Огромный черный корабль

Они уже почти повиновались, он явно производил впечатлением своей наглостью и панибратством с большими шишками.

– Угу, – неопределенно промычал Лумис и шлепнул ее по щеке, раскрытой ладонью, не слишком больно, но эффектно.

Она открыла слезящиеся глаза и что-то прошептала, но он не расслышал. Можно было убить ее одним, точно рассчитанным, ударом, но тогда бы, он сам оказался на ее месте, и поэтому он только оскалился и заорал:

– Ну, гадюка, ты будешь говорить?!

Она не подыграла ему, не затрясла головой и не плюнула в него, может, просто не поняла, и это было к лучшему, потому что он держался на пределе, он мог сорвать весь спектакль, с на ходу разрабатываемым сценарием. Она все еще смотрела на него своими красивыми поблекшими глазами, когда он ударил ее в живот. Ее разбитые губы скривились в страшной гримасе и он, чувствуя, что все окружающее тускнеет и расплывается, ляскнул прямо по окровавленной щеке еще одну увесистую пощечину. Ему хотелось обнять ее и крикнуть: «Магриита, девочка, это все для тебя, чтобы тебе не было во сто крат больнее, чтобы тебе не пришлось беззубым ртом шептать бессмысленные проклятия и корчиться в «постели новобрачных» под дрессированным шигримиарским леопардом». Но он не проронил не слова, а только с каменным лицом продолжал избивать ее и прежде чем Бэк выкрикнул: «Прекрати, Лумис, черт тебя дери вместе с Мятой луной! Что ты делаешь?», – он уже нанес тщательно взвешенный удар.

– Вот так, ребята, – подвел итог Лумис, хлопая кого-то по плечу, и отошел в сторону, потому что знал: у него в глазах блестели слезы. А в мозгу почему-то вертелась глупая песенка, которую он недавно слышал в блей-баре, когда они были там вдвоем, и откуда-то издалека доносились голоса.

– Жива?

– Жива, бас-капитан, – ответил удивленный голос. – Вот же дерьмо с Мятой, – и опять последовал смачный плевок.

– Слава богу Эрр, – проговорил Бэк и подойдя к Лумису положил ему руку на плечо. – Что это ты? Все-таки, время меняет людей. Я уж, по глупости, подумал, что ты ее того, – он сделал выразительный жест, словно отправляя рукой нечто невидимое в небесную высь. (Жест этот пришел из древних, неизвестной давности времен, когда мудрые кочевники рассудили, что души всех нехороших людей после грешной жизни отправляются на вечную каторгу-искупление, в сторону Мятой луны). – Какой-то ты странный. Извини, я сейчас занят, а то зашли бы в кристаллотеку. У нас в курортном городе удовольствия с электро-наркотиками не запрещены. (Правда, на дому ни-ни). Или, в крайнем случае, бары всегда открыты. Сегодня, вечером я думаю быстро освобожусь: с этой, я надеюсь, большой канители не предвидится, – добавил он. – Тряхнем стариной. Ты как?

– Идет, – кивнул Лумис.

– Где тебя искать? – натурально обрадовано, спросил Бэк. – Посидим, поболтаем, вспомним былое.

– Отель «Бриллиантовая корона»... – он чуть не взболтнул лишнее.

– О, – присвистнул Бэк, – недурно.

– Но, лучше я найду тебя, – присовокупил Лумис, глядя в сторону. – Где это?

Бэк назвал код своего рабочего кристаллофона:

– Так договорились?

– Разумеется.

Лумис пошел по переулку, ничего не видя перед собой, потому что голубой туман застилал глаза и потому, что он знал: Магриита будет умирать еще некоторое время, но когда они довезут ее до тюрьмы, она уже будет холодным трупом. И зря бас-капитан надеется раскрутить сегодня новое дельце, и освободится он гораздо раньше, чем хотел, если, конечно, убедительно объяснит причину досрочного укокошивания арестованной, а нет, так появятся у него дополнительные проблемы. Лумис обогнул спиралогрит и, зная, что его не могли больше видеть с бронетранспортера, молча прислонился горячим лбом к холодному полированному пластику, но глаза его уже были сухими.

23. Исторический срез по живому Двенадцать циклов в прошлое Имперские парашютисты

Малиновое солнце стремительно падало к горизонту. Они сегодня были довольны, довольны как никогда, наконец-то Чистюля оставил их в покое. Хотя, честно говоря, с чего бы это быть довольными? Разве лишь с того, что живы и никому до них нет никакого дела, и весь этот сумасшедший, тоталитарный кавардак, где-то далеко и, временами кажется, что его нет вообще. Они даже успели облениться за эти дни, по крайней мере раньше, они бы вряд ли позволили себе вот-так спокойно лежать на драных соломенных подстилках и ничегошеньки не делать. Вот, только Бобр портил умильную картину бестолкового наблюдения заката своим постоянным хождением из угла в угол, цель которого, особенно вкупе с бесконечными причитаниями, была безусловно одна: испортить идиллию сегодняшнего вечера.

– Это же надо, – заявил он уже по пятнадцатому или двадцать пятому разу, – крапс-виски – неслыханное дело. Эти вшивые капы даже не докумекали до такой простой штуки. А вокруг сплошной сушняк крапорбена.

