Охота на крыс
Шрифт:
— Вот об этом в первую голову я и хочу с ним переговорить!
Они расплатились каждый за себя, затем двинулись к выходу.
— Почему ты без охраны, Андрей? — поинтересовался Чермоев. — А хочешь, я к тебе пару своих джигитов приставлю?
— Не надо, — покачал головой Бушмин. — Меня и так, кажется, местные пасут.
— Как знаешь, кунак... Я и в самом деле здесь проездом, так что время меня уже поджимает. Итак, Андрей, увидимся примерно через неделю...
— До встречи, Асланбек, — нейтральным тоном сказал Бушмин. — Уверен, что при следующей нашей встрече вы все получите от меня полное удовлетворение.
Попрощавшись с чеченцами, он еще некоторое время спиной
Вернувшись ненадолго в отель, Бушмин заказал такси и отправился на нем в район Дефанс. Проведя около получаса в одном из зданий «Лионского кредита», он частично разрешил свои финансовые проблемы: связался по телефону со своим «поверенным» на Кипре, а затем посредством двух трансакций через офшорную зону острова Науру перевел джабраиловские денежки, вернее, уже его личные, на контролируемые им счета в кипрском филиале «Бэнк оф Лебанон».
Любопытные, конечно, вещи творятся в этих самых «офшорных зонах». Взять для примера тот же Науру, «независимое государство», включенное недавно в состав членов ООН. Махонький островок, затерявшийся где-то на экваторе между Австралией и Гавайями. Три пальмы и пара аборигенов или что-то около этого. Но только одних российских денег, если сложить суммарно все трансакции, за девяносто восьмой паскудный воровской год меж этими тремя пальмами заблудилось около семидесяти миллиардов в американской валюте.
Так что его четверть миллиона долларов, просвистевших через Наурскую «черную дыру», — всего лишь сущий пустяк.
Другие четверть миллиона, находящиеся большей частью на известном ему — от Руслана Чермоева — счету в швейцарском «Кредит Сюисс», он решил пока не трогать и даже не стал менять пароль доступа к этим деньгам.
То, что происходило во время его переговоров с Малехом при непосредственном, хотя и тайном участии в этом мероприятии Мухаммед-эд-Дина, одного из лидеров организации «Хезболлах» и заодно недавно учрежденного «Исламского трибунала», на языке профессионалов называется — вербовочный подход. Причем эти люди, довольно верно срисовав его психологический портрет, решили действовать не в лобовую, с использованием примитивной в общем-то методики «прямой» вербовки или даже более сложной технически «намекающей» либо «одурачивающей» вербовки, а взялись «работать» с ним по довольно трудоемкому сценарию «многоступенчатой» вербовки, когда «предложение» делается от имени уже известной «клиенту» организации с последующим постепенным раскрытием реального хозяина положения.
В таких вот случаях нужно быть предельно внимательным и осторожным. Если он даст раньше времени слабину или предпримет какой-нибудь необдуманный шаг, к примеру, изменит тот же пароль доступа, о чем сразу же станет кое-кому известно, то это может подтолкнуть «вербовщиков» на более решительные шаги, спровоцировать их на попытку осуществления немедленной «прямой» вербовки, что чревато для Бушмина, и не только для него одного, самыми непредсказуемыми последствиями.
«Степ бай степ», как говорят англичане, шаг за шагом и ступень за ступенью — только так, расчетливым движением, он сможет когда-нибудь достичь поставленной перед ним цели.
Затем Бушмин переместился в район Монмартра, где ему уже довелось бывать пару дней назад в компании Дешам. Определившись на подробной карте, где находится интересующее его культурное учреждение, и сверившись с циферблатом «Ролекса», он направился в одну из художественных
галерей, где экспонировались творения каких-то местных постмодернистов и художников соцарта.Вся эта абсурдистская мазня и «приколы», рассчитанные на восторги разных дебилов, Бушмину были совершенно неинтересны. Равно как и малопримечательному среди горстки «ценителей» мужчине лет тридцати пяти, который, уплатив на входе двадцать франков, проследовал за Андреем внутрь анфилады крохотных выставочных залов.
Они сошлись воедино, но не так, как встречаются старые знакомые, а лишь синхронно осматривали выставленные экспонаты, перебрасываясь время от времени приглушенными фразами. Следящих камер здесь не было, иначе для «контакта» было бы избрано какое-нибудь другое место. Впрочем, эти двое не делали ничего такого, что могло бы показаться подозрительным, да и выглядели они как все.
— В принципе я все так и просчитывал, — переварив полученную только что порцию информации, сказал Бушмин. — Это все?
— Да, слово в слово. Что-нибудь не так?
— Да нет... А луну с неба они не просили достать?
— Нет, — усмехнулся «контактер». — Но если прикажут, сделаем!
После этих слов он как в воздухе испарился, оставив Бушмина наедине в его причудливой, поистине постмодернистской реальности, где простому смертному не выжить и одного дня.
Хотя «ошейника», то бишь Натали Дешам, при нем сегодня не было, Бушмин шкурой ощущал, что его пасут. Но не назойливо, не так, чтобы наступая ему на пятки и мозоля своими рожами ему глаза, а предельно расчетливо и осторожно.
Чтобы проверить собственные подозрения на сей счет, он не поехал обратно в отель, а предпринял затяжную пешую прогулку по набережным Сены, по маршруту, который позволил бы ему убедиться в наличии или же, наоборот, в отсутствии слежки.
Пока таким вот нехитрым способом проверялся, заодно думал о параллелях и сравнениях, которые по мере знакомства с ним подбрасывал этот такой разный и в то же время узнаваемый во всех своих проявлениях громадный город.
Натали во время их совместных прогулок рассказывала, да он и сам кое-что слышал и читал, о том, какая тяжелая атмосфера воцарилась в Париже летом девяносто пятого после серии взрывов — не только в столице, но и Лионе и Лилле, — организованных, как позже выяснилось, арабскими террористами, выходцами из Алжира.
Город, заваленный горами мусора — урны были убраны, потому что в них подкладывали бомбы, — с населением, боящимся пользоваться метрополитеном, потому что на станции «Сен-Мишель» бомба, взорвавшаяся под сиденьем вагона, разнесла в клочья семерых и ранила около сотни, с обывателями, опасающимися ходить за покупками в магазины и на рынки, потому что террористы для своих акций выбирают людные места, — весь этот огромный многоликий мегаполис был на протяжении нескольких недель придавлен гнетущим чувством страха.
Франция, которая, пусть и не вся, нынче резко выговаривает России за «неадекватное» применение силы в Чечне. Но что она вытворяла в лице своих государственных учреждений в Индокитае, а также в Алжире?
Да и опасным летом 95-го все ли было таким уж «правовым» и «демократичным» в действиях французских властей?
Документы в ту пору были проверены примерно у миллиона подозрительных личностей — и парижские ажаны зачастую били не по паспорту, а по смуглой морде, да так лихо, что московская милиция с ее прессингом в отношении «кавказцев» просто ангелы во плоти. А их руководство даже не считало нужным оправдываться через газеты, которые к тому времени уже пестрели фотографиями разыскиваемых лиц арабской, пардон, «магрибской» национальности.