Огни Небес
Шрифт:
Эгвейн не обратила внимания на то, что ее перебили:
— ...и ты лжешь себе. Помнишь, что ты заставила меня выпить, когда я в последний раз тебе соврала? — В руке девушки вдруг появилась чашка, до краев полная вязкой тошнотворно зеленой жидкости. Вид у нее был такой, точно ее зачерпнули из мерзостного застоявшегося пруда. — В тот единственный раз, когда я вообще тебе соврала. Вкус этой гадости мне запомнился надолго. До сих пор не забыла. А если ты даже себе не можешь сказать правды...
Найнив невольно попятилась. Разваренный кошачий папоротник и растертый в порошок листознай — язык у Найнив свела судорога при одной мысли об этом мерзком пойле.
— На самом-то деле я и не врала. — Зачем же тогда она оправдывается? Я просто не сказала всей правды. — Я
Чашка исчезла, и Найнив облегченно перевела дыхание. Глупая, безмозглая женщина! Не могла же она заставить меня это выпить! Да что с тобой случилось?
— Нам надо решить, — проговорила Эгвейн как ни в чем не бывало, — кому сказать. Морейн непременно должна обо всем узнать, и Ранд тоже, но если еще кто-то хоть краем уха прослышит... Айильцы — народ странный и в своем отношении к Айз Седай не менее чудной, чем во всем прочем. Думаю, они последуют за Рандом как за Тем-Кто-Пришел-с-Рассветом, вопреки всему, но когда они узнают, что Белая Башня настроена против него, может, рвения у них поубавится.
— Рано или поздно они узнают, — пробормотала Найнив. Она ни за что не заставила бы меня выпить эту мерзость!
— Лучше позже, чем раньше, Найнив. Так что держи себя в руках, не взорвись и в следующую встречу не выложи все напрямик Хранительницам. По правде говоря, лучше тебе вообще не заикаться об этом посещении Башни. Может, тогда удастся сохранить тайну.
— Ну не дура же я, — натянуто проговорила Найнив и почувствовала, как в ней медленно поднимается горькая волна, когда Эгвейн изогнула бровь, глядя на подругу. Она не собирается говорить Хранительницам Мудрости об этом посещении. Нет, даже за глаза не просто пренебрегать ими. Ничего подобного. И она не пытается выставлять случившееся в лучшем свете. Несправедливо, что Эгвейн можно отправляться в Тел'аран'риод, когда ей вздумается, а самой Найнив приходится мириться с нотациями и запугиваниями.
— Знаю, что не дура, — сказала Эгвейн. — Если только характер над тобой верх не берет. Держи свой нрав в узде и не теряй головы, если ты права насчет Отрекшихся, особенно Могидин. — Найнив ожгла ее взглядом, открыла было рот, собираясь сказать, что вполне способна держать себя в руках и что уши Эгвейн оторвет, коли та считает иначе, но девушка не дала ей заговорить: — Мы должны узнать об этой встрече Голубых сестер, Найнив. Если они против Элайды, то может быть — подчеркиваю, может быть, — они поддержат Ранда, как это делала Суан. Было там про городок какой-нибудь или деревню? Хотя бы о какой стране речь шла?
— По-моему... Нет, не вспомнить. — Найнив боролась с собой, избавляясь от оборонительных ноток в своем голосе. Свет, я во всем призналась, выставила себя полной дурой, и от этого все только хуже стало! — Я постараюсь.
— Хорошо. Мы обязаны отыскать их, Найнив. — Несколько мгновений Эгвейн пристально смотрела на подругу, а та молчала, стараясь не повторяться. — Найнив, поосторожней с Могидин. Не носись повсюду, будто медведь весной после спячки, только потому, что она улизнула от тебя в Танчико.
— Я не дура, Эгвейн, — с опаской промолвила Найнив. Сдерживаться было не так-то легко, но коли Эгвейн станет ее игнорировать или хмуриться, ничего хорошего не получится. Найнив и без того в дурацком положении, а тогда рискует сесть в еще большую лужу.
— Знаю. Ты уже говорила. Только не забывай этого. И будь осторожна.
На этот раз Эгвейн не стала растворяться в воздухе; она исчезла столь же неожиданно, как и Бергитте.
