Огонь - огнём

Рон не мог винить Гарри за это или делать вид, что удивлён его поведением. Последние два года Гарри вообще нельзя было назвать разговорчивым, а уж в прошлом семестре - особенно. Возможно, это началось со смерти Седрика Диггори, о которой он предпочитал вообще не говорить, а потом - покатилось как снежный ком. И то, что Рон и Гермиона в те дни больше интересовались друг другом, чем Гарри, только этому поспособствовало.

Невозможно избавиться от угрызений совести. Конечно, Гермиона просто неотразима (когда не пытается свести его с ума), но всё равно он мог бы уделять больше внимания лучшему другу. Оба должны были. Ведь они начали дружить втроём, и вытеснять Гарри из их компании было несправедливо. Естественно, Рон и Гермиона не могли изменить свои чувства друг к другу, но… им нужно было быть внимательнее. Хотя ещё не поздно исправиться, ведь так?

Рон посмотрел на Гарри, который потягивал виски, что втихаря купила ему Тонкс. Никто не возражал, хотя Рон мог бы поклясться, что и ему и Гермионе не светило ничего, кроме сливочного пива. Ох, ладно. Всё равно по лицу Гарри не скажешь, что ему нравится вкус.

– Я ведь был только на втором курсе в то время, когда вы уже учились на седьмом, - говорил тем временем Шэклболт Люпину, - я уверен, ты и не помнишь меня…

– Эмм, - вежливо промычал Люпин.

– Да чего уж там, - сказал Шэклболт с добродушной улыбкой, - к тому же, я ведь был на Рэйвенкло. Но вас четверых я знал. Все знали. Мы смотрели на вас с трепетом, особенно на Блэка. Он был такой весёлый, всегда смешил нас - младших.

Люпин улыбнулся.

– Я уверен, он делал это специально. Говори о Сириусе что хочешь, ему всегда нравилось, когда его обожали.

– В последнее время уже нет, - сказал Гарри тихо, но все повернулись и посмотрели на него. В уголках его губ застыла горькая усмешка.
– После того как Министерство сняло с Сириуса обвинения, влюблённые волшебницы завалили его знаками внимания. По-моему, это его пугало.

Люпин тихо засмеялся.

– Ты шутишь. Он ещё в школе привык быть объектом поклонения. Конечно, потом, наверное, немного отвык… - голос Люпина внезапно сорвался, но Рону показалось, что он слышит невысказанные слова: «отвык, за 12 лет тюрьмы, куда угодил за преступление, которого не совершал, а теперь он мёртв и уже никогда не сможет снова «привыкнуть».

Наверное, присутствующие подумали о том же, потому что теперь все внимательно разглядывали столешницу. А потом Гарри сказал то, что Рон больше всего боялся от него услышать:

– Это моя вина. Я должен был остаться с ним.

– Гарри, нет!
– в один голос воскликнули Гермиона и Люпин.

Мгновение спустя Люпин продолжил:

– Я хочу пресечь эту глупость с самого начала. Ты ничего не смог бы сделать. Сириус хотел, чтобы ты был в безопасности. Этого он желал более всего.

Гарри оттолкнул от себя стакан с виски, и его губы сжались.

– Я бы и так был в безопасности. Ведь авроры знали, что поступил сигнал тревоги, правда?
– он выразительно посмотрел на Тонкс и Шэклболта, которые явно чувствовали себя не в своей тарелке.
– Я не должен был бежать. Я должен был остаться и помочь, тогда он смог бы продержаться дольше. До тех пор пока не появились бы вы.

– Может быть, ты и прав, - сказал Люпин. Гермиона ахнула, а Рон подумал, что Римус, наверное, сошел с ума. Это было совсем не то, что Гарри должен был сейчас услышать.
– А может быть, и нет, - тем временем продолжал Люпин.
– Мы не знаем наверняка, Гарри. Вы могли выжить оба, но также могли оба попасть в плен, и это было бы гораздо хуже. Подумай об этом. Даже такой рисковый человек как Сириус и то понимал, что мы не можем дать ни единого шанса подобному исходу. Это тебе о чём-нибудь говорит?

