Охота на бессмертного
Шрифт:
– Давай сюда, на свет! И перестань горбить спину!
Четыре шага от двери и до подоконника девушка прошла, как на эшафот. А остановившись перед магом, чуть развернула плечи и, опустив ресницы, с тоской посмотрела на сине-зеленое море травы, раскинувшееся за околицей. Перед глазами сразу же возник фантастический абрис капюшона маскировочной накидки Вересаева с торчащими из-под нее ОНВ. А в ушах раздался тихий шепот снайпера:
– Отойду на час-полтора. Лежи тут и не уходи, что бы вокруг ни происходило…
– А что может произойти?
– Когда
«…может выйти во двор…», «…может выйти во двор…» – мысленно повторила она и почувствовала, что в ее душе что-то оборвалось. В это время со стороны коридора послышались приближающиеся шлепки босых ног:
– Я уже тута, ха-азяин!
«А-кает, как настоящая ма-асквичка»… – мрачно подумала Фролова и не без труда заставила себя абстрагироваться от мыслей о том, что ожидает ее в ближайшем будущем.
– Давай к окну, Риш! – возбужденно выдохнул Квидд. – Встань рядом с бездарью и делай то, что скажет уважаемый маг!
По полу прошлепали босые ноги, и Ольга была вынуждена отойти на шаг в сторону, чтобы дать девушке возможность оказаться под лучами Илль.
Встав рядом, Ришка горделиво расправила плечи, отклячила зад, выставила вперед не самую красивую грудь во вселенной и кокетливо оглянулась через плечо:
– Я-а га-атова!
– Квидд, я бы на твоем месте расположился с этой стороны! – соблаговолил подсказать маг. А когда хозяин постоялого двора устроился на указанном месте, потребовал, чтобы его девка распустила волосы и расчесалась.
Волосы у Ришки были заметно длиннее и гуще, чем у Ольги, поэтому в первый миг землянка злорадно «посочувствовала» ап-Куерресу. Но когда из-под гребня иллемарки посыпались какие-то мерзкие черные насекомые, похожие на маленьких гусениц, невольно отшатнулась и брезгливо поморщилась.
– У Ришки вся голова в цертках [108] , а у моей Оллии их нет… – гордо прокомментировал Табаки. – Гони первую монету!
Терять деньги на пустом месте Квидд не собирался, поэтому выхватил из рук «ночной бабочки» гребень и качнулся к Фроловой.
Та чуть было не отскочила назад, но вспомнила ощущения, которые не единожды «дарил» ей ошейник, и осталась на месте.
– Не этим гребнем! – вовремя спохватился Табаки. А когда крепыш остановился, приказал Ольге наклониться и потрясти головой.
108
Цертки – иллемарские насекомые, паразитирующие на местных млекопитающих и человеке.
Девушка повиновалась.
– Теперь запусти пальцы в волосы и оттяни в сторону какую-нибудь прядь…
Сделала так, как он просил, постаравшись не выдавать своих настоящих эмоций.
– Достаточно. Теперь выпрямись и улыбнись. Желательно пошире…
…Табаки делал деньги со скоростью печатного станка: после того, как Квидд полюбовался ослепительно-белыми зубами землянки, маг поднял по серебряной монете на ухоженной коже лица, на чистых, необветренных губах, ухоженных бровях и целом носе. Закончив с головой, переключился на руки и продемонстрировал хозяину постоялого двора аккуратные ногти, здоровые, не изуродованные тяжелой работой, суставы пальцев и гладкие, без мозолей, потертостей и цыпок, ладони.
Крепыш
проигрывал… с явным удовольствием. То есть без колебаний соглашался с все увеличивающейся суммой, которую после каждой победы озвучивал ап-Куеррес, периодически поправлял мотню и все явственнее и явственнее жаждал продолжения.Чтобы округлить сумму выигрыша, маг жизни приказал девушкам приподнять подолы платьев и продемонстрировать ноги. Грязные, исцарапанные, покрытые расчесанными укусами насекомых и поросшие черным волосом голени Ришки не понравились даже Квидду. Вернее, их он просто не заметил, ибо сразу прикипел взглядом к загорелой, эпилированной и идеально чистой коже землянки.
– Как видишь, ни единого волоска! – подавшись вперед и по-хозяйски погладив Фролову по колену, хохотнул Табаки. Потом задрал подол еще чуть-чуть и… резко опустил его до щиколоток: – Все, тебе хватит!
– А…
– Десять золотых – и ты увидишь ВСЕ. И не только уви-…
– Сколько-сколько?! – одновременно переспросили Квидд и Ришка.
– Десять… – буркнул он. Потом потер скулу под пустой глазницей и недовольно добавил: – И только потому, что мне срочно нужны деньги.
– Ты, наверное, хотел сказать «серебряных»…
– Зо-ло-тых!
– Извини, уважаемый, но ни одна женщина на Иллемаре не стоит даже одного!
– Ни одна, кроме Оллии… – злобно покосившись на открытое окно, буркнул ап-Куеррес. – Эта девка совершенна: она невинна, полностью здорова, невероятно красива, а еще умеет петь и танцевать! В общем, тот, кто предложит ее истинному ценителю женской красоты, внакладе не останется…
…После ухода Квидда и его «личной собственности» Табаки принялся отрываться: заказал в комнату чуть ли не все меню постоялого двора и пару кувшинов самого хорошего вина, уселся за стол и начал набивать пузо. Правда, не сразу, а только после того, как закрыл дверь на засов и нацепил на шею Ольге ее рабочий амулет. Жрал, как за троих. Словно компенсируя организму все недоеденное за время вынужденных странствий в компании с землянами. А когда наелся – завалился на кровать и часа четыре тупо пялился в потолок.
Встрепенулся после полудня, когда Илль поднялся в зенит и в комнате стало невыносимо жарко и душно: вытер вспотевшее лицо рукавом, поправил сползшую повязку, встал, подошел к Фроловой и раздраженно рыкнул:
– Взгляд – в пол и голову ниже!
Девушка стиснула зубы и повиновалась. Видимо, не слишком быстро, так как маг сорвал с нее амулет, отступил на шаг и активировал ошейник. Причем не абы как, а расчетливо, поймав ее на выдохе.
Девушка терпела, сколько могла. Но когда легкие начали гореть от недостатка кислорода, а в глазах потемнело, вцепилась в ненавистный кожаный ремешок, открыла рот и попыталась втянуть в себя хоть глоток воздуха.
От прикосновения к тоненькой полоске сработал защитный контур. Тот самый, который активировался при попытке снять ошейник или удалиться от хозяина больше, чем на двадцать локтей. И Ольге стало значительно хуже: к жжению в груди и темноте в глазах добавились все усиливающиеся судороги в конечностях и жуткое сердцебиение.
– Что, не нравится? – насмешливо поинтересовался Табаки, а когда она кивнула, рявкнул на весь постоялый двор: – Опусти руки вдоль бедер и опустись на колени!
Услышав знакомую команду, Фролова заскрипела зубами от дикого, ни с чем не сравнимого бешенства, но руки от ошейника убрала и, уже практически ничего не соображая, рухнула на пол.