Охота на льва

Эмма кивнула. Она ведь была журналисткой – а страсть к хорошему рассказу и желание сделать репортаж всегда помогали ей выбраться из тех закоулков, куда загоняла жизнь.

– Лет двадцать назад, – начал Артуро, – когда я только пришел в инквизицию, ведомство возглавлял некто Крунч Вальчик. Ты вряд ли слышала о таком, он пробыл на своем посту около двух месяцев, не больше.

– Ни разу не слышала, – кивнула Эмма. – Я была уверена, что шефом всегда был государь.

– Почти всегда, – уточнил Артуро. – Так вот Вальчик. Меня было определили в его личные помощники, но я сказался больным и на несколько недель отошел от службы. Потому что он оказался самым настоящим маниаком, и мне просто стало страшно. Понимаешь, одно дело – пытать ведьм для того, чтобы получить показания. Я отлично умею проводить допрос третьей степени, но поверь, мне это нисколько не нравится. И совсем другое – пытать женщин только потому, что ты получаешь удовольствие от их страданий. Так вот Вальчику нравилось мучить ведьм. Он испытывал от этого наслаждение похлеще, чем от самых разнузданных плотских радостей.

Эмма поежилась, словно в жаркий летний день ворвался ледяной зимний ветер.

– Я много о нем думал, – продолжал Артуро, – и сейчас думаю, что таким образом он их наказывал – за то, что они были ведьмами. Видишь ли, задача инквизитора и тогда, и теперь – это проведение расследования и установление истины. А Вальчик не нуждался в истине. Он желал только мучений и боли. Как и наш убийца рыжих девушек, которому точно так же нравится пытать и наказывать.

– Он ведь уже в тюрьме, – сказала было Эмма, но Артуро только отмахнулся:

– Да брось ты. Наш умница Крич поступил в лучших традициях восточных коллег и выставил виноватым какого-то уголовника, мало ли в охранном отделении таких на примете? И пока тот закрыт за железной дверью, настоящий маниак прекрасно себя чувствует на свободе.

Эмма пожала плечами. Неприятное предчувствие словно всколыхнулось в душе и тотчас же отпрянуло.

– Подозреваю, что Крич даже не искал убийцу, – сказал Артуро. – Я тоже умею читать охранные документы, так вот расследование проводят совсем не так.

– Что же делать? – спросила Эмма.

– Не красить волосы, – ответил Артуро. – И готовиться к новым делам.

Глава 8 Белые острова

Идут на север,

Срока у всех огромные,

Кого ни спросишь,

У всех указ.

Взгляни, взгляни

В глаза мои суровые,

Взгляни, быть может,

В последний раз.

Сборник«Аальхарнский низовой фольклор», арестантская песня

В вагоне было душно, воняло дрянным табаком, потом и протухшей капустой. Заключенные валялись на грязных деревянных лежаках, вяло переругивались с охраной и играли в карты. Иногда возникала столь же вялая потасовка, которую лениво разгоняли охранцы, – если в первые дни они охотно пускали в ход дубинки, то за седмицу пути на север все устали и вымотались, так что затевать серьезную драку ни у кого не было ни сил, ни желания. Андрей лежал на верхней полке и смотрел в зарешеченное окно – за грязным стеклом тянулись бесконечные леса, и казалось, что дорога так и будет тянуться среди этих высоких сосен до конца света. Супесок, расположившийся напротив, курил вонючие самокрутки, периодически жаловался на боль в спине – на допросах ему, похоже, крепко досталось – и рассказывал об аальхарнском севере. В юности он прожил там несколько лет, и истории о крае бесчисленных озер с прозрачной студеной водой, непуганых медоедов и рыбе, что клюет чуть ли не на голый крючок, звучали очень романтично, однако Андрей сомневался, что все так и будет на самом деле. Когда-то он читал книги по истории нового времени и имел все основания полагать, что по прибытии их запрут в бараки и будут выгонять на работы – стройку какой-нибудь бесконечной дороги из ниоткуда в никуда. Романтика…

Если Андрей, размышляя о провалившемся заговоре и том, что ждет их впереди, едва не впадал в панику, то Супесок вообще не был склонен к напрасной рефлексии. Андрею казалось, что сейчас его товарищ словно отключил все чувства и желания, кроме самых основных – поесть, покурить, справить нужду и выспаться. Может быть, это было правильно: когда поезд с заключенными миновал Залесье и въехал в северные земли, Андрей совсем помрачнел, а Супесок сохранил бодрость духа.

