Огненный след

Три прямых попадания в израненный линкор «Гордость Лиги» практически уничтожили носовую часть, испарив броневой «зонтик» и превратив половину корабля в искореженные оплавленные обломки. Не выжил никто. Прямое попадание в «Переславль» прожгло броневой слой, даже не заметив его присутствия, и испарило башню главного калибра. А потом копье кумулятивного ядерного взрыва прошло по касательной вдоль жилого модуля, вскрыв корпус на протяжении более ста метров. Двести семьдесят человек погибло на месте, остальные с тяжелыми травмами и лучевой болезнью различной степени были списаны с флота.

Двадцать семь попаданий в «Рузвельт». Как и его легендарный предок, корабль погиб в первом же бою, не успев причинить ни малейших повреждений врагу. От корабля-матки протяженностью в километр семьдесят два метра не удалось обнаружить ни единого останка. Если и уцелело несколько оплавленных железок, то они не обнаруженными продолжили свой вечный дрейф по галактике. Но гибелью, он сумел оттянуть на себя значительное количество вражеских торпед.

Попадание в крейсер «Марс» пришлось по центральной оси корабля. Ядерное копье пробило его до самой кормы, убив всех членов экипажа и вырвав расширяющимися газами главный двигатель. Оценив степень повреждений, останки «Марса» даже не стали догонять. Выживших там быть не могло, и ремонтировать такое не стали бы и Лунные верфи Солнечной системы.

«Деметра» обошлась одним попаданием, пробившим уже поврежденный крейсер насквозь через двигательный отсек. В жилом модуле, удаленном от места попадания на двести метров, выжили почти все.

Остальные торпеды прямых попаданий добиться не смогли и сдетонировали на разном удалении от кораблей Первого ударного. Тоже не сахар, но, будучи кумулятивными, не попав, они становились практически безобидными. Только одно копье уже на излете опалило броню ракетного фрегата «Нигон», проплавив слой титанокерамики правого борта чуть выше центральной оси. Фрегат лишился трети пусковых установок и двух башен лазеров главного калибра, но сохранил ход и управление.

В итоге во всей эскадре осталось только два неповрежденных тяжелых корабля. «Авер», висящий на окололунной орбите, и крейсер «Туарег», по счастливой случайности избежавший даже касательных попаданий. Уцелевшая мелочь уже не могла носить гордое название Первого ударного флота.

* * *

Имея доступ к командным функциям консоли, Денис мог оценить степень урона, нанесенного флоту. Когда исчезла связь со штабом на «Переславле», Денис понял, что бой проигран. Горстка оставшихся фрегатов и принявший лидерство «Туарег» для практически не имеющего потерь флота аспайров угрозы не представляли. Разумно было ожидать рывок до Иллиона, подавление орбитальной станции, а потом бомбардировка, выбивающая наполовину готовые планетарные базы противокосмической обороны.

Это было столь очевидно, что Денис сначала не поверил своим глазам: аспайры меняли траекторию, уходя к границам системы.

— Стю, просчитай их коридор, куда они направляются?!

— С большей долей вероятности их траектория выведет за пределы системы. Они обходят флот и планету по гиперболе.

— Зачем? Они практически нас уничтожили! Добить мелочь и они захватят систему!

Стюарт задал встречный вопрос:

— А ты можешь сказать, что за корабль мы повредили?

— Один корабль, причем мы его не уничтожили. А наши потери — пять кораблей, да не мелочь, как у них, а ядро флота!

Денис ткнул в значок навигаторской консоли, перегоняя Стюарту информацию о потерях. Тот горестно вздохнул, оценив масштабы разгрома:

— Минус половина тяжелых кораблей Лиги.

— И считай, все корабли в этой системе. До прилета Второго ударного минимум пять недель. А если к гостям прибудет подкрепление, нам конец.

Денис хотел добавить еще и о разнице в техническом уровне, но его прервала внешняя связь:

— «Один четыре», это «два первый». Сможете добраться до танкера?

— «Два первый», это «один четыре». Корабль управляем, сейчас займемся оценкой повреждений. Предварительно — сможем. Но запас рабочего тела двадцать семь процентов, так что лететь нам подольше вашего.

— Жизнеобеспечение вытянет?

— Оставшихся вытянет. У нас потери в экипаже. Командир наверняка, его кабина разрушена, датчики бортинженера тоже молчат, сейчас пойду проверю.

— По возвращении доложи. Конец связи.

Денис отстегнул ремни и осторожно пошевелился. Грудь ныла, и медсистема скафандра алела несколькими тревожными сигналами. Но с этим разобраться он еще успеет, сейчас нужно работать.

— Стю, просчитай траекторию до танкера, оцени повреждения. Я пойду проведаю Зарембу и командира.

— Я помолюсь за них.

— Ты же сказал, что не умеешь!

— Я соврал.

Денис промолчал и, оттолкнувшись от ложемента, на лету разблокировал замок. В узеньком коридорчике особых повреждений не наблюдалось, но, когда он попробовал открыть люк, ведущий в кабину Кшиштинского, привод не сработал, и люк пришлось открывать маховиком, вручную.

Внутри царил полнейший разгром. Когда несколько граммов разогнанной до тысячи километров в секунду плазмы пробили лобовую броню, сгусток лишился магнитной оболочки и дальше летел, расширяясь, гоня перед собой испарившуюся материю корабля. И на пути этого вала взбесившегося огня оказалась консоль управления командира. В оплавленном, вспученном куске металла и пластика, в который превратилась консоль, Денис заметил обуглившийся фрагмент гермошлема. Вот и все, что осталось от командира ТК-1926.

Пройдя командирскую рубку, поток огня пробил переборку, и сквозь полуметровое отверстие Денис разглядел разбитый кожух левого двигателя. На вид повреждения были не столь уж сильны, но умная автоматика отключила движок. Попутно плазма, будто сваркой вскрыла противоположную от входа переборку, повредив стенку бака с рабочим телом. Водород, как и следовало ожидать, уже испарился в открытый космос, тесная компоновка такшипа на сей раз сыграла дурную шутку. Что ж, с этим все ясно. Стараясь не смотреть на обугленные останки командира, Денис направился в корму, где был пост бортинженера.

Кабина бортинженера и оператора вооружения располагалась в «бобровом хвосте» и была, пожалуй, самой тесной из трех. Высотой всего полтора метра, она даже не позволяла выпрямиться в полный рост, этакий пенал, куда лишь чудом втискивался двухметровый Заремба.

Денис разблокировал люки и, опасаясь худшего, осторожно просунул в пенал голову. На первый взгляд все было в порядке. Ни следа повреждений, работающие экраны, что проецировали на стены окружающий космос, и на положенном месте, надежно пристегнутый, неподвижно лежал Заремба. Денис протиснулся внутрь, уперся спиной в низкий потолок и завис над пристегнутым телом. Скафандр бортинженера выглядел целым, датчики на рукаве сообщали о наличии внутри атмосферы, но глаза за стеклом гермошлема оставались закрытыми. И только присмотревшись, Денис заметил, что ноздри бортинженера продолжают раздуваться. Заремба дышал!