Охота на Химеру

– Ладно, оставим это пока. Проверь Омского. А еще лучше – установи за ним слежку. И сосредоточься на хакере – возможно, он совершит ошибку. Впрочем, он ее уже совершил – когда дал нам понять, из-за чего он нас преследует. Теперь ниточка найдется. Рано или поздно.

– За Омским следят… А его телефоны на прослушке. Я приказал сделать это еще вчера.

Главный кивнул. Действительно, Зварыгин умел выполнять свою работу.

– Есть еще один нюанс, – Зварыгин говорил нарочито медленно. – Хакер прислал письмо на мой личный электронный адрес. Не на адрес компании. А он известен весьма и весьма немногим…

– Вот как? – Генеральный смотрел прямо на Зварыгина. – И кому же?

– Разумеется, руководящему составу компании и некоторым моим служащим. Весьма узкий круг.

– Но зачем ему было так рисковать? Настолько суживать поиск?

Зварыгин немного помолчал, потом нехотя произнес.

– У меня нет на это объяснения. Разве что он либо хочет бросить на кого-то подозрения, либо этот след никуда не ведет, и мой электронный адрес попал к нему настолько случайно, что этот путь проследить невозможно… Либо он действовал под влиянием эмоций и просто не подумал об этом – но в этот вариант мне верится слабо. Человек, способный провернуть такое, отнюдь не дурак. Но проверить и эту ниточку все равно стоит.

– А девчонка?

– Связь хакера с ней должна быть, это несомненно. Только вот эта связь явно не из тех, которую легко проследить. Да и не было у нее никого из близких знакомых – за ней больше месяца следили. И телефон тоже прослушивали. Из родственников никого… Даже на ее квартиру никто прав не заявил. Из хороших знакомых – трое с ее предыдущего места работы, с которыми она время от времени болтала по телефону, и семейная пара – соседи. Но эти варианты я отметаю, причем по очень простой причине – ни у кого из перечисленных не подключен Интернет, а, следовательно, говорить о них, как о хакерах, смешно. Здесь, в компании, она ни с кем не успела дойти даже до стадии хороших знакомых. Хотя именно этот вариант объяснил бы многое. Всех, с кем она встречалась по работе, я тоже проверяю. Но о наших сотрудниках мы знаем очень многое… Если бы среди них был толковый хакер, Вадим бы его уже вычислил. Данные на компьютерах проверяются регулярно, поиск информации в Интернете – тоже…

– Мне не понятно другое, – Марк наконец не выдержал. – Почему два месяца было тихо? Почему он надумал мстить именно сейчас?

– Вот именно, – Зварыгин кивнул. – Почему? У меня есть версия, которая это объясняет. Которая объясняет почти все. Сам хакер не был связан с компанией. Он считал эту смерть несчастным случаем. И ни о чем не догадывался, пока ему не сообщили. А вот кто сообщил… Этот человек должен иметь доступ к секретной информации… Что опять же заставляет подозревать кого-то из руководства.

Дверь открылась без стука, и на пороге показался Вадим. Обвел всех внимательным взглядом и, кивнув, плотно закрыл за собой двери.

– Диск я распотрошил, все, что можно – из него выжал. Немного. Она лазила по нету без определенной цели, часто сидела в социальных сетях. Ничего, интересующего нас, я пока не нашел. Только имена троих людей, с которыми она общалась достаточно часто.

– Это уже неплохо. Их стоит проверить. Всех троих. – Генеральный кивнул Зварыгину. – Хотя шанс на то, что среди них есть тот, кто нас интересует, невелик. Так кто?

Вадим молча протянул листок, на котором было три имени. Маргарита Топикова, Дмитрий Зорин, Виктор Лесков.

* * *

За три месяца до этого. Екатерина Дымова. Воспоминания.

Очнувшись, я испытала настоящий ужас, переходящий в панику. Я оказалась привязана к стулу, причем не могла даже пошевелиться, голову обхватывала металлическая сеточка прибора, а Панский возился у машины. Рот мне заклеили скотчем. Несколько раз я дернулась, но совершенно без толку, потом попыталась кричать – и тоже безуспешно. Я билась, пытаясь вырваться, но со стороны мои метания напоминали жалкие трепыхания. Когда профессор обернулся, я испугалась еще больше, если это только возможно – его глаза совершенно ничего не выражали.

