале и начал вспоминать всевозможные случаи, о каких только слышал, как предсказания не сбылись или были обращаемы против авгуров: например, о гадателе, который предрёк миланскому герцогу Джангалеаццо Висконти [xlii] скорую смерть, а себе долгую жизнь, но был немедленно умерщвлён герцогом; о человеке, которому провидец объяснил, что он умрёт от белой лошади, и который, хотя избегал с тех
пор всяких лошадей, даже гнедых, пегих и вороных, погиб оттого, что на него упала на улице трактирная вывеска с изображением белой лошади; о юноше, которому цыганка точно назначила день и час смерти и который нарочно прокутил к этому времени всё своё пышное состояние и потом, видя, что он разорён, а смерть не приходит, покончил жизнь ударом меча, — и другие подобные истории, которыми тешатся горожане в зимние вечера, греясь около разложенного в печи огня.xlii
Джангалеаццо Висконти — миланский герцог (1347 — 1402).
Но Рената ничем не выражала, что понимает или хотя бы слушает мои речи, и в конце концов не мог не замолчать и я, и остальную часть пути мы совершили в полном безмолвии. Идя около седла, где сидела, в мёртвом унынии, Рената, я иногда всматривался внимательно в черты её лица, с которыми позднее так свыкся мой взор, и разбирал его, как ценитель разбирает мраморные статуи. Я тогда же подметил, что ноздри у Ренаты были слишком тонкими, а от подбородка к ушам щеки уходили как-то наискось, причём самые уши, в которых поблескивали золотые серёжки, были посажены неверно и слишком высоко; что глаза были прорезаны не совсем прямо, и их ресницы чересчур длинны, и что вообще всё в лице её было неправильно. Судя по лицу, скорей почёл бы я Ренату итальянкой, но на нашем языке говорила она, как на родном, со всеми особенностями мейссенского говора [xliii] . При всём том была в Ренате некоторая особая прелесть, какое-то Клеопатрово очарование, так что уже в тот день, ещё не зная её вовсе, было мне почти радостно только смотреть на неё, — теперь же, вспоминая об ней, не могу я даже вообразить женского облика, который показался бы мне прекраснее и желаннее.
xliii
“Мейссенский говор” считался одним из наиболее чистых диалектов немецкого языка. Общелитературный немецкий язык был создан Лютером, хотя уже на многих изданиях XV в. находим помету: nach rechter gemeinen deutsch [на правильном общенемецком языке (нем.).].
Наконец, после тягостного переезда и после переправы через Рейн достигли мы Дюссельдорфа, столицы Берга [xliv] , города, который так быстро возрастает за последние годы, благодаря заботам своего герцога, и который уже теперь может равняться с красивейшими немецкими городами. В городе я разыскал хорошую гостиницу под вывеской “Im Lewen” [10] и за щедрую плату получил две самых лучших в доме комнаты, так как хотел, чтобы Рената имела и подходящую ей роскошь обстановки, и все мыслимые в путешествии удобства. Но Рената, казалось мне, не замечала моих стараний, и можно было подумать, что среди полированной мебели, среди изразцовых каминов и зеркал — она чувствовала себя не иначе, чем на скудных, нетёсаных скамьях деревенской гостиницы.
xliv
Берг — некогда самостоятельное герцогство, теперь часть прусской Прирейнской провинции. Дюссельдорф стал столицей этого герцогства в 1511 г.
10
“У льва” (нем.).
Трактирщик, приняв нас за людей богатых, пригласил нас обедать за свой стол, или, как говорят французы, за table d’h^ote [11] , и угощал очень усердно, выхваляя свой добрый Бахарахский рейнвейн [xlv] . Но Рената, телом присутствуя за нашим столом, была думами далеко, почти не прикасалась к блюдам и не вникала в разговор, хотя я и делал всяческие попытки, чтобы вдохнуть в неё дыхание жизни. Я рассказывал о дивах Нового Света, которые мне довелось видеть, о лестницах в храмах майев с изваянными гигантскими масками, о непомерных кактусах, в стволе которых может отдыхать всадник, об опасных охотах на серого медведя и пятнистого унце и об отдельных своих приключениях, не забывая украсить речь или мнениями современного писателя, или стихами древнего поэта. Трактирщик и его жена слушали разинув рты, но Рената внезапно, на половине моего слова, поднялась из-за стола и сказала:
11
общий стол (франц.).
xlv
Бахарах — город на Рейне, славившийся вином.