Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

В этот момент за спиной его грохнули одновременно два выстрела, и через стол лицом в печку полетел один из картежников, выпуская из занесенной уже руки нож. Остальные двое присели с поднятыми руками и закричали в ужасе:

– Не бей, начальник, мы сдаемся!

Сразу в комнате стало тихо, и в этой тишине послышался из-за занавески какой-то вроде бы как детский всхлип. Лыков одним прыжком махнул туда, отдернул занавеску и увидел то, чего никак не ожидал увидеть. В маленьком закутке, привязанная к стулу, сидела и с ужасом смотрела на него полная женщина, по виду нянька или кормилица, а по полу бодро ползал чистенький карапуз не старше года от роду.

Няньку тут же освободили, и ее рассказ объяснил Лыкову поведение доктора у Спасской

часовни. Едва придя в себя, Доротея сразу принялась успокаивать Бориску, а сыщики начали свою привычную работу. Ту работу, когда дело уже сделано и опасность уже миновала, осталось только оформить сто бумаг… Трех бандитов связали и обыскали, добавили к ним четвертого из подворотни, и бледный Форосков (впервые убил человека) побежал к Казанской заставе. Послал обретавшегося там городового во Вторую Кремлевскую часть и так же бегом вернулся к начальству.

Лыков тем временем осмотрел убитого, пытавшегося ударить его в спину – мертвее не бывает. Одна пуля разнесла ему затылок (хладнокровный Титус успел даже прицелиться!), вторая, пущенная Форосковым, пробила левую лопатку.

«Иван» успел уже очнуться и одним взглядом заставил своих сообщников замолчать. Необходимо было срочно отделить его, и Алексей за шиворот потащил варнака на улицу. На пороге «иван» обернулся и прохрипел: «Ежели кто…», но договорить не успел – Лыков дал ему такого пенделя, что тот пролетел насквозь все сени и покатился с крыльца. Посмотрел было злобно на сыщика, но сразу понял, что этого не напугаешь, и благоразумно замолчал.

Через несколько минут тихая улочка Фабричной слободы наполнилась топотом копыт и звяканьем шпор. Прилетели сразу четыре полицейских экипажа во главе с самим приставом. Первым делом отправили домой, в сопровождении городового, Доротею с Бориской. Связанных бандитов выстроили во дворе в шеренгу; надо было везти их в городское полицейское управление на опознание. Титус незаметно указал Лыкову на крупного белобрысого парня, наиболее напуганного из всей компании. Алексей понял: пора было «ставить комедь», или, как это называлось у пластунов, «ломать языка».

Лыков прошелся вдоль шеренги и без лишних слов влепил «ивану» увесистую затрещину. Тот взвизгнул и обматерился.

– Что такое? – процедил сквозь зубы Алексей. – Ты чего тут о себе вообразил, а? Решил, что ты фигура? Забудь об этом. Для меня ты – червяк; захочу – раздавлю и не замечу.

От второй затрещины «иван» упал на колени, а от третьей покатился по двору кувырком. Остальные арестованные, ни живы ни мертвы, молча смотрели, как расправляются с их страшным главарем. Тот с трудом поднялся, сплюнул кровь и сказал с угрозой:

– Ништо, это нам все знакомо. А на тебя, начальник, я нарочно ножичек припасу. Будь спокоен, еще сочтемся. С Кары, с Сахалина, с того света приду, а сочтемся…

Лыков рассмеялся – вроде бы беззаботно, но всех, а особенно белобрысого, передернуло.

– Если бы ты знал, сколько козлов, и больших, и маленьких, мне уже эти слова говорили. Можно каторжные святцы заводить. Ося Душегуб говорил (Алексей начал загибать пальцы), Ванька Мясоед… Павлуша Акатуевский… Митя Два Ствола… Кто уж еще-то? А, Тунгус тоже обещал прийти, да вот все не идет. Где вся эта шваль? Ась? Что-то я их давно не видел. Куда-то все подевались. А уж такие были страшные, почти как ты сейчас.

Варнак побледнел. Любая из названных кличек вгоняла знающих людей в дрожь, а тут ходит молодой парень и об эдаких авторитетных людей ноги вытирает. Видать, право такое имеет. Неужели Лыков?