Найнив
уставилась на то место, где мгновение назад стояла девушка, мысленно повторяя все, что хотела и что следовало бы сказать Эгвейн. Наконец до нее дошло: она может простоять тут всю ночь, к тому же сколько ни тверди, говорить-то уже поздно. Тихонько бурча, Найнив шагнула из Тел'аран'риода обратно в свою кровать в Сиенде.Глаза Эгвейн разом открылись. Почти полную темноту нарушало лишь слабое лунное сияние, пробивающееся сквозь дымоходное отверстие. Она обрадовалась, что лежит под несколькими одеялами, — огонь погас, и морозный холод затопил палатку. Над лицом девушки туманным облачком вилось дыхание. Не поднимая головы, она окинула взглядом палатку. Хранительниц Мудрости нет. Она по-прежнему одна.
Во время своих одиночных прогулок по Тел'аран'риоду Эгвейн больше всего боялась одного: вернувшись, обнаружить, что ее дожидается Эмис или еще кто-то из Хранительниц. А может, больше всего ее страшило не это — опасности в Мире Снов были и вправду так велики, как Эгвейн описывала Найнив. Тем не менее такого исхода девушка очень боялась. И вовсе не наказание пугало ее, хоть на них Бэйр и не скупилась. Если бы, проснувшись, Эгвейн увидела глядящую на нее Хранительницу, она любое наказание приняла бы с радостью. Но чуть ли не в самом начале Эмис предупредила: если Эгвейн войдет в Тел'аран'риод без провожатой, Хранительницы откажутся ее обучать и отошлют прочь. Худшего наказания для девушки было не выдумать. Но, невзирая ни на что, Эгвейн рвалась вперед. Как ни быстро ее учили, темп казался ей слишком медленным. Она хотела знать все — все и сейчас.
Направив Силу, Эгвейн запалила лампы и развела огонь в очажке. Гореть там было уже нечему, но девушка связала плетение, и языки пламени заиграли сами собой. Эгвейн лежала, наблюдая за облачками, слетавшими у нее с губ, и ждала, пока воздух в палатке согреется, чтобы можно было одеться. Уже поздно, но Морейн, возможно, еще не спит.
То, что случилось с Найнив, по-прежнему удивляло Эгвейн. По-моему, надави я сильнее, она бы и впрямь выпила. Эгвейн очень боялась, ведь Найнив могла догадаться, что никто из Хранительниц не разрешал ученице прогуливаться в одиночку по Миру Снов. Эгвейн была уверена, что краска смущения непременно выдаст ее, поэтому думала только об одном: не позволить заговорить Найнив, не дать той выжать правду. И Эгвейн не сомневалась, что Найнив все равно отыщет выход — кто бы ей запретил выдать Эгвейн и заявить, что все это лишь для ее же собственного блага? Оставалось поэтому одно говорить и говорить, стараясь сосредоточить все внимание Найнив на том, что неверного сделала она сама. И как бы сильно ни рассердила ее Найнив, Эгвейн, кажется, ни разу не сорвалась на крик. И как ни удивительно, каким-то образом в этот раз Эгвейн взяла верх.
Хотя, если задуматься, Морейн нечасто повышала голос, а когда это случалось, добивалась много меньшего, чем ей хотелось. Так было и задолго до того, как она начала так странно вести себя с Рандом. Хранительницы Мудрости тоже ни на кого не кричали — разве что иногда друг на друга. И, сколько бы Хранительницы ни ворчали, что вожди, мол, больше их не слушают, они, по-видимому, с прежним успехом гнут свою линию. Есть старая поговорка, которую Эгвейн раньше совсем не понимала: «Тот силится услышать шепот, кто крика слышать не желает». Больше она на Ранда кричать не станет. Тихий, твердый, подобающий настоящей женщине голос — вот что главное. Тогда, выходит, и на Найнив ей орать не следует: она ведь женщина, а не раскапризничавшаяся девчонка.
Эгвейн поймала себя на том, что хихикает. Тем паче не нужно повышать голос на Найнив, раз негромкие слова возымели на нее такое действие.
Наконец в палатке вроде бы стало потеплее, и Эгвейн, вскочив на ноги, принялась быстро-быстро одеваться. Однако ей все-таки пришлось разбить ледок в кувшине с водой, и она протерла глаза ото сна и сполоснула рот. Набросив на плечи плотный темный шерстяной плащ, девушка развязала жилки Огня оставлять их соединенными нельзя. Огонь — стихия весьма опасная и сама по себе. Когда Эгвейн выскочила из палатки, пламя в очаге исчезло. Девушка торопливо зашагала по лагерю; холод сжал ее, точно ледяные тиски.