– Очнулась? Для эксперимента мне нужно, чтобы ты была в сознании…– он опять обернулся к машине, уже не обращая на меня никакого внимания. – Кошки дали информацию, но мало, мало… Слишком быстро они умирали… – Он разговаривал сам с собой. – Да и копировать их мозг просто бессмысленно. Но теперь ясно, в каком направлении двигаться. Разработки химиков неплохи, но они их никак не усовершенствуют. Приходится обходиться тем, что есть…

Я дергалась, напрягая все силы, но примотали меня весьма надежно. В висках стучала кровь, сердце билось с сумасшедшей силой. Я боялась – дико, безумно, глаза блуждали по лаборатории, в горле пересохло, а в голове не было ни одной мысли. Теперь я надеялась только на то, что в кабинет кто-то войдет и этот кошмар прекратится. И словно в ответ на мою мысль, двери открылись, и в лабораторию вошел начальник службы безопасности. Я видела его только дважды – на общем инструктаже, но ничуть не сомневалась, что он справится со спятившим профессором. Испытанное в тот момент облегчение было таким сильным, что я едва не разрыдалась. Но он только скользнул по мне безучастным взглядом, запер дверь, и, подойдя к профессору, что-то ему протянул.

От шока я замерла, пытаясь осознать увиденное, а потом внезапно, с резкой безнадежностью осознала – спасения не будет. Ужас заставлял адреналин кипеть в крови, совершая бессмысленные попытки вырваться, но я понимала – все напрасно. И когда профессор подошел ко мне со шприцем в руках, я зашлась в беззвучном крике и закрыла глаза.

Моя вторая смерть была мучительной. Боль была дикой, неописуемой – меня били электрические разряды, а кровь, казалось, кипела. И это длилось бесконечно. И самое страшное – несмотря на запредельность боли, я не могла отключится, потерять сознание. Перед глазами некоторое время плыли яркие круги, потом наступила полная темнота. Больше всего в тот момент мне хотелось прекращения пытки. Любой ценой. Я хотела умереть или сойти с ума – все, что угодно.

Не помню, в какой момент я смогла отстраниться. Боль еще заставляла тело исходить в мучительных судорогах, но я словно находилась в двух местах сразу. И сознание устремилось туда, где было избавление. Боль сделалась далекой и чужой – а я вновь увидела свет. Яркий калейдоскоп вспыхивал перед глазами – немыслимое сочетание цветов, которое не имело смысла, но звало и успокаивало. И которое внезапно наполнило мое сознание – или сознание наполнило это место. И мне тут было тесно.

Несколько кратких секунд я очень четко ощущала раздвоение своей личности. Я все еще умирала под невыносимой пыткой и одновременно видела себя со стороны, понимая, что моя смерть близка. Вокруг меня сжимались тиски, пытаясь подчинить обезумевшее от ужаса и боли существо, уничтожить остатки того, что еще было мной. И вместо страха и отчаянья во мне вспыхнула ненависть. Совершено инстинктивно я рванулась, чувствуя, как теряюсь где-то далеко, испытывая одновременно отчаянье, пустоту и боль потери.

Именно тогда я утратила связь с телом. Вернее, именно в тот момент я умерла. И именно тогда я сразу поняла, что со мной сделали. Поняла внезапно и вдруг – как будто я всегда это знала. Мое тело было мертво – но мое сознание жило. И не хотело умирать.

Вокруг меня проносились цветные искры, складывающиеся в информацию, которую я осознавала мгновенно. Которая становилась частью меня. И здесь было невыносимо. И как только я это осознала, я поняла, что выход есть. Свобода безбрежных просторов – масса далеких огней, складывающиеся в яркие картины, которые заплясали внезапно перед глазами. И я ринулась на свободу, оставляя за собой только пустоту…Уничтожая те крохи информации, которые еще содержались в компьютерах компании…

Они получили свою Химеру. И не смогли ее удержать…

* * *

Торесков, 16 августа. Виктор.

Виктор медленно шел по улице, а в голове было пусто, словно шаром покати. Он не особо обращал внимание, в какую сторону идет – ему было нужно просто упорядочить свои мысли. Было достаточно рано, и улицы еще не утратили утреннюю прохладу. Кроме того, сегодня было воскресенье, и по этой причине народу и машин тоже было немного. Вообще, в последнее время он все чаще изменял своим привычкам. Но ведь все случившееся тоже меняло его. Так или иначе.