Рон подумал, что Люпин разговаривает с Гарри ужасно холодно и бесстрастно, как будто объясняет аспекты защиты в шахматной стратегии. Но оказалось, что логические доводы подействовали. Гарри уже не выглядел таким бледным и перестал дрожать, хотя его губы по-прежнему были сжаты, а в глазах застыло подавленное и безучастное выражение.

– Сириус не знал всего, - начал он, - он понятия не имел, на что я способен, а на что нет. Так же как и вы. Я знаю, что все стремятся защитить меня. Но я хочу, чтобы вы вначале спрашивали - чего желаю я.

– Сейчас речь не о том, чего желаешь ты, Гарри, - произнесла Гермиона взволнованно.
– Профессор Люпин прав (Рон с трудом удержался от того, чтобы не застонать). «Неужели она не понимает, что сейчас не время говорить об этом», - думал Рон, но, видимо, Гермиона действительно не понимала.
– Ты-Знаешь-Кто рыщет вокруг, - сказала она, понизив голос, - он выпустил Упивающихся смертью из Азкабана, и никто из нас не может делать то, что хочет, мы должны думать о том, что лучше для всех…

– Легко тебе говорить, - сказал Гарри холодно, но Гермиона продолжала, как будто не слышала его.

– А для всех будет лучше, если ты останешься жив. И это ещё не всё, Гарри. Разве ты не знаешь, что все мы заботимся о тебе? Мы хотим, чтобы ты был в безопасности. Мы…

– Мне кажется, ты сказала, что это не то, чего хотелось бы лично тебе, - выкрикнул Гарри.
– Прекрасно. Я понял. В любом случае это теперь неважно. Я жив, а Сириус умер.

– Гарри… - начал Люпин.

– Я ничего не могу с этим поделать. Я не могу вернуть его. Если бы я мог. Но… - пальцы Гарри сжались в кулаки, - но такого больше не случится.

Рон ощутил, как по его спине пробежали мурашки.

– Успокойся, дружище, - сказал он.
– Послушай, ты сейчас расстроен, но эта чёртова война продолжается и ты не можешь утверждать, что не случится снова… чего-нибудь подобного.
– Он не хотел ни произносить слово «смерть», ни говорить, что «кто-то ещё умрёт», ни того, что Сириус был лишь одной из жертв.

– Не могу?
– губы Гарри изогнулись в усмешке почти столь же выразительной, как снейповская.

– Нет, не можешь, - выкрикнула Гермиона.
– Что ты собираешься делать? Сразиться один на один с Сам-Знаешь-Кем?
– она выглядела испуганной.
– Будет лучше, если ты не станешь думать ни о чём подобном…

– Я и не собираюсь. Меня тошнит оттого, что все считают, будто знают, о чём я думаю. Но этого никогда больше не случится. Никогда.
– И, прежде чем Рон успел понять, что это всё, черт возьми, значит, Гарри поднялся со своего места.
– Извините. Мне кажется, я должен вернуться в Хогвартс. Не очень люблю вечеринки.

Тонкс вскочила так быстро, что ударилась коленкой о стол.

– О!
– простонала она.
– Конечно, Гарри, мы понимаем… Сегодня был трудный день для всех нас и особенно для тебя. Я не хотела, - её голос сорвался, - конечно, иди.

– Нам всем пора, - сказал Шэклболт.
– Сейчас никому не следует болтаться поодиночке; кроме того, уже темнеет.

В Хогвартс возвращались в напряжённом молчании. Тонкс, Шэклболт и Люпин внимательно следили за обстановкой вокруг, предоставив Рону и Гермионе развлекать Гарри. Проблема заключалась в том, что когда Гарри овладевали подобные настроения, развлечь его было невозможно - так же как пощекотать спину ощетинившегося ежа. Рон совершенно не представлял, что сказать, и, судя по воцарившейся гробовой тишине, Гермиона тоже. Гарри выглядел так, словно находился в каком-то своём мире. Он отрешённо смотрел вдаль, будто мог видеть нечто, недоступное остальным.