Охота на маршала

Иначе третий вагон просто не трудились бы прицеплять к двум другим, набитым маршальскими трофеями.

А то, что его прицепили не перед отправкой из Германии в Москву, а уже в Киеве, Коваль выяснил по своим каналам. Действовал осторожно. Помогали старые товарищи, связанные с ним общим прошлым и приученные не задавать лишних вопросов. Особенно когда известно – их начальник провинциального управления МГБ задает, выполняя личный приказ Берии. Вот так Лаврентий Павлович, сам того не подозревая, стал надежным щитом, прикрывавшим чуть большее, чем требовалось, любопытство подполковника. Разумеется, в первую очередь – профессиональное.

Удовлетворив его, Коваль получил результат: третий вагон, прицепленный на запасном пути киевской железнодорожной станции, не имел к трофеям Жукова никакого отношения. Однако, проверив документы на груз, бывшие у начальника станции Бахмач, которые пока рано было пускать в ход, Коваль своими глазами увидел: этот вагон значился вместе с другими двумя как принадлежащий маршалу. На него составили отдельные бумаги, из которых следовало: опломбировали и прицепили его к ним еще в Берлине. Итак, МГБ закручивало какую-то крупную комбинацию, раз всю дорогу проводилась столь серьезная работа.

Будучи человеком отнюдь не глупым, Коваль вполне отдавал себе отчет: подробности операции так и останутся для него закрытыми. Не возражал, признавая: имеются вещи, стоящие выше его понимания. В конце концов, существуют разные уровни допуска к информации. А начальник пусть и крупного, областного, однако в масштабах всей огромной страны – провинциального управления МГБ даже до среднего уровня не дотягивает. Понимание всех раскладов Коваля никоим образом не задевало. Подполковник еще в непростом 1937 году понял, как важно держать дистанцию и соблюдать субординацию.

Тем не менее основные положения предполагаемой операции он знал. Достаточно было указаний, полученных по телефону от Лаврентия Павловича. Руководитель масштаба Берии не часто снисходит до личного разговора с начальником областного управления, пусть даже область географически расположена не так уж далеко от Москвы. Однако опытному подполковнику оказалось достаточно услышанных ключевых фраз.

А именно: проверить сигнал, который поступит в ближайшее время касаемо вагонов непонятного происхождения, охраняемых солдатами срочной службы на запасном пути узловой станции Бахмач. Выяснить, что по документам, предоставленным на месте, груз принадлежит маршалу Советского Союза Жукову Георгию Константиновичу. И доложить об этом выше по инстанции. Так как принимать решения по поводу дел, в которых фигурируют такие персоны, не входит в прямую компетенцию подполковника Коваля. Больше ничего предпринимать не нужно. В дальнейшем – только выполнять указания. Да и то – если в них возникнет необходимость.

Несколько дней назад все пошло не по плану. Начальник Черниговского УМГБ убедился в этом, доложив о бахмачских событиях в Москву и услышав в ответ длинную матерную фразу Берии. Из чего следовало: оказывается, это он, подполковник Коваль, не уберег вагоны. Даже если переложить ответственность по эстафете на Аникеева, легче не станет – с самого Коваля меньше не спросят. Но невольно подтвердились и прежние подозрения подполковника: третий вагон, ограбленный и сожженный вместе с остальными, имел для реализации планов Лаврентия Павловича значение даже более важное, чем два других.

Затем появились московские гости – майор Лужин и этот странный немец, Густав Винер. Выглядел он полным тюфяком, как внешне, так и повадками напоминая Ковалю врагов народа из числа всякой там профессуры и прочей так называемой интеллигенции, мутившей воду еще до войны. Через кабинет Коваля с тридцать седьмого по сороковой годы включительно подобных умников прошло великое множество. Позже он узнал, что не все получили заслуженное – высшую меру или возможность исправиться трудом в лагере; даже сам поднимал документы, позволяющие пересмотреть некоторые дела и переместить отдельных умников из лагерей в специальные ОТБ. Что ж, пускай приносят пользу родине хотя бы там, в «шарашках»… [29]