Алексей подошел, взял «ивана» за ухо и пригнул к земле. Поставил на колени, ткнул пальцем в стоящую на улице пролетку:

– Ну-ка… на карачках туда. Чтобы знал, кто есть ты, и кто есть власть. Или…

И варнак, матерясь, но у же про себя, на коленях пополз к пролетке.

А Лыков вывел из шеренги, так же за ухо, белобрысого верзилу, усадил его в другую пролетку между собой и Титусом, и они уехали, опережая всех, в управление.

– Как зовут? –

спросил Лыков, когда экипаж выехал на Жуковскую.

– Иван Михайлов, – с запинкой ответил белобрысый.

Лыков удивленно воззрился на него, затем лицо сыщика передернулось:

– Ежели ты мне еще хотя бы раз…

– Пров Суконкин, ваше высокоблагородие! Извиняйте, это я от дурости да со страху! Крестьянин деревни Коурково Вязниковского уезда. Все-все расскажу, вы только меня с нашими не сажайте!

– Ладно. Ты, я вижу, парень понятливый, не то что эти остолопы. У меня глаз наметанный, умного человека сразу вижу, поэтому тебя одного из всех и взял. Не боись, не бросим! Посидишь пока в камере Рождественской части со «спиридонами-поворотами» [10] . Остальных в острог запрем и всенепременно на каторгу укатаем, а ты отсидишь, сколько суд приговорит, здесь, в исправительных арестантских отделениях. А то и вообще без суда можем выпустить, если следствие покажет, что ты ничего такого страшного не натворил. Ты с нами дружись, в обиде не останешься!

10

«Спиридоны-повороты» – беспаспортные бродяги, пересылаемые после установления личности по месту несения тягла (выплаты налогов).

– Я всей душой, ваше высокоблагородие! Это вы правильно изволили заметить, я их всех умнее, они люди уж конченые, варнаки да душегубы. А я ничего, я так, тырил по маленькой, меня обчиство и выгнало, вот и пришлось с этими… Я так-то оченно честный и с благородной полицией работать согласный.

– Ну, вот и договорились. Скажи-ка мне для начала, Пров Суконкин, как «ивана» вашего зовут?

– Чобот, ваше высокоблагородие!

– Какой Чобот – московский или из Вышнего Волочка?

– Наверное не могу знать, ваше высокоблагородие, но полагать надоть, что московский. Из Москвы мы все вместе с ним приехали. Фуфель только, которого вот их высокоблагородие застрелили, из здешних. Урок [11] у нас…

11

Урок – задание, поручение.

– Какой урок?

– Сашку-Цирюльника из арестантских рот выручить. Для того и ребятенка докторова скрали, чтобы тот Сашку в лазарет перевел. А там уж все приготовлено. Вот аспиды, ребятенков невинных у родителей воровать, уж как я был против, уж как их просил…

– Сашка-Цирюльник, говоришь? Жалко, я ему при аресте башку не оторвал… Ну, да еще не поздно. А от кого урок получили?

Суконкин замялся, оглянулся на Титуса (тот ободряюще кивнул ему: чего мол, там, давай!), понизил голос до шепота:

– Чобот говорил – от самого Блохи.

Лыков даже присвистнул:

– Ну, вы ребята крутые, раз от Блохи уроки получаете!

До Суконкина, наконец, дошло, что он наделал, и парень вдруг принялся дрожать крупной дрожью:

– Ваше высокоблагородие, не губите молодую душу! Не дайте погибнуть во младе лет только выходящему на путь исправления! Я вам все, как на духу… меня же, если прознают…

Лыков положил ему на плечо ладонь, сказал ободряюще:

– Ну что ты, Пров. Какая мне от тебя польза, от мертвого? Придется нового стукача искать. Ты мне живой нужнее… покудова обманывать не начал. Я знаю таких ребят, которые до семидесяти лет дожили, еще при Николае Павловиче стучали, и ничего! Дома нажили, внуков наплодили, полиция им помогла дело свое открыть. И все чин-чинарем, от всех почет и уважение. Они нам добром, и мы им добром! Но учти: если станешь темнить – достаточно мне два слова кому надо сказать, и ты покойник. Того, что ты нам сейчас здесь наболтал, достаточно, чтобы на ножи тебя поставить. Сам понимаешь – Цирюльник шутить не станет, наголо обреет. Так что, тебе теперь обратного ходу нет…

Поделиться с друзьями: