Огнетушитель для дракона

Что-то рявкнуло:

– Ражлеталишь тут, рашполжались! Нечего зашорять моё болото вшяким мушором! Никакой экологии. Репа ржавая, коншервная банка-перерошток, брышь отшедова, чтоб я тебя тут не видела!

Я прочистил залепленные илом глаза.

Нечто зеленовато-бурое в пятнах, похожее на десантника в камуфляжной форме, стояло рядом, брызжа слюной и тиной пополам с ругательствами, и сматывало в клубок тонкую верёвочку с небольшим, на первый взгляд, крючком. Неужели меня выловили, как рыбу? Предположим, хотя грузила я не заметил. Да и какое ж это должно быть грузило! Но как это скрюченное существо вытащило батискаф?!

Дальше, за спиной существа бугрились остатки обширного луга на берегу болотины – сырого, поросшего осокой и жёлтыми кувшинками. Собственно, о луге напоминали только травяные кочки по краям широкой борозды, заканчивающейся воронкой, саженей пять в диаметре. От воронки до трясины оставалось ещё приличное расстояние. Я готов был поклясться: когда батискаф катился в болото, этой воронки не было, иначе он, то есть я, в ней бы и застрял.

– Надо же, такая большая башка – и такая тупая, – продолжало ругаться существо. – Наутилуш ржавый, пампилиуш фигофф! Вщя иж-жа тебя перепачкалашь. Нет, ты глянь, Горыхрыч, на этот чемодан ш гербами, где и выишкал такую иноформу, а? – потрясая кулаками, существо сверкнуло глазками куда-то поверх меня.

Мне показалось, или тут кто-то вспомянул деда? Я перевалился с колеса на колесо, разворачиваясь. Ось подломилась, и карета осела на бок. И было от чего: сзади стояла избушка на курьих ножках, украшенная водорослями и торфяными разводами. С мощных лап стекала бурая жижа, лодки на крыше не было, но камуфляжная армейская сеть так же кокетливо висела на трубе. В крохотном чердачном окошке с любопытством озиралась огромная, с петуха, кукушка, завершая сходство бревенчатого домика со старыми механическими часами без циферблата.

– Ку-ку-карр-ку дуррак-ку! – чердачная кукушка то ли каркнула, то ли кукарекнула, то ли злобно облаяла и юркнула восвояси. За ней раздражённо хлопнул ставень.

Я закрыл глаза, надеясь, что посмертный кошмар развеется, но успел заметить, как расплылись в улыбке ставни нижнего окна с вырезанным по центру ромбом. Услышал такой родной дедов голос:

– Ну, ты, внучек, без скорлупы родился, повезло тебе! Йага, кончай причитать. Жив мальчишка, не зря торопились.

Всё. Слава небесам, загробная жизнь существует, и дед пришёл встретить мою душу у порога. Вот только никто не предупредил меня, что призраки драконов способны являться в иноформе. Прищурившись, я разглядел под напущенным мороком очертания нелепой дедовой фигуры с широченными плечами и тонкой шеей.

– Дед, это ты? – заикаясь от волнения, спросил я. – Это ты жив или я умер? Ты же сгорел на моих глазах!

– Что-о? – куриная лапа пребольно ухватила карету за угол, убедив меня в реальности происходящего. – С чего бы нам с тобой помирать?

– Да что твоему деду жделаетшя! – подмигнуло существо, похожее на кикимору, обтёрло рукавом вышитой сорочки грязь с лица и оказалось близнецом леди Йаги – один в один, включая завитые крашеные когти, узкие штаны, перепачканные тиной, и медвежью душегрейку с костяными фенечками и красными бусами. – Школько веков его проклинала – вшё ишо жив-ждоров, никакая лихорадка не берет!

Отличия во внешности всё же наблюдались: у этой бабки длинные седые космы были украшены водорослями, а на ногах до бёдер натянуты болотные сапоги. Одна нога подозрительно болталась в широченной, постоянно сползающей ботфорте, и бабка то и дело поправляла раструб голенища.