29

«Шарашка» – жаргонное название НИИ и КБ тюремного типа, подчиненных НКВД/МВД СССР. В них работали заключенные ученые, инженеры и техники. В системе НКВД именовались «особыми техническими бюро» (ОТБ), «особыми конструкторскими бюро» (ОКБ) и тому подобными аббревиатурами с номерами. Через «шарашки» прошли многие выдающиеся ученые и конструкторы. Основным направлением ОТБ была разработка военной техники. Множество новых моделей военной техники и вооружений в СССР были созданы заключенными «шарашек».

Немного поразмыслив, Коваль решил: Винер представляет для органов примерно такой же интерес, что и враги народа, работающие в закрытых учреждениях. Договорившись с самим собой больше не морочить себе голову статусом немца, полковник заставил себя не обращать на этого Густава особого внимания. И сосредоточиться на работе.

Коваль еще раз внимательно прочитал документы, с которыми ознакомил его Лужин.

Ничего не изменилось. Как с первого раза, так и теперь до подполковника не вполне дошел их смысл. Московский майор сидел напротив, закинув ногу на ногу, и явно ожидал от Коваля какой-то реакции. Винер, которого тот привел с собой, тихо устроился на стуле у стены. Подполковник дочитал до конца, делая вид, что пытается глубже вникнуть в суть изложенного. Затем с подчеркнутой аккуратностью положил документы в картонную папку, даже завязал тесемки симпатичным бантиком.

– Что скажете? – поинтересовался Лужин.

«Интересно, чего он от меня ждет? Ничего не скажу».

– Если я правильно понял, – начал Коваль, стараясь говорить как можно увереннее, – экспертиза, проведенная нашим… Не знаю, как его называть…

– Инженер Винер. Достаточно.

– Понял. Значит, инженер Винер смог провести свои исследования в полевых условиях…

– Не совсем в полевых, – тут же поправил майор. – Но и не в идеальных. Однако, если вы поняли, какие выводы он сделал, даже таких условий оказалось достаточно для выявления обмана.

– То есть, в золе, взятой на месте сгоревшего вагона, не обнаружено… гм… чего-то там? Я не знаю подробностей, товарищ Лужин. И понятия не имею, что должно было находиться в том вагоне.

– А я, товарищ подполковник, мог бы не показывать вам этих вот документов вообще, – парировал Лужин. – И если бы наш инженер Винер заявил, что все сгорело, моя миссия тут же завершилась бы. Свое задание я выполнил бы. И доложил бы Лаврентию Павловичу о прискорбном результате.

– Для кого прискорбном?

Видимо, этот вполне обычный вопрос майору чем-то понравился. Полуобернувшись, он коротко бросил Винеру несколько фраз по-немецки, услышал ответ, кивнул и снова переключился на Коваля:

– Правильно спросили, товарищ подполковник. Инженер Винер сейчас вот ответил – сгори содержимое вместе с вагоном, он бы очень расстроился. Как-никак результат его работы. Не полностью, конечно, однако – в том числе его. Винер очень хочет приносить пользу нашей стране. Сами же должны понимать: разгромлен всего лишь фашизм, война с другими проявлениями мирового империализма еще впереди. Потому работа, которой занимался Винер по приказу нацистов, будучи узником Дахау, для нас крайне важна. Согласны?

– В подробности не посвящен, однако вам верю на слово, – кивнул Коваль.

– Но если бы огонь уничтожил содержимое того вагона, оставалась бы уверенность: оно не попало в чужие руки. – Лужин снова сказал что-то немцу, тот коротко ответил, майор перевел: – Винер говорит, пришлось бы начать все сначала. На это может уйти какое-то время, только мы, по большому счету, особо никуда не спешим. Создаются другие оборонные проекты. Однако выводы наш инженер сделал неутешительные. В вагонах, судя по структурному анализу продуктов сгорания, не было ящиков и контейнеров, в которых транспортировался груз. Дальше думайте сами.