Огонь в океане
Шрифт:
— Не отказывайся. Разве можно с семьей так переселяться? — Тут высокий подбросил в руках пухлый кошелек. — Деньги очень старые, не знаю, имеют ли они силу за горами. Но попробуй. Может, пригодятся.
Он сунул отцу кошелек и вместе со своим товарищем снова полез на скалы.
Когда мы были на значительном расстоянии от места встречи с неизвестными, отец начал о чем-то вполголоса говорить с матерью. Всего я услышать не мог, но одна фраза, сказанная довольно громко, долетела до меня:
— Они, наверное, борются за равенство, а я их принял за абрегов... Эх, темнота!
— Почему
— Не знаю, — глухо отозвался отец.
Мы проходили Бальский перевал. Это была граница Вольной и княжеской Сванетии.
— Вот, Яро, посмотри, — подозвал меня отец. — С этого камня начинается княжеская Сванетия. Все наши предки боролись, чтобы дальше него князей не пустить. И не пустили! А князя Путу Дадешкелиани, который старался хитростью и обманом покорить вольных сванов, ушгульцы убили.
На повороте лежал большой камень, означающий границу. Он ничем не отличался от других камней.
— Коция, расскажи про Путу Дадешкелиани, — попросила мать. Видимо, ей хотелось отдохнуть и дать передышку нам, детям. Да и сама она, наверное, была не прочь послушать отца.
— Давай присядем, расскажу. Солнце уже на закате, а мы ни разу не отдыхали и не ели ничего.
У ближайшего родника устроили привал. Мать дала всем по лепешке и по куску мяса.
— Ну, слушайте, — начал отец. — Ты ведь, Яро, наверное, знаешь, как в песне поется: «Ушгульцы звери, ушгульцы чудовища! Почему вы убиваете старого Путу?»
— Знаю.
Мать тоже утвердительно кивнула головой.
— Ну вот, эта песня о Путе Дадешкелиани, — продолжал отец. — Давно это было. В 1547 году. Все свободные сваны знают тот год. Хитрый князь Пута Дадешкелиани вздумал обманом покорить вольных сванов. Но сваны раскусили его хитрость и решили отомстить за коварство. Они пригласили к себе в гости Путу. Князь долго не соглашался и пошел только на том условии, что ушгульцы оставят у него в доме двадцать заложников во главе с сыном ушгульского старшины. Угостили его на славу. Вино лилось рекой.
Но тем временем в церкви, что стоит на ушгульском холме, шли приготовления. Каждый ушгулец отрезал кусочек свинца от своей пули, и из этих кусочков была отлита одна пуля. Весь народ, все село брало на себя позор за нарушение законов гостеприимства. Пулей этой зарядили ружье и укрепили его в церкви, а к его курку привязали длинную веревку.
Пир был в разгаре. Князь пил вино, а из церковной двери оружие ждало только сигнала. Много хитрых и лживых слов сказал Пута ушгульцам. Наконец встал тамада, приказал: «Подайте нам красного вина, хозяева!» — и ушгульцы потянули за веревку смерти. Княжеская кровь обагрила лужайку у церковной ограды.
С тех пор на страх всем, кто посягает на нашу свободу, в той церкви хранится одежда Путы Дадешкелиани, или, как его зовут у нас, Дачкелиани. Хранится и веревка, которой тянули за курок ружья. И с того года никто не мог сломить свободы нашего народа. Только царь сумел опять-таки хитростью добиться от нас присяги. С тех пор пришли к нам эти проклятые приставы.
— Несчастный Пута, где же его похоронили? — как всегда, сердобольно
спросила мать.— Не знаю. — Отец встал с места. — Я на том пиру не был, и слава богам, что не был. Ведь это происходило триста с лишним лет назад.
Отец принялся готовиться в дальнейший путь.
И опять началась длинная, опасная дорога. Впереди снова шел Реаш, следом за ним гуськом все наше семейство.
Шли очень долго. Все молчали. Я думал о дедушке и бабушке. Наверное, они говорят о нас. Дедушка сидит в своем кресле, вздыхает, кротко приободряет бабушку, а сам печально смотрит своими выцветшими глазами куда-то в темный угол.
— Где будем ночевать? — спросила мать, когда стало темнеть.
— Скоро дойдем до села, там и переночуем, — спокойно ответил отец.
Тропа снова подвела нас к обрыву. Опять приходилось отворачиваться от головокружительной кручи. Наконец мы вышли на небольшую площадку, которую пересекал хрустально чистый ручей.
— Остановись! Убью!..
Я услышал металлический звук. Это щелкнули затворы винтовок. Два дула смотрели на нас со скалы.
Все остановились. Только Реаш, как и в прошлый раз, пошел дальше.
— Останови осла! — приказал тот же грубый голос.
Отец побежал останавливать нашего неразумного катера. В это время из ложбины показался человек, старательно укутанный башлыком. Лица его не было видно, сверкали только злые глаза.
Одет человек был по-свански.
— Коция, мы шутить не намерены! — неожиданно он назвал отца по имени. — Кто нас обманет, того ждет вот что, посмотри!
Бандит револьвером, который он держал в руке, показал в сторону от родника.
Под деревом валялись два трупа в окровавленной и растерзанной в клочья одежде. У меня в глазах потемнело,
На этот раз мы попали к настоящим бандитам. Правы были те, кто останавливал нас.
— Все, что вам нужно от меня, берите, пожалуйста. И нас не нужно будет убивать, — сказал отец неожиданно спокойным голосом.
— Давай деньги, да поживей!
— Пожалуйста, бери! — отец протянул все медяки, которыми снабдил его дедушка Гиго.
— Больше нет?
— Можешь обыскать, — отец высоко поднял руки.
— У аи, у меня есть! — испуганно воскликнула мать и протянула кошелек, подаренный Виктором.
— Ах ты, бессовестный обманщик, — обрушился бандит на отца. — Ты хотел провести нас, бедных людей! Где у тебя совесть? Молись богам, у тебя жена разумная!
— Вот бессовестная скотина! Вот безбожник! — заворчали бандиты, сидящие за камнями с винтовками наготове. — Убить бы его, да жена выручила.
— Извините, добрые люди, — Отец, видимо, извинялся вполне искренне. — Совершенно забыл о кошельке, он у жены был...
— Как можно забыть о таких больших деньгах, что мелешь? — бандит осмотрел кошелек и, увидев большую добычу, радостно подбросил его в руке, а затем уже спрятал в карман.
— Говорят, эти деньги не имеют силы, — как на грех добавил отец, — поэтому я и не обращал на них внимания.
— Ты опять нас хочешь обмануть? Мы убьем тебя! — воскликнул бандит и начал наводить на отца револьвер.