Я не знал, что и думать. Если верить царскому указу, мама должна сейчас быть в Гнезде и готовиться к брачной церемонии. Почему она тут? Опять сбежала?

– Мама? – на всякий случай спросил я.

– И папа! И брат, и шештра, – фыркнула старуха, брякнули птичьи черепа и медвежьи когти в ожерелье. – Нашёл маму! Горыхрыч, он у тебя, чаем, ш шеновала не падал?

– При мне ни разу, – избушка, озабоченно склонив крышу, прошлась по остаткам луговой травы. – Может, это у него последствия кислородного голодания после болота? Гор, неужели ты не помнишь свою няню?

– А разве у меня была няня?

– Дык, княжичам положена по статусу.

Бабка обидчиво поджала губы:

– Кому-то и няня, а некоторым утопленникам – Йага Коштевна.

– Йага тебя высиживала, – сказал дед, подмигнув ромбиками, вырезанными в ставнях окна. – С тех пор, правда, вы и не виделись.

Всё понятно. Теперь я знаю, кто навёл на меня порчу ещё в яйце, если меня высиживала такая дремучая ведьма. Мама взяла за образец далеко не лучшую антропоидную форму жизни. Или там была тоже не мама? Я совсем запутался в этих старухах.

– Как это не виделись, дед, если мы с леди Йагой Коштевной вчера встречались.

– Коштевной, – поправила бабка.

– Так я и говорю…

Дед не выдержал:

– Костевна она. Йаганна Костевна, в замужестве Бабай. И вообще, внучек, будь почтительней, мне за тебя стыдно. Всё-таки леди Йаганна тут в тайге хозяйка. Королева.

Бабка презрительно фыркнула, но седой колтун на голове поправила, вычесав витыми когтями пригоршню водорослей. Тоже мне, королева нашлась… А дед снова удивил меня:

– Гор, мы с Йагой три дня вместе путешествуем, не мог ты её вчера видеть.

– Бред какой! – у меня опять подкосились колёса. Вот чего я не мог – так это понять, как Горыхрыч оказался жив после смерти, да ещё и после обряда очищения земли от его праха. Деда растёрли в пыль, даже не дав мне прикоснуться к его памяти, собранной после моего рождения.

– Воистину, бред, – согласился Горыхрыч. – Расскажи-ка, внучек, где и когда ты так упал и ушибся. Только быстро – десантники лес прочёсывают, уже близко подошли.

Либо у деда обширный склероз, на три головы хватит, либо передо мной не Горыхрыч, а искусная подделка. Хотя ничем от вчерашней избушки он не отличался. Разве что… ромбами на ставнях вместо легкомысленных сердечек. Но если это дед, то кого вчера мы с Юем убили совместными усилиями? Я стал маниакальней самого Ррамона:

– Сначала докажи, что ты именно мой дед, Змей Горыхрыч Велесов.

Кукушка от изумления вывалилась из чердачного окна:

– Ку-как?

– Да хотя бы так: какой псевдоним я тебе предложил?

Избушка сплюнула в воронку молнией.

– Тьфу! И я ещё его растил, ночей не спал. Экий ты, внучек, Иуда – от деда отрекаешься! Ты два предлагал: Смей и Зимей. Ты, кстати, папку мою не потерял ещё?

Я отрицательно качнул головой, но папку демонстрировать не стал.

М-да. Нужен другой тест. Наш с дедом разговор у царских палат могли и подслушать. Я покопался в родовой памяти деда. Что-то бы такое спросить, о чём никто на свете знать не мог, кроме него самого. Да вот хотя бы истинную причину его отречения от княжеской короны в пользу моего отца. Официальную дед объявил ещё до моего рождения: пострижение в тибетский монастырь. Но вернулся он не постриженным – грозные боевые шипы по-прежнему украшали его хвост и гребень. Где пропадал Горыхрыч этот год, никто не знал. Об этом я и спросил.