Бобр обвел всех тоскливо-скучающим взглядом. Он явно ждал возражений – возражений не было. Но просто так Бобр, конечно, отступать не мог, может, он встал не с той ноги, а может, просто переспал (за долгие годы военных баталий он привык спать не более двух часов за раз), и ему очень хотелось переброситься с кем-нибудь парой соленых словечек.

Лумис механически отслеживал зрачками фигуру Бобра, озаренную малиновым нимбом заходящего солнца. Посасывая пыльную соломинку, выковырянную из подстилки, Лумис лениво ждал новых тщетных попыток Бобра завязать разговор. В комнате их было шестеро: Бобр, Лумис, Точило-Бэк, малютка Таракан, Бельмо и Крэпстон, ровно половина команды. Всем было скучно, и говорить было не о чем, особенно с Бобром, все популярные темы разговоров: о женщинах, попойках и поножевщинах, были исчерпаны до дна.

– Нет, как все-таки эти капы обходятся без крапс-виски, а? – еще раз спросил Бобр.

– А, по-моему, крапс годится только слабым бабам, – внезапно отозвался Бельмо. – Лично я не уважаю его абсолютно, – Бельмо обвел комнату своим единственным глазом, с видом явного превосходства, этим он показал, что ему наплевать на мнение штурм-капрала по кличке Бобр. Принижения своего «я» Бобр, обычно, не прощал и хотя, наконец-то, выдалась возможность поругаться, он был не очень доволен, с Бельмом было опасно связываться. Поэтому, он не осыпал его с налету грязными выражениями, а смолчал.

– Лично я предпочитаю мирандольский соус и ничто другое, – заявил Бельмо и снова осмотрел всех зрячим глазом.

– От этой слизи мозги выкручиваются шиворот-навыворот и так и остаются, – ответил Бобр, – а вот крапс-виски действительно можно насладиться, правда, Таракан?

Бобр переменил тактику, выбрав другую жертву. Таракан не любил беседы о выпивке и все это прекрасно знали. Его подтрунивали этим, но он не мог ничего с собой поделать, он ненавидел алкоголь лютой ненавистью, по вполне понятной причине: что-то в его желудке было устроено не так, как у всех, его тошнило даже от разговоров, Таракан очень мучился своей неполноценностью.

– Однако, это ты зря, – очень спокойно молвил Бельмо, – крапс-виски это помои и, как я сказал, годны только для тупого бабского организма.

Он опять отсканировал всех взглядом, уперся им в Лумиса и оскалился. Лумис не уважал Бельмо, потому что тот постоянно цеплялся к нему, похоже, завидовал его внешности и молодости, поскольку не имел ни того, ни другого. Он уставился на Лумиса своим правым немигающим глазом, без век и ресниц. Левый глаз отсутствовал вовсе, на его месте была какая-то большая, вся в трещинах бородавка величиной с монету, а вокруг нее громоздились несколько коротких, с четверть пальца, выростов самой неопределенной формы. Лумиса всегда подмывало спросить, как Бельмо лишился глаза. Но он этого не делал, не сделает и теперь. Он отвернулся, ему было наплевать на этот дурацкий спор, ткнулся лицом в солому, вдохнул запах раздавленного клопа и попытался задремать.

– Крапс-виски величайшее достижение цивилизации, – выдал Бобр давно задуманный им аргумент, по его мнению очень веский и стоящий.

Лумису было искренне жаль Таракана, желудок которого уже, наверное, начинал возмущаться. Спор достигал своего апогея и с обеих сторон уже слышались отборные словечки, когда внезапно раздался стук за стеной. Посыпалась доисторически старая штукатурка и ослабленный кирпичной кладкой рык парашют-мастера Босли проревел:

– Эй, говоруны! Двести сорок тарантулов вам в глотку, дадите мне вздремнуть или как?

Все были рады неожиданной развязке.

* * *

Тогда, двенадцать циклов в прошлое, был кризис, кризис во всех отношениях. Фиоль, скатившись в апогей, вплотную приблизилась к красному гиганту Эрр, главной звезде системы. Такое противостояние не случалось более двух десятков циклолетий. Чудовищная жара выжгла почти всю растительность северного полушария, а кое-где почва пересохла настолько, что покрылась трещинами трехметровой глубины. Сельское хозяйство перестало существовать, как таковое. Крестьяне ушли с земли и нахлынули в города, и без того стиснутые намертво в тисках голода. Там, они пополнили бесчисленные толпы безработных, бездомных людей, потерявших всякую надежду на что-либо, людей, которым было абсолютно нечего терять. Положение Империи Эйрарбаков стало катастрофическим. В этот момент Федеративный Союз Брашей, ныне называющий себя Республикой, находившийся в более выгодных климатических условиях из-за наклона планетарной оси, и давно уж готовый вцепиться в глотку главному конкуренту на мировой арене, направил флот в акваторию эйрарбаков. Бездомные, разорившиеся фермеры спешно пополняли гвардию Имперской пехоты и в, таком же темпе, еще одну не менее многочисленную армию – армию гангстеров. В королевской платили щедро, Масис Семнадцатый не жалел масисов, их печатали все больше и больше, обесценивались они еще быстрее. Бандиты даже брезговали ими при грабежах, брали только продукты питания и одежду, ее снимали с трупов. Их, почему-то, редко находили, возможно, потому, что в некоторых районах столицы пользовались спросом консервы из человеческого мяса, ему не с чем было конкурировать.