Огненный столб
Шрифт:
— Пусть продуктами распоряжаются женщины, — вмешалась Мириам. — Ведь мы же готовим еду.
— Хорошо, — примирительно сказал Иоханан. — Но тогда пусть почтенные старейшины определят дневную порцию. Иначе могут возникнуть драки, а те, кто не сумел запастись, начнут голодать и страдать от жажды.
— У некоторых кончится вода уже завтра, — заметил Иегошуа. — Я видел, как один человек сегодня купался: вырыл яму в песке, застелил ее кожами и нежился, как фараон в бассейне.
— И никто его не остановил? — недоверчиво спросила Нофрет.
— Кому бы это пришло в
Иегошуа, выросший среди кочевников Синая, не понимал таких людей, но пытался понять. Нофрет гордилась им.
— Им придется научиться жить иначе, — заметил Иоханан. — Они уже больше не горожане, а принадлежат пустыне и Предводителю.
Моше кивнул, глядя на огонь. Мириам, сидя рядом с ним, произнесла:
— Может быть, им не понадобится ничему учиться. Мы бежали из города, но не от царя.
— Господь низверг его, — сказал Иегошуа. — Он отпустил нас.
— Его низвергло горе, — возразила Мириам. — Гордыня снова одолеет его и пошлет в погоню за нами. Царь и прежде нас не любил, а теперь ненавидит и жаждет отомстить за смерть дочери.
— Его сын и наследник жив. Не станет же он…
К удивлению Иегошуа, Нофрет оборвала его и сказала неожиданно сердито:
— Если бы ты был девочкой, мой дорогой львенок, я бы не меньше горевала, потеряв тебя.
Сын явно смутился, но упрямство пересиливало. Он не отводил взгляда.
Нофрет продолжала:
— Раскрой же глаза, дитя! Он любил свою дочь и ценил ее: она была его главным советником. Да, у царя остался наследник, который получит трон, но ума у него маловато.
Иегошуа неохотно потупил взор.
— Понятно… Значит, ты думаешь, он будет гнаться за нами?
— Я знаю это, — сказала Нофрет, опередив ответ Мириам. — Царь собирается настигнуть нас у моря, раз уж мы выбрали именно этот путь.
— Дорога в Ханаан — дорога воинов, — заметил Иоханан. — Но мы не собираемся воевать, тем более сейчас, когда нас так много.
— И мы не боги и не духи, чтобы идти по морю как посуху, — добавила Нофрет.
— Бог поведет нас, — вымолвил Моше.
Даже Иоханан не поверил этому. Наступило молчание, в конце концов, нарушенное Иегошуа, который откликнулся на зов сверстников, танцующих и прыгающих через огонь у другого костра.
…Моше оплакивал Египет. Он, единственный из всех, плакал, когда апиру покидали Пи-Рамзес, плакал, когда они спускались по реке из Мемфиса. Его люди пели, торжествуя победу, а он горевал по умершим и по жестоко разоренному царству и не разделял их восторга.
В первую ночь в пустыне несколько старейшин из Синая пришли к нему, разгоряченные вином и весельем. У них возник новый план.
— Египет слаб, — говорили они, — а царь ушел из Мемфиса. Давай пойдем туда, захватим город и станем в нем править.
— В вас говорит вино, — сказала Мириам. — Пойдите проспитесь. Мы выступаем на рассвете.
Она находилась за пределами их круга, невидимая, неслышная и незаметная. И старейшины, не обращая внимания на
ее слова, тесно обступили Моше, сидевшего у огня.— Разве ты не хочешь снова стать царем? Мы сможем править, как когда-то цари-пастухи, причем намного лучше. В конце концов, наш царь по праву станет царем Египта.
— Мы уже давно объяснили вам, — терпеливо произнесла Мириам, — что умерший царь не может снова вернуться к жизни.
Но переубедить старейшин было невозможно.
— Веди нас в Мемфис, — настаивали они. — Кстати, не затем ли ты забираешь на юг вместо того, чтобы идти на восток? Давай повернем на запад. Пойдем в царский город.
Моше неожиданно поднялся, отстранил их и скрылся во мраке. Старейшины смотрели, разинув рты. Некоторые поднялись было, чтобы идти следом, но натолкнулись на серьезное препятствие: Иоханан и Агарон преградили им путь.
Чтобы стать старейшиной, не нужно обладать особенной смелостью, даже особенной мудростью, просто нужно, чтобы человеку повезло прожить дольше своих сверстников. У старейшин хватило храбрости пойти в Египет, но противостоять этим двум сильным мужчинам они не решились. Агарон и Иоханан грозно смотрели на них сверху вниз, и старейшины скромно удалились к своим кострам допивать вино и утешаться этим.
— Они когда-нибудь оставят его в покое? — спросила Нофрет у Мириам.
Та пожала плечами.
— Когда мы выйдем из Египта и окажемся подальше от искушения, они, скорей всего, позабудут свои глупости.
— По-твоему, это всего лишь глупости? А тебя такое искушение не одолевает? Ты бы могла снова стать царицей, если бы как следует постаралась.
На мгновение маска безразличия спала с лица Мириам. Нофрет прочла на нем страстное желание, боль воспоминаний, сожаление о том, что могло бы быть, но не случилось.
— Я не хочу стараться, — сказала она спокойно и убежденно.
— Правда?
Глаза Мириам сверкнули, но она сдержалась.
— В какой-то степени, мой друг. Я не хочу особенно стараться.
Упоминание о дружбе слегка озадачило Нофрет. Она никогда не считала себя и Мириам подругами; но как иначе их можно было назвать? Конечно, не госпожой и служанкой. Они необходимы друг другу. Они знали цену друг другу.
Они не откровенничали, как женщины апиру, но это им и не требовалось. Они были вместе с детства. Никто не знал Нофрет с таких давних пор, как Мириам, и Нофрет помнила ее с тех пор, как та была маленькой обнаженной царевной, третьей дочерью позабытого Эхнатона.
Они переглянулись в свете костра. Мириам слегка кивнула, повернулась и ушла и палатку, где жила вместе с отцом.
Нофрет не пошла за ней. Если Мириам надо выплакаться, она предпочтет сделать это в одиночестве. Нофрет было нелегко возвращаться в Египет, но для бывшей царицы и богини, ставшей лишь голосом, воздухом, это намного тяжелее.
Нофрет медленно обернулась, стоя на краю светового круга. Агарон и Иоханан снова сидели у огня, спокойно беседуя. Иегошуа танцевал среди молодежи, прыгал через костер и смеялся. Некоторые девушки из Пи-Рамзеса засматривались на него, хихикая и прикрываясь накидками.