Огнепоклонники

— Спускайтесь, я вас догоню, — сказал он Путли. Она повела детей вниз, в тонгу.

Фредди вымыл руки, аккуратно завязал тесемки на куртке, позвал мальчика-слугу и спустился с ним по лестнице. Вдвоем они подняли картонные коробки и установили их в тонге.

— Обещал, что сегодня доставлю, — объяснил он Путли.

Мальчишка вспрыгнул на коробки. Двое младших сели впереди, рядом с отцом. Путли, уютно устроившая на руках младенца, и старшая дочь, Хатокси, расположились сзади. Лошадь махнула хвостом, щекотнув лица детей. Те обрадованно завизжали. Фредди наклонился, расправил лошадиный хвост.

Ветерок освежал, обдавал запахом цветов, которые цвели во всем Лахоре. Через четверть часа тонга остановилась перед пивоваловскими воротами. Дети сразу побежали играть в сад, а Джунглевалов провели в гостиную, где за большим круглым карточным столом уже сидело довольно много народу. Фредди и Путли встретили с шумом, еще более шумно задвигали стульями, высвобождая для них места за столом. Фредди усадил Путли, а сам стал позади и, легонько опираясь ладонями о ее плечи, объявил:

— А я скоро к вам присоединюсь. Товар нужно доставить. Ящики у меня в тонге.

— Ах, да брось ты! — вознегодовал Пивовала, подталкивая Фредди к стулу. — Садись. Кто это работает по воскресеньям? Что будут говорить все эти падре в школе Святого Антония, если узнают, что ты работаешь в день Воскресенья? Возьмут и выгонят твоих детей из школы!

Гости засмеялись. Фредди, смеясь, выскользнул из рук приятеля.

— Я скоро! — пообещал он.

Фредди отправился прямо в арендованный склад и сгрузил там коробки. Потом поехал к дому. На улицах было пустовато. Фредди оставил двуколку в двух кварталах от поворота в свой проулок. Дальше он пошел пешком. В проулке не было ни души. Вставив ключ в скважину, он бесшумно отпер дверь и проскользнул в дом. Насколько он мог судить, никто его не видел.

На все остальное у Фредди были отведены доли секунды. Он столько раз репетировал каждое движение, что теперь выполнял все механически.

С полки под лестницей он достал две галлонные жестянки керосина, резиновые перчатки и промасленный халат. Ловко подвернув рукава, натянул перчатки, надел халат. Отвернул пробки, облил керосином кипу старых газет. Осторожно разбрызгал керосин по упаковочным ящикам и джутовым мешкам. Запасы спирта и дешевого рома должны были довершить дело.

Фредди прошел в главное помещение — и на него неожиданно нахлынули сентиментальные воспоминания. «Э, нет!» — подумал он. Заставив себя опять сосредоточиться на своей задаче, он облил керосином старый прилавок и свой письменный стол. Плеснул на полки, старательно отводя глаза, чтобы не видеть, как керосин обесцвечивает яркие этикетки на банках с чаем, медом, на бисквитных коробках.

Фредди провел керосиновую дорожку от прилавка через коридор к лестнице. Тихонько поднялся по деревянным ступенькам, поливая их керосином. На лестничной площадке он прислушался. Стояла мертвая тишина. Он затаил дыхание, и тогда до него донеслись слабые отголоски храпа Джербану из задней комнаты.

Фредди легко и тихо сбежал вниз.

В темной кладовке с застоявшимся воздухом Фредди чиркнул спичкой и бросил ее на мешок, разивший керосином. Мешок мгновенно занялся. Фредди обдало волной густого дыма, от которого защипало глаза. Он отпрыгнул и запер дверь. Быстрыми, экономными и точными движениями повторил эту операцию в двух других кладовых, всякий раз запирая за собой дверь. Со слезящимися глазами, задыхаясь, Фредди выплеснул остатки керосина на пол, зашвырнул жестянку на полку и бросил зажженную спичку вслед. Огонь так и полыхнул. Фредди захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной в приступе внезапной сумасшедшей паники, от которой у него неистово заколотилось сердце. За дверью трещало и шипело. Сорвав с себя халат и перчатки, Фредди выскочил вон. Взяв себя в руки, он щелкнул замком и быстро зашагал по проулку.

