Охота на императора

– Мадам Бриджид… – директор труппы, переложив бокал в другую руку, при этом прикоснувшись к пальцам певицы. – Нет вас – нет в Петербурге Кармен! Браво мадам Бриджид!

Повинуясь какому-то коллективному ритуалу, все присутствующие встали одновременно, осыпая при этом солистку комплиментами. Кто-то аплодировал, кто-то демонстративно высоко поднял хрусталь; некоторые, особо впечатлительные особы уже утирали слезу, а сама Бриджид, скромно опустив взгляд, приложила руку к сердцу и замерла в признательном поклоне.

Джованни жестом дирижера, командующего своему оркестру прервать выступление, остановил всю эту феерию, после чего, с нотой присущего ему драматизма, продолжил:

– Бесподобная Бриджид! Бриллиант в оперной короне мира!

Две солистки, певшие партии цыганок на одной сцене со звездой, не смогли сдержать эмоций и театрально закатили глаза.

«И еще все актеры невыносимо ревнивы к чужому успеху…» – подумал в эту секунду Лузгин, внимательно наблюдавший за сценой канонизации певицы.

– Да, да! Бриллиант! Алмаз высшей пробы! Но разве может драгоценный камень доставить восхищение, если он спрятан в шкатулке? Может ли взор восхищения оценить все его сияние, если камень спрятан в сейфе? Нет, конечно…

Гости за столом несколько поутихли, не понимая, куда клонит импресарио.

– В своих самых смелых мечтах я не мог рассчитывать, что госпожа Бриджид, имеющая обязательства перед лучшими сценами Европы, соблаговолит принять наше предложение и осчастливит здесь ценителей оперного искусства своим неповторимым меццо-сопрано…

Джованни многозначительно поправил бабочку.

– Дева Мария услышала мои молитвы и послала мне высочайшего покровителя, любящего оперу так же, как и я… Благодаря влиятельности Его Высочества, Великого князя Константина Николаевича, моя… Нет… Наша с вами мечта сбылась! Я прошу передать мой низкий поклон Его Высочеству.

Директор труппы, отодвинув стул, вышел из-за стола и направился в сторону Лузгина вместе с виновницей торжества.

– Господин адъютант! Прошу передать Его Высочеству нашу признательность и глубокое почтение. Великий князь в ряду дел государственной важности нашел место и для нашей скромной оперы.

Лузгин, явно не готовый к такому экспромту со стороны директора труппы, поднялся, чтобы пожать руку итальянцу, рядом с которым тут же оказалась Бриджид.

– Всегда в распоряжении Великого князя! Нам лестно, что он посетил премьерный выход госпожи Бриджид! Так и передайте, Леонид Павлович! Так и передайте! – Джованни тряс руку адъютанта, будто тот, как минимум, спас его труппу от банкротства.

– Так это вашему патрону я обязана своим фантастическим успехом в Петербурге? Не так ли, Лео?

Бриджид, приняв кокетливую позу, улыбнулась так, как это делала Кармен перед Доном Хосе в первом отделении, и подала для поцелуя руку в прозрачной белой перчатке.

Лузгин, однако же, целовать тонкие пальцы итальянки не стал, а всего лишь взял её ладонь, да после этого едва заметно кивнул.

– Его Высочество будет проинформирован о вашей признательности, Джованни. И о вашей тоже, мадам Бриджид…

– Лео, вы подзабыли… Не мадам, мадемуазель, – в каждом слове певицы сквозило раздражение. Капитан только час назад преподнес ей корзину цветов, и что она видит? Прекрасную его спутницу, окатившую её сейчас холодным взглядом. Кармен не могла оставить этот вызов без внимания.

– Госпожа Бриджид, примите наше восхищение вашим талантом… – Лузгин предпочел прервать разговор, пока маслянистый взгляд певицы, пожиравшей его глазами, не превратился в неприлично откровенный и страстный.

– Господин Лузгин! Сделайте нам честь! Присоединитесь вместе с вашим другом и прелестными спутницами к нашему застолью в честь госпожи Бриджид! – Джованни в своем порыве благодарности был неудержим.

– Благодарю, господин Олива… Я предпочту остаться в нашем узком кругу, у нас есть темы для беседы, – Лузгин назвал директора труппы по фамилии, зная, что тот этого не любил – форма его давно расставшейся с волосами головы действительно напоминала оливок.

– Очень жаль, Лео…

Бриджид демонстративно развернулась и проследовала к своим поклонникам, наполнившим уже бокалы для следующего тоста в её честь.

За угловым столом возникла неловкая пауза. Поправив рукава платья, Татьяна решила её прервать, обратившись к Завадской:

– Катенька, а не подскажете, Лео – это Лев?

– Насколько я понимаю, вы правы в своих предположениях, Татьяна, – Екатерина Алексеевна мысленно восхитилась хладнокровием своей сокурсницы, прекрасно понимая, что совладать с клокочущей внутри ревностью любящей женщине практически невозможно.

– Ну что же… не так уж и скверно… Подобный льву превратился в самого льва… [20]

В это время подпоясанный кушаком официант появился на лестнице с громадным букетом, который он тут же, вместе с запиской, передал Джованни.

– Великолепной Бриджид от лейтенанта Крапова… – немного охмелевший от вина и успеха, Джованни зачитал записку громко, не стесняясь в интонациях.

– Это не ваш букет, Джованни… Вы ведете себя, как прапорщик… – взбешенная Бриджид вырвала букет и вернула его официанту. – Поставьте в вазу! Я заберу домой!

20

Леонид (др.-греч.) – подобный льву, потомок льва.

Записка же, вырванная из рук импресарио, тут же оказалась под тем краем платья, куда женщины прячут самое сокровенное.

– Крапов? Эх, чертяка… – негромко произнес Завадский.

– Лео… – Татьяна грациозно положила подбородок на согнутую кисть руки. – Мне кажется, у вас появился конкурент… Постарайтесь на этот раз обойтись без дуэли.

Глава IX Приговор

Подняв воротник, он вынужден был опустить голову, спасаясь от хлесткого ветра. Казалось, что резкие порывы, несущие с собой заряды колючего снега, пытались сбить с ног и повалить на мостовую, чтобы потом окончательно засыпать с головой.

Такая погода, однако, Михеева не печалила. Напротив, сопротивляясь напору снежной бури, он двигался мелкими шагами, почти не отрывая ног от покрывшегося тонкой коркой льда тротуара, имел возможность обернуться, не вызывая подозрений. К десяти часам вечера прохожих на Ямской можно было по пальцам пересчитать. Редкие силуэты с трудом различались в снежной туче, которая, казалось, полностью опустилась на землю.

Добравшись до Кузнечного переулка, Михеев неслучайно поскользнулся, после чего, кинув назад взгляд, удовлетворенно осмотрел пустую улицу.