Огненный скит.Том 1

— Это он убил Трофимыча, — долетел до Степана громкий голос Толика. — Никакой он не племянник. Это бандит.

Они увидели убегающего к реке Степана.

— Стой, курва, стой! — кричал Толик. — Стрелять буду!

Но ружей у них не было. Они стояли, прослоненные к избушке. Пока они бежали за ружьями, Степан во всю прыть, на какую был способен, нёсся к реке.

Он подлетел к лодке, откинул ветви, маскировавшие её, отвязал от дерева, сел и оттолкнулся веслом. Когда он достиг середины реки, прозвучал выстрел. Пуля шлепнулась в воду метрах в трёх от лодки. Степан приналёг на весла, выводя судёнышко на стремнину. Глухо раскатились над водой ещё два выстрела. С такого большого расстояния и опытному стрелку было трудно попасть в движущуюся цель в виде чёрного пятнышка, и геологи, не отличавшиеся меткостью, промахнулись. Лишь одна пуля ободрала борт лодки.

Скоро Степан скрылся за береговым изгибом.

Убедившись, что сзади спокойно, он перестал грести. Лодка, подчиняясь только силе течения, замедлила ход. Степан сидел на банке и тяжело дышал.

«Ну вот, кажется, геологи отстали. За ним они не пустятся в погоню. Правда, сообщат, куда следует. Но это будет тогда, когда они прибудут в посёлок».

Речной свежий ветер обдувал лицо, плескалась волна о борт, и Степан совсем успокоился. Было тихо и никакой опасности река не сулила.

Отплыв от зимовья на несколько километров, он направил лодку ближе к берегу, опасаясь, что на середине реки её легче обнаружить. А у берега, скрытый деревьями, он будет иметь больше шансов избежать постороннего взгляда.

Держась почти у самой кромки воды, он проплыл часа два или три. Река была пустынна, как и берега, в которых она протекала. Причалив в укромном уголке, за большими камнями, Степан решил отдохнуть. Укрыв лодку, прилёг под низкорослой елкой.

Когда стало смеркаться, он вывел лодку на середину реки, уже не опасаясь, что его может заметить случайно оказавшиеся поблизости люди или жители прибрежной деревни.

Ночь выдалась звёздная, вода слабо посвечивала, берега выделялись тёмными полосами, и он решил продолжать путь, отдавшись на волю течения. Сел на корму, завернувшись в полушубок, и веслом направлял судёнышко, не приближаясь к берегу. Сколько времени он так проплыл, Степан не представлял. Наверное, много, потому что незаметно для себя задремал.

Проснулся беглец от глухого стука. Он открыл глаза и сначала не понял, что произошло. Оказалось, что лодка ударилась о берег. Он решил больше не испытывать судьбу, пристал к отмели, привязал лодку к росшему поблизости деревцу и стал устраиваться на ночлег. Заснул быстро.

Открыл глаза от яркого света, брызнувшего в лицо. Утро уже наступило. Над противоположным берегом, каменистом, поросшем ельником, отсюда казавшимся сплошным и чёрным, светило солнце. Над остывшей за ночь речной водой висел хрупкой пеленой бело-синий туман, уже начавший расползаться от тепла, обнажая берег всё дальше и дальше по ту и другую стороны.

У Степана замёрзли ноги. Он приподнялся и увидел, что днище у кормы лодки было залито, и сапоги до половины были в воде. Оказалось, что вчера при столкновении с берегом обшивка судёнышка дала течь. Хорошо, что провиант не промок, находясь на носу лодки.

Осмотрев днище, он понял, что лодка к дальнейшему путешествию была непригодна. Это обстоятельство не вызвало сожаления, а скорее, обрадовало. Он и сам её хотел оставить, но случай помог. Забрав карабин и мешок с провизией, он оттолкнул лодку от берега и посмотрел, как она удаляется, задрав нос. Скоро она утонет, и никто не будет знать, где её оставил Степан.

Глава двенадцатая К стальной магистрали

Пять дней он шёл, думая только об одном: как бы дальше уйти от лагеря, стараясь не сбиться с выбранного курса. С каждым днём утренники становились всё холоднее. По утрам седая изморозь пушистым одеялом покрывала поляны и луговины, только в чаще деревьев инея не было, но земля схватывалась и застывала от мороза. За время пути ему не попалось ни жилья, ни человека. Ели и лиственницы перемежались берёзовыми рощицами, кедрачами, болотцами и ручьями. По ночам он не боялся разводить костёр и высыпался хорошо и весь день шёл, стараясь пройти как можно больше.