– Не грустите, доктор, – сказал он, когда заключенных выгнали из вагонов и под захлебывающийся лай свирепых караульных псов пинками выстроили на перроне в какое-то подобие колонны. – Я думаю, мы еще вернемся.

За деревьями поднималось солнце, окрашивая кору сосен теплой золотистой охрой. Утро пахло хвоей и свежим дождем – после спертого воздуха арестантского вагона у Андрея закружилась голова, и он едва не упал. Супесок поддержал его под локоть, а сержант охранцев незамедлительно отоварил ударом приклада в плечо.

– Политические, молчать! – рявкнул он, хотя ни Супесок, ни Андрей не проронили ни слова. – Ну что, ублюдки, добро пожаловать на север! Это место ошибок не прощает, а рудники в особенности. Стране нужен металл, так что готовьтесь вкалывать и сдохнуть! Дальше пойдете пешком, и упаси вас Заступник сделать хоть шаг в сторону – мигом получите пулю в башку! Ясно?

– Ясно… – нестройно прогудели заключенные, и охранцы принялись орудовать дубинками, разделяя их на небольшие группы, чтоб удобнее было конвоировать. Впрочем, Андрея и Супеска сержант придержал:

– Политические, стоять. У вас другое направление.

Андрей вопросительно поднял бровь, а Супесок философски заметил, что дальше этих мест ссылать уже некуда.

– Поговори мне еще! – рявкнул сержант.

Серые колонны медленно стали стекать с перрона и уходить в лес по дороге, засыпанной рыжей хвоей, – там их ждали рудники и бараки. Когда перрон опустел и последний отряд заключенных скрылся за деревьями, сержант толкнул их в сторону низенькой деревянной постройки с одним окошком:

– Давайте двигайте на вокзал.

– Вокзал… – проворчал Супесок, шагая вслед за Андреем к кривой наспех сляпанной двери. – Больше на сортир похоже.

– Поговори мне! – прорычал сержант и ткнул его дубинкой в поясницу.

Супесок зашипел от боли и выматерился.

Против всех ожиданий, в домике оказалось довольно уютно. Деревянные лавки были накрыты домоткаными ковриками, на столе весело поблескивал круглым сытым пузом самовар, окошко украшала кружевная занавеска, пусть и немыслимой степени загрязнения, а на стенах висело расписание и маршруты поездов и портрет императора. Посмотрев на картину, Супесок презрительно сморщился и сплюнул.

За столом сидел сутулый человечек самой неприметной внешности. На скатерти перед ним лежала телеграмма.

– Спасибо за службу, сержант, – сказал он. Голос у человечка был мягкий и тихий. Сержант козырнул ему, на прощание окинул Андрея и Супеска таким взглядом, словно раздумывал, не стукнуть ли их дубинкой на добрую память, однако задерживаться не стал и покинул домик. Когда дверь за ним закрылась, человечек произнес:

– Садитесь, ссыльные.

Супесок выдал сакраментальное:

– Сесть мы уже успели.

– Тогда присаживайтесь, – невозмутимо ответил человечек и провел ладонями по телеграмме. – Чего вам столбами-то стоять?

Андрей и Супесок послушно опустились на лавку. Снаружи доносилось тяжелое лязганье металла по металлу и стук – вагоны готовили к возвращению назад.

– Итак, Парфен Супесок, – бывший глава охранного отделения утвердительно кивнул, – и доктор Андерс… Кстати, как ваша фамилия?

– Просто Андерс, – ответил Андрей, и человечек понимающе кивнул.