Охота на колдунов
Шрифт:
Удар, еще удар, топор, меч, топор, меч. Юрий узнал Клевоца, но легче от этого не стало - мальчишка рубился на удивление умело. Внимательная сосредоточенность в глазах врага не понравилась южанину, угар злобы уже отступил и назойливая мысль начала разрастаться в сознании: 'зачем я все еще здесь?'
С очередным ударом секира Клевоца все же увязла в кромке щита, вовремя подставленной его визави. Юрий рванул щит на себя, ловя миг, когда можно будет наконец-то вонзить меч в плоть. Клевоц, как и ожидалось, подался вперед, но Юрий не заметил, что северянин не держится за топорище. Вплотную
Мир померк для Юрия Нижнегорского.
Юрий очнулся от громкого, возмущенного голоса, болью отдававшегося в голове:
– Раз начал командовать, то должен был и дальше приказывать, а не лезть в первый ряд! Разве это так сложно?
Оправдывался молодой голос, но как-то вяло, без запала:
– Но ведь тогда в рубку вступили все южане, даже лучники. Да и Вилька-сотника уже ранили и он не дрался, только присматривал за нашими. Да и, - молодой перешел на полушепот, - не мог я после смерти отца вернуться домой не побывав в первом ряду.
Свежий ветерок сообщил Юрию, что доспеха и поддоспешника на нем больше нет, лишь льняная рубаха с такими же подштанниками. Руки и вовсе связаны за спиной и онемели, придавленные его собственным весом. Потому он счел преждевременным открывать глаза или как-то еще давать о себе знать и весь обратился в слух.
Строгий голос между тем несколько смягчился:
– Твой отец ныне в лучшем мире, но тебе встречаться с ним пока никак нельзя. Запомни, теперь, если император захочет признать твоего деда недееспособным из-за слепоты, ты единственный, кто может принять власть над нами. А в случае твоей гибели, выбор останется за императором. И что из этого выйдет - только Вышнему известно.
– Недееспособным? - переспросил молодой, и Юрию показалось, что он узнал Клевоца.
– Такое бывает очень редко и нужно согласие ’высших тэл’ов империи. Но они могут пойти против нас. А повод найдется - вызвать представителя от Холминых в столицу и, если единственным уцелевшим окажется твой дед, подстроить так, будто слепота помешала исполнить в чем-либо дворянский долг... Если бы не древний обычай испытывать совершеннолетних боем, ты бы вообще был сейчас не с нами, а в безопасности на Холме.
С этими словами ветер донес до Юрия непередаваемые запахи костра, на котором сжигают погибших. Неподалеку был слышен спор чуть ли не в дюжину голосов, кто будет сопровождать на Холм раненых и трофеи, а кто останется с большинством. Нижнегорский не знал, что небольшой засадной отряд для ловли беглецов таки был. И теперь где-то рядом делили крестьянок, причем Нижнегорский заключил, что тех, у кого уцелели мужья, не трогают. 'Наверное, поделят позже'. Юрию показалось даже, что в отдалении он различает звуки затачиваемой стали, но тут разговор над ним продолжился.
– А теперь, - и строгий голос вдруг превратился если и не в почтительный, то был очень близок к этому, - приказывай. Ведь ты пока не можешь вернуться. Тебе придется вместо отца возглавить поход на юго-запад. Приказ императора не допускает разночтений - во главе должен быть дворянин.
–
Приказывать... - и молодой голос вдруг преисполнился совсем немолодого злорадства. Юрий из любопытства приоткрыл глаза и тут же от неожиданности непроизвольно зажмурился - Клевоц смотрел ему прямо в лицо.Вообще-то Клевоц не был злобен или безжалостен - по крайней мере, в глазах остальных северян. И он искренне полагал - ему с детства внушал это отец - лишь тот имеет право повелевать, кто научился беспрекословно подчиняться и в быту, и отточив это умение в многолетних войнах. Молодого Холмина воспитывали в почтении не только к отцу и деду, но вообще к старшим. И старшие служили ему образцом для подражания. Дан-врачеватель. Испещренный шрамами сотник Вызим. Острый на язык Вильк-сотник. Пышнобородый копейщик Таптун. Старик Зырь-сильные-пальцы. Клощ-лучник. И многие, многие другие. А теперь он вдруг должен был руководить ими...
К тому же поговаривали о том, будто мощь и слава Севера постепенно возрождаются. Вожди не допускают больше ошибок, случившихся столетие назад, в селениях становится все больше молодых женщин, детей, а значит, и храбрых воинов. Однако теперь и сам Клевоц неожиданно попал в число 'премудрых' вождей, которые одним-единственным словом могут изменить судьбы сотен и тысяч северян.
Так что Клевоц не радовался тому, что получил возможность повелевать столь рано. Но пару желаний, которые он теперь намеревался облечь в форму приказов, у него накопилось.
Клевоц окинул Юрия взглядом - без доспехов тот не казался грозным, но все же это было тело тренированного бойца. Северянин уже знал, кто возглавлял вторжение, из-за которого погиб отец. Но как придумать достойную месть, если северный уклад прямо запрещает пытки, а смерти ты не боишься и потому с трудом представляешь до чего ее могут бояться некоторые. Тем более, если убить воина, попавшего в плен не по своей воле, то Вышний засчитает это за смерть в бою.
'А касательно того, что Юрий сражался не за Север, так ведь он и родился не на Севере, возможно, Вышний его простит', молодой Холмин ненадолго погрузился в теологические размышления.
– Ты хотел бы служить под моим началом? - вопросил Клевоц и Юрий не нашел ничего лучше, чем презрительно - насколько возможно в таких условиях - отвернуться.
– Ну что ж, тогда твой выбор прост. Или сейчас умрешь, или ты и твои уцелевшие воины присягнут святым для них именем служить нынешнему держателю 'столицы' провинции Запад до тех пор, пока император не освободит их от этой присяги. Всем присягать не обязательно - мы можем убить и только часть из вас.
Поклясться святым именем можно было лишь искренне того желая и веруя. Принятая клятва давала о себе знать мгновенным изменением цвета глаз, а пытки либо другое принуждение с целью заставить присягнуть против воли обычно не помогали. Присягали редко, опасаясь без крайней необходимости брать божество в свидетели своих обещаний. Ведь разрешить от обета не могли даже жрецы.
Юрий чуть не поперхнулся, поспешно выговаривая ответ. После сегодняшнего поражения лучшей перспективы, чем служба где-нибудь на границе, он для себя не видел.