Огонь

Ванесса потащила ее за собой в темный угол «Галереи». И так сильно прижала к стене, что Мину чуть не задохнулась.

— Отпусти меня! — сказала она.

— Что ты делаешь? — рявкнула Ванесса.

Мину пытается освободиться, но Ванесса сильнее. Она держит Мину за руки и прижимает ее к стене.

— Отпусти, — просит Мину. — Папа…

— Мину, — говорит Ванесса. — Подумай хорошенько!

Мину моргает. Разум понемногу возвращается к ней. Еще чуть-чуть, и она бы угодила в руки позитивных энгельсфорсцев, которые как раз ищут себе жертву.

— Мне надо узнать, все ли в порядке с папой, — говорит Мину.

— Пошли вместе, — предлагает Ванесса и отпускает ее. — Думаю, я могу сделать нас обеих невидимыми. По крайней мере, с Вилле так получилось.

Ванесса протягивает руку. Мину берется за нее. Ванесса зажмуривается.

Раньше, когда они вместе занимались магией, это у них никогда не получалось, и Мину не знает, каких ощущений ждать. Но ждать не пришлось. По ее телу пробежал странный холодок.

Ванесса открывает глаза и встречается взглядом с Мину. Они видят друг друга, как прежде.

— Как узнать, получилось или нет? — спрашивает Мину.

Ванесса кивает на соседний магазин. Его большая зеркальная витрина отражает пустоту.

За руку девушки выбегают из «Галереи». Впереди поднимается столб дыма и растворяется среди низких дождевых облаков. Сирены замолчали, но по мере приближения к площади Стурвальсторгет запах гари становился все сильнее.

«Он в порядке, с ним ничего не случилось», — уговаривает себя Мину.

Девушки выходят на площадь, и Мину видит темно-серые клубы дыма, выбивающиеся из окон редакции «Энгельсфорсбладет». Она крепче сжимает руку Ванессы.

Приблизившись к группе собравшихся на площади людей, девушки замедлили шаг. Мину смотрит на пожарных, на машины с выключенными сиренами и синими спецсигналами. Полиция и «Скорая помощь». «Скорая помощь». Мину чуть не выпустила руку Ванессы. Но потом увидела, что на носилках никого нет, санитары стоят рядом.

«Это хорошо или плохо? — думает Мину. — Никто не пострадал или они приехали слишком поздно…»

Мину не успевает додумать мысль до конца.

Группа женщин в желтых толстовках с надписью «ПЭ» идет через площадь и с любопытством смотрит на горящий дом.

— Нехорошо, конечно, говорить, что они получили по заслугам… — произносит одна из них таким тоном, что не остается никаких сомнений: именно это она и имеет в виду.

— Вот результат негативного мышления, — соглашается другая, и все кивают.

Мину смотрит им вслед. До чего может довести людей ненависть к тому, кто на тебя не похож.

Мину и Ванесса пробираются вперед, осторожно лавируя между жителями окрестных домов, которые вышли поглазеть и посплетничать. Даже Лейф оставил свой киоск и теперь стоит, потягивая кофе из бумажного стаканчика. Как будто происходящее — это спектакль, захватывающая пьеса.

Они были уже у линии оцепления, когда Мину увидела двух репортеров из вечерней газеты и Кима с рецепции. Но папы нигде не было видно.

Дым щиплет нос, горло саднит. В старших классах к ним с лекцией приходили пожарные и рассказывали, что убивает чаще всего именно дым. Мину думает про электроприборы, которых в редакции целая куча, про линолеум, который не меняли с семидесятых годов прошлого века, о ядовитых газах, которые неминуемо образуются…

— Вот он! — показывает пальцем Ванесса. Мину чувствует такое облегчение, что едва может устоять на ногах.

Папа. Целый и невредимый, одетый в свою старую зимнюю куртку. Он громко доказывает что-то Никке, до Мину доносятся обрывки фраз.

— …Совершено преступление… надо расследовать.

Мину тащит за собой Ванессу поближе к ним.

— Сначала нужно потушить огонь, — говорит Никке назидательным тоном, словно разговаривая с тупым учеником или двухлетним ребенком. — Затем мы будем изучать причины возгорания.

— Причины возгорания празднуют за углом, — сказал папа. — Это «Позитивный Энгельсфорс»! Они угрожали мне с осени, а вы не реагировали!

— Давайте успокоимся, — предложил Никке.

— Успокоиться? — крикнул папа. — Как я, черт возьми, могу успокоиться?!

Мину с беспокойством смотрит на папу. Она нисколько не сомневается, что поджог — дело «ПЭ». Но когда папа теряет контроль над собой, он выглядит как настоящий параноик.

— У меня есть дела, — сказал Никке и отошел.

Папа остался стоять. Гнев понемногу проходил, уступая место отчаянию. Окончив Высшую школу журналистики, он сразу получил работу в одной из центральных газет. Сделал карьеру. Однако решил вернуться в родной Энгельсфорс главным редактором местной газеты. Не потому, что работа была престижной, а как раз потому, что она престижной не была. Энгельсфорс был городом без будущего. Без надежды. Городом, где процветали страх и ограниченность.

Он отдал этому городу лучшие годы своей жизни. И теперь город отнял у него все.

Мину хочется к нему подойти. Но она видит в толпе желтые толстовки. Вряд ли у них есть амулеты, но все-таки. К тому же папа в безопасности, а сотни людей в школе находятся под угрозой смерти.

— Пойдем, — говорит она Ванессе. — Надо идти.

— Все-таки Никке идиот, — отвечает Ванесса, поворачивая в сторону «Галереи». — Тупее всех тупых.

— Не понимаю, как он и твоя мама жили вместе, — качает головой Мину. — Она такая славная.

— Именно это привлекает к ней всяких лузеров.

Автоматические двери не открываются перед невидимыми девушками, и, открыв их вручную, Мину и Ванесса проскальзывают в «Галерею».

Остальные Избранницы ждут их возле «Хрустального грота». Но они не одни.

— Черт! — ругается Ванесса, и Мину вполне с ней согласна.

Рядом с девушками стоит Виктор. Он напряженно смотрит туда, откуда появились Мину и Ванесса, и неуверенно поднимает руку для приветствия.

Ванесса отпускает руку Мину, и по телу Мину опять пробегает холодок.

— Твой папа в порядке? — спрашивает Анна-Карин, когда Мину и Ванесса подходят ближе.

— Да, — говорит Мину. — Но «ПЭ» сжег редакцию.

Она смотрит на Виктора. Впечатление такое, будто он не спал всю ночь. Рубашка, выглядывающая из-под расстегнутого пальто, помята. Мину почти уверена, что это вчерашняя рубашка.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она Виктора.

— Совет решил завершить Энгельсфорский процесс быстрее и казнить Адриану сегодня вечером. Во сколько точно, не знаю.