Огонь с небес

Появиться здесь – было в какой-то степени вызовом. Но с другой стороны, именно здесь нас бы и не тронули: потому что – кто такие заговорщики? Это подонки, отщепенцы, предатели. Их мало, очень мало, и, если бы они посмели открыто высказать свои взгляды и убеждения, их бы просто разорвали на части. Они и пошли-то на заговор потому, что легально им просто «не светит» – никто их не поймет, никто не согласится. Так что здесь – самое место.

Место Араб заказал с самого утра, иначе бы не нашлось. Как только мы заняли его, к нам подлетел половой-узбек.

– Слушаю, господа хорошие…

Вот этот вот все-таки китч – купеческое «господа хорошие» и половой – типичный молодой узбек – наверное, и привлекали сюда людей. В мире, где все поставлено с ног на голову – это вполне даже нормальное место…

– Стол на троих… – начал распоряжаться Араб на русском, – третий подойдет. Китайский лагман на первое – по большой тарелке. Дальше чучвару и ачич-кудук. И чая. Зеленого чая, побольше. К каждому блюду.

– Да мы не съедим… – усомнился я

– Еще добавки попросим, – безапелляционно заявил Араб. – Давай, бача, сделай красиво…

– Сей момент, господа хорошие… – узбек побежал на кухню.

Оркестра тут не было – живой музыки вообще не было, как и сцены. Когда-то была, еще в восьмидесятые, помнят и говорят, что тут выступали лучшие современные ансамбли Туркестана. Играли совершенно нетипичный для этого места джаз, блюз, даже рок. Но если когда-то сцена здесь и была, то сейчас не было, ее снесли, чтобы увеличить вместимость зала. Мест не хватало практически всегда, но у Араба, видимо, были здесь подвязки.

Невидимые колонки развлекали гостей музыкой. Играли новый вариант «На сопках Маньчжурии».

Тихо вокруг. Сопки покрыты мглой. Вот из-за туч блеснула луна, Могилы хранят покой. Белеют кресты — Это герои спят. Прошлого тени кружатся вновь, О жертвах боев твердят. Тихо вокруг, Ветер туман унес, На сопках маньчжурских воины спят И русских не слышат слез. Плачет, плачет мать родная, Плачет молодая жена, Плачут все, как один человек, Злой рок и судьбу кляня. Пусть гаолян Вам навевает сны, Спите, герои русской земли, Отчизны родной сыны. Вы пали за Русь, Погибли за Отчизну. Но верьте, мы за вас отомстим И справим мы славную тризну.

Этот вариант появился в тридцатые годы после второй русско-японской, когда нам удалось отвоевать Желтороссию, прекратить продвижение японцев в районе Внутренней Монголии – но не удалось нанести поражение японскому флоту и вернуть половину Сахалина. Предыдущий вариант, классический, был одновременно и слишком длинным, и слишком надрывным, даже антигосударственным. Совсем не победным.

Как-то мы разучились побеждать, вам не кажется? Заканчивать войну победой. Война превратилась для нас в работу, которой нет ни конца ни края…

Принесли китайский лагман, как раз кстати. Густой и насыщенный суп, но не слишком острый, китайский его вариант. В самый раз, потому что плов, который мы отведали, был на самом деле слишком острым, заставляющим тяжело отдыхиваться…

– Ждем?

Араб посмотрел на часы, махнул рукой.

– Опоздал, засранец. Сам виноват…

Словно отвечая на эти слова, на пороге появился Аскер, одетый во все местное, с короткой бородкой, загорелый. Начал протискиваться к нам – столы здесь стояли плотно…

– Салам алейкум. Не опоздал?

– Опоздал, – сказал Араб.

– Ну, бакхена гварим [10] , как говорится…

Он присел, как и мы, за стол, махнул рукой, чтобы несли…

– Что нового?

– По телику вальсы передают.

– Вальсы?!

– Так точно, вальсы. Изволите слышать…

Я вдруг понял, что «На сопках Маньчжурии» – это и есть вальс, который передают по центральному телевидению. Зело плохо, зело плохо, господа. Когда по национальному телевидению начинают передавать один вальс – жди беды.

10

Прошу прощения (пушту).

– А Интернет?

– Отрублен. Просим прощения, работы, связанные с предотвращением массированной вирусной атаки.

– Идиотизм…

– Он самый.

– Ладно. Что на местах?

– На местах движуха… – Аскер начал жадно поглощать лагман. – Причем движуха нездоровая. Те люди, о которых я вам говорил, – ну, поняли. Так вот – их тайно вывели к аэродромам взлета. Вот только проблема – аэродромов-то не стало.

– Твои все отошли?

– Обижаете. Мы даже старались не лишкануть. Свое все-таки. Денег стоит. По движкам пострелять пришлось, правда.

Классические операции спецназа, как в учебнике. Патрон к винтовке калибра двенадцать и семь или четырнадцать и пять стоит от полутора до четырех рублей. Но этот же патрон, выпущенный в стоящий на аэродроме самолет, может вызвать миллионный ущерб, а в заправочный терминал – миллиардный. Истребитель-бомбардировщик – грозная штука в воздухе, но на земле всего лишь мишень. Один точный выстрел в двигатель – и он как минимум на день прикован к земле, а техники будут суматошно менять двигатель и не смогут заняться ничем иным. А если выведены из строя все самолеты, то придется заказывать и ждать запчасти.

– А что прикрытие? – поинтересовался я чисто из профессионального интереса.

– Пфе… – презрительно сказал Аскер, – детский сад, штаны на лямках. Таких только дрючить и дрючить. Только в двух случаях нас обнаружили и ни в одном из них – не попали. Козлы.

Да уж…

– Они могут вылететь гражданским рейсом, – предположил Араб, – реквизировать самолет.

– Не могут. Утром у главного терминала нашли заминированную машину. Разминируют. И кто-то позвонил и сообщил о бомбах в самом терминале. До вечера, наверное, проищут. С собаками.

Ну, вот и… ладушки. Те, кто все это затеял, думали, что все пройдет на ура, но ошиблись в одном. До этого – они сами подсыпали песочку в работающий механизм, вредили и выигрывали на этом. Теперь – они оказались на другой стороне баррикад, в роли тех, кому вредят. Звонок с сообщением об акте терроризма, парализовавший аэропорт, обстрелянная и разрушенная взлетная полоса, поврежденные самолеты. Ну как, господа, хорошо? Нормально себя чувствуете?

То ли еще будет…

Узбек нес нам чучвару – разновидность пельменей, только они меньше, чем русские, мясо тут без свинины, рубленное ножом, а не прокрученное, и подаются они в бульоне, со столовым уксусом и острыми приправами, – как вдруг глаза его уставились куда-то за нас, он что-то увидел за фонтаном, что-то, что привело его в совершеннейший ужас. И я крикнул «Атас!», как в мальчишеском детстве, на одесских и константинопольских улицах, и толкнул моих друзей, потому что я сидел лицом к узбеку и увидел это первым…