Через несколько минут Фредди уже тасовал карты, готовясь сдавать.

Вопрос вот в чем — как мог Фредди, человек расчетливый и дальновидный, решиться на такое банальное преступление, как поджог и убийство с целью получения страховки? Затея, без сомнения, нехитрая, но только не в Индостане и не в 1901 году.

Индостан в начале века был населен людьми простыми, со смирением принимавшими и радости, и горести жизни. Восточные люди, что называется, не приученные к западным тонкостям — ни политическим, ни индустриальным, ни криминальным.

Страховое дело в наших краях в те времена еще не вышло из пеленок. Возможности, которые распознал в нем Фредди, были тогда совершенной диковиной. Ему пришла в голову идея творческая, новаторская. Фредди, можно сказать, совершил открытие не меньшего значения, чем изобретение колеса.

Глава 11

Джербану тяжело ворочалась в постели. Шум вторгался в ее сны. Грохотал отдаленный гром. Нет, не гром, это буйвол — черная шкура, большие рога, яростные глаза — невидимо топочет, топочет, приближаясь к ней. Она знает, буйвол найдет ее. Удирает что есть сил, зная, что не убежать, что она обречена, от этого еще страшнее, и так знакома боль, проваливающаяся в низ живота. По узкой тропке, через лабиринт комнат — а грохот неотвратимо приближается. С оглушающим треском вламывается буйвол в пустую комнату, где она спряталась. Страшные, налитые кровью глаза устремляются на Джербану, из ноздрей валит дым, громадные рога, наставленные прямо в грудь, притискивают ее к стене…

Джербану проснулась, но еще не осознала, где она, все еще в тисках кошмара открыла перепуганные глаза. Сердце гулко колотилось. Она лежала в отупении, пока мир не обрел свои привычные очертания. Откуда шум? На улице кричат? Случилось что-то? Может, религиозное шествие? Странная дымка заволакивала ее глаза. И потолок уплывал вверх. Лежа на спине, Джербану потерла глаза. Дымка не рассеивалась. Звенело в ушах, даже не звенело — ревело с потрескиванием.

Джербану глубоко втянула ноздрями воздух, стараясь понять, чем пахнет. «Дым! — подумала она. — В комнате полно дыма! Опять этот дурак слуга оставил что-то на огне! Уму непостижимо, почему Путли не выгонит мерзкого мальчишку…»

С усилием перебросив ноги через край кровати, Джербану села. Пошаркала, отыскала ногами шлепанцы. Над ней собралось плотное облако желтого дыма. Джербану огляделась по сторонам. Дым волна за волной валил из-под двери. Дверь вела в отдельную комнату, ею никогда не пользовались, и задвижки были всегда заложены с обеих сторон. У Джербану перед дверью стояла шаткая вешалка. Дым явно шел из кухни — ужин, конечно, сгорел дотла.

Торопливо прошаркав через детскую и полный дыма коридор, Джербану распахнула дверь в столовую.

Черный дым шел через окна, с левой стороны ярко пылала лестничная площадка.

Джербану не могла двинуться с места.

На площадке что-то громко лопнуло, и объятая пламенем дверь обрушилась в комнату, осыпав пылающими головешками стулья, скатерть, буфет, полки с книгами. Кроваво-красный ревущий огонь ворвался в столовую, Джербану едва не задохнулась в яростном вихре дыма.

Она захлопнула дверь, задвинула засов и, подобрав нижнюю юбку выше мясистых колен, бросилась бежать. Дом загудел под ее тяжелыми плоскостопными ногами. Кашляя и чихая, влетела она в спальню Фредди и Путли. Здесь дыма было меньше. Вышибая стекла, выскочила Джербану на полукруглый балкончик, повисший высоко над улицей.

Она впервые оказалась перед такой толпой — внизу волновалось, колыхалось, двигалось море голов. Вцепившись в кованые балконные перила, Джербану издала истошный вопль.

Потрясенная толпа разом повернулась на крики и ответила многоголосым согласным ревом — люди не подозревали, что в доме кто-то есть.

Чумазые уличные мальчишки задрали восторженные лица к балкону — проказливые и неуемные мальчишечьи боги даровали им сегодня редкостное зрелище: жирная старуха с задранной юбкой мечется высоко над улицей и орет благим матом.