Один раз пришлось пересекать узкую, но бурливую глубокую речушку, которая преградила ему путь, извиваясь в скалистых берегах. Несколько часов он потратил, чтобы найти место перехода. Срубив сухую лиственницу так, чтобы она упала вершиной на другой берег, он стал перебираться по ней. Внизу бурлила река. Он старался не смотреть в пропасть. Ему оставалось совсем близко до противоположного берега, когда сухой сучок, на который он опёрся, обломился. Степан сорвался и повис над водою, болтая ногами. Боясь свалиться, он собрал силы, перекинул ногу через ствол и оседлал дерево. Но котомка соскользнула с плеч и чуть было не упала в реку. Хорошо, что он сумел схватить её на лету за ремень. Однако бечевка, стягивающая горловину, растянулась и половина содержимого мешка бухнулась в воду.

Отдыхая от треволнений на другом берегу, Степан посмотрел, чего лишился. Оказалось, что упали патроны и два или три кулька с пшеном. Больше всего его огорчило то, что он не досчитался патронов. Это привело его в уныние. Успокоившись, он решил, что впредь будет осторожнее или найдёт другой способ перебираться через реки.

На шестнадцатый день (он делал зарубки на прикладе), варя на костре лапшу, он обнаружил, что припасы его истощаются, и пожалел, что не взял на зимовье муку. Сколько дней ещё предстоит идти? То, что ему не попалось ни жилья, ни вообще незначительного хотя бы указания на присутствие человека на пути — с одной стороны радовало, а с другой — печалило: пустынные места говорили о том, что до более или менее населённых пунктов очень далеко. Скоро наступит зима, выпадет снег и если не замерзнешь в тайге, то погибнешь от голода. Степан уменьшил рацион питания и когда набредал на стланники кедра, набивал мешок шишками и, грызя вкусные и сытные орехи, заглушал чувство голода.

Уже в предзимье, когда кончились продукты питания, он в первый раз использовал карабин для охоты. Подстрелил кабаргу, освежевал её и решил устроить привал, отдохнуть день, чтобы потом с новыми силами продолжить путь.

Место для привала выбрал самое глухое, в глубокой расщелине. Устроился под навесом карликовых лиственниц и береёзок, набрал в недальнем роднике воды и сварил мясо. Оно было грубое, и по запаху не шло ни в какое сравнение с говяжьим, но он с наслаждением и дикой яростью набросился на кусок и в мгновение ока проглотил его. Немного отдохнув, разрубил тушу на части и порадовался, что мяса хватит надолго. Что оно испортится, не боялся, потому что температура установилась ниже нуля.

День он наслаждался отдыхом, наедаясь до отвала. На рассвете второго дня, положив куски кабарги в мешок, отправился в дальнейший путь. Шёл небольшой снег, у берегов речушек и ручьев блестела наледь, о которую плескалась вода. За месяц пути у сапог стёрлись подмётки, и они стали промокать.

С каждым днём идти становилось труднее. Поднимаясь на сопки, минуя распадки, он отклонялся от курса, выбирая более лёгкий путь, и затрачивал много лишнего времени на обходы. Он думал, что до устойчивых холодов выберется к железной дороге, но её и в помине не было. И в последнее время на пути не попалось ни одной деревушки, ни одного посёлка, даже дымком не тянуло от заимки или зимовья.

Зима наступила неожиданно. За одну ночь снегу выпало так много, что проснувшись, Степан не понял, что произошло. Оказалось, что он ночует под большим сугробом. Поднявшись, стряхнул с себя снег и огляделся: тайга, гольцы, речушка или ручей были под белым одеялом. Снег лежал нетронутый, первозданный и его белизны ничего не нарушало. Был он пушистым и глубоким.

Идти стало труднее, и Степан решил смастерить снегоступы, раз лыж у него не было. Он срубил несколько еловых не толстых сучьев с молодых деревьев, согнул их в виде круга и переплёл лапником. Они не проваливались глубоко и передвигаться стало намного легче. Однако к вечеру они пришли в негодность и надо было делать новые.