Огни в бухте (Дилогия о С М Кирове - 2)

– Это правда - определенно везет!
– сказал Богомолов.
– Если я сам даже не смогу работать, то меня прекрасно заменит Петрович. Бухту он знает не хуже меня, практик он большой... ну, и карты ему в руки.

Киров сделал вид, что не понял Богомолова, поздравил его с приездом помощника Петровича (он подчеркнул - помощника), спросил, как нравится ему субботник, что, по его мнению, надо сделать еще.

– Для начала - хорошо. Работают дружно. С песней. Прямо удивительно. Если сумеем преодолеть трудности, а их много, то дело у нас быстро подвинется вперед.

– Какие трудности?
– Киров оперся на лопату.

– Ряд трудностей, Сергей Миронович.

– Говорите смелее! Вместе с Серебровским мы тут же разрешим все вопросы. Что вам необходимо? В чем особенно нуждаетесь?

– Как быть с рельсами и шпалами? Их очень мало, и ветку не дотянуть до Ковша.

– Рельсы и шпалы надо перебрасывать с места на место. Сделали работу на одном участке - перебрасывайте на другой. Рабочая сила на это дело найдется. Ну, а потом кое-что самим надо подыскать. Мне помнится, порядочно рельсов валялось на Петровской площади. Если они принадлежат частнику, можно будет купить, в крайнем случае - конфисковать. Для бухты мы ни перед чем не остановимся. Ни перед чем! Еще что?

– Да мало ли всяких мелочей, - смущенно ответил Богомолов и стал тростью чертить на песке замысловатые фигуры.

– Давайте, Павел Николаевич, договоримся: когда я или Серебровский будем бывать здесь, то можно и нужно обращаться к нам по всем вопросам.

– Да не всегда это удобно, Сергей Миронович.

– Ну что же, в таком случае инициативу я буду брать на себя, - сказал Серебровский.
– Согласны?

– Согласен, - усмехнулся Богомолов.
– Хотя бы в первое время. А там будет видно.

– Хорошо, что эта договоренность не относится ко мне.
– Петрович с хитрецой посмотрел на Серебровского.
– Я-то уж вам покоя не дам.

– Кстати, его никогда у меня и не было. С самого детства!..
– с грустью ответил ему Серебровский.

Киров взял Богомолова под руку, и они вчетвером направились берегом Ковша.

Вода в Ковше была покрыта густым слоем нефти. На ржавых цепях покачивались лодки нефтяников, и среди них та, небольшая, на которой в ту памятную ночь Зейнал зажигал газовые фонтаны в бухте.

Киров долго и сосредоточенно смотрел на горловину Ковша.

– Неужели нельзя что-нибудь придумать такое... чтобы одним махом покончить с Ковшом?
– задумчиво произнес он.
– Землесосом долго засыпать.

– Что же тут придумаете, Сергей Миронович?
– ответил Богомолов, опершись двумя руками на трость.
– Видимо, надо засыпать.

– Жаль! Я бы поддержал любое смелое начинание.

– Мне помнится, - сказал Петрович, - это было давно, в начале работ на бухте, тому минуло, пожалуй, лет пятнадцать, геологи говорили, что основной нефтеносный пласт Биби-Эйбата как раз проходит под Ковшом.

– Мне это ясно и без геологов. Не может же нефтеносный пласт обрываться перед самым Ковшом? Несомненно, пласт проходит по дну моря, и как раз под Ковшом. Ты посмотри, как кучно собраны промыслы "старой площади" на одном уровне с Ковшом... Нет, нефтепромышленники совсем не были дураками!..
– сказал Киров.
– Предприимчивости у них хватало... и капиталу, пожалуй, было больше нашего, и энергии было достаточно, но вот раздоры, конкуренция - это и была палка в колеса. У нас же с вами не личные интересы, не интересы одного Павла Николаевича и не мои, Кирова, или Серебровского интересы. Здесь интересы всего нашего народа, всей страны. Интересы нашего настоящего и нашего будущего, а потому и другой подход ко всей бухтинской проблеме.

– Государственный подход, - сказал Богомолов.
– Так я вас понимаю?

– Вот именно, Павел Николаевич!

Киров и Петрович направились к землекопам, а Серебровский с Богомоловым - в северную часть бухты.

Серебровский осторожно вел под руку Богомолова по рытвинам и ухабам бухты. Вскоре они оба умаялись и шли неторопливо, часто останавливаясь и переводя дыхание. Серебровский Богомолову был симпатичен. Если бы у него сейчас спросили - чем, он вряд ли ответил бы. Но, видимо, и мягкостью характера, которая в нем угадывалась, и знанием дела, что в человеке он ценил выше всего. Ах, как ему хотелось быть зрячим и увидеть человека, который шел с ним рядом и мог так поэтично говорить о нефти, о бухте, о настоящем и будущем не только нефтяной промышленности Баку, но и всей страны.

– Скажите, Александр Павлович, вы случайно не инженер?

– Инженер, инженер-механик. Хотя по специальности мне почти что не пришлось работать, - с сожалением ответил Серебровский.

– Кончали в Петербурге?

– Начинал в Петербурге! В Технологическом. Но был арестован и выслан в Уфу.

– За что же?
– Богомолов остановился.

– Видимо, за революционную работу, - рассмеялся Серебровский.
– За что же тогда студентов высылали из столицы?

– Ах, вот оно что!
– Богомолов покачал головой и постучал тростью. И в каком это было году?

– Давно, в тысяча девятьсот втором. Тогда я был семнадцатилетним мальчишкой!

– Но революционную работу, догадываюсь, не бросили?

– Нет, зачем же... Наоборот, в Уфе я вступил в партию и всю свою жизнь связал с партией.

– Значит, вы в прошлом - профессиональный революционер?

– Да, так выходит, Павел Николаевич.

– И в тюрьмах сидели, наверное?

– К тому же - многократно. И в ссылке был. Работать ведь мне приходилось в разных городах, в разных условиях, куда пошлет партия.

– Например?

– Ну, Москва, Иваново-Вознесенск, Николаев, Одесса, Уфа и даже Баку.

– И даже Баку?

– Да, Баку, это было в девятьсот пятом году. Работал я тогда в Балахано-Сабунчинском районе. Но после августовской стачки вернулся в Петербург. О продолжении учения, Павел Николаевич, конечно, не могло быть и речи. Работал на Путиловском заводе. От завода потом был избран членом Исполкома Совета рабочих депутатов.

Серебровский поймал себя на мысли, что вопросы Богомолова как-то удивительно располагают его к откровенности. Может быть, потому, что они коллеги, оба инженеры? Нет, видимо, просто хорошо расположены друг к другу. В Богомолове есть что-то романтическое и загадочное. Возможно, что такое же чувство и он вызывает у него? Наверное, уж азнефтинские инженеры рассказали о нем всякие небылицы.

– А дальше как у вас сложилась судьба?
– Богомолов двинулся вперед, нащупывая себе тростью дорогу, но Серебровский взял его под руку.

– Снова сидел в тюрьме, Павел Николаевич. Потом перевозил для нужд революции оружие из Финляндии. Но в конце девятьсот восьмого года вынужден был уехать за границу: боялся нового ареста и ссылки. На первое время поселился в Париже. Здесь мне довелось некоторое время работать с Лениным.

– С самим-самим Лениным? Владимиром Ильичем?

– Да, с Владимиром Ильичем... Впервые я с ним встретился в Петербурге... По настоянию Владимира Ильича потом я из Парижа переехал в Брюссель, поступил в Высшее техническое училище. Помню, он говорил, что, когда будет свергнуто самодержавие, рабочему классу понадобится своя техническая интеллигенция, и советовал мне не терять времени - учиться. Со званием инженера-механика я через несколько лет и вернулся нелегально в Россию.