Охота на НЛО
Шрифт:
По-эстонски написано, и написано что-то типа «Собачья смерть».
– Спасибо… А вот с секретными делами все не то… Ладно, спасибо еще раз.
Сергей положил трубку. Ну, допустим, в городе есть что-то секретное. Почему бы и не быть. В качестве предположения пусть даже там до сих пор занимаются летающей тарелкой, хотя история более чем избитая. Своего Розуэлла нам захотелось, надо же…
Хотя чисто теоретически в городе есть много мест, где спрятать тот же НИИ. Куча всяких контор, заводов, фабрик, тот же НИИ люпина – на хрена им, спрашивается, такой комплекс зданий, целый городок! Нет, это уже маразм. Все дальше и дальше
– «Собачья смерть». Прямо как в дешевых боевиках: таинственный убийца оставляет надпись, гласящую о мести. Насолил старичок эстонцам, насолил. Притом работал явно не профессионал, иначе с чего бы давал такую прямую наводку на маленькую прибалтийскую республику? Или это, наоборот, ловушка? Чтобы свалить все на эстонцев, с которыми старичок сталкивался аж до войны?
Надо бы запросить кого следует насчет этого института, да кого запросишь, когда он секретный? Или в ФСБ отдать дело, да и черт с ним? А они спросят: чего к нам принес, чего такого узнал? И начнется…
Нет, буду заниматься убийством как таковым, решил Сергей. Черт с ними, с тарелками и жабами, с прочей ненаучной фантастикой, буду думать только про убиенного старикана, и все тут.
Вот только бы башка еще не болела…
ГЛАВА 6
Мертвые рыбы тихо осели на дно. И разбрелись.
Похмелья не было. Совсем.
И это было странно.
Сосуды никак не отозвались на алкогольное отравление местной, не самой высокосортной водкой.
Встав с постели поутру, Хейти с удивлением понял, что от вчерашних проводов осталась только некоторая дурнота и неспокойный желудок.
«Как молодой, – пронеслось в голове. – Это я от огорчения, что ли?»
Отсутствующее похмелье настолько плотно заняло мысли, что, когда в комнате раздалась трель мобильного телефона, Хейти подскочил, наступил на брошенный тапок и едва не подвернул ногу. Упал.
«Да что же это такое?!» – возникла бессильная мысль.
Телефон трезвонил, а Хейти, лихорадочно переворачивая разбросанную одежду, старался сообразить, откуда же раздается сигнал. В конечном итоге телефон обнаружился под кроватью. Каким образом он попал в такие далекие края, было не совсем ясно…
– Хейти? – Надо отметить, что голос шефа в трубке поутру – это не самый приятный способ пробуждения.
– Да, господин Тоома. – Эвальд Тоома, начальник отдела внутренних расследований, был, по сути, человеком мягким. Он никогда не препятствовал инициативам своих подчиненных, но и не старался отмазать их перед руководством. Это был очень осторожный человек.
– Хейти, ты, как я знаю, отправляешься в командировку. Так?
– Так точно.
– Тебе нужно пройти инструктаж. «Новость!»
– Так что ты подъезжай, пожалуйста. Тут тебя ждут…
– Кто?! – не удержался Хейти и тут же об этом пожалел. – Э-э-э… Инструкторы, Хейти. Приезжай и в двести двенадцатый кабинет сразу иди. Поступило распоряжение от комиссара. Это срочно,
«Угу. Понятно, откуда ветер дует, – зло подумал Хейти и дал отбой. – Сейчас начнут мурыжить».
Согласно негласному распорядку, у него должен был быть один день на сборы, покупку билетов и на отсып. Однако теперь, судя по всему,
начнут трясти по полной программе.«А да пошел ты! – Какая-то анархичная часть Хейтиной натуры вдруг возобладала. – Приезжай… Срочно… Перебьешься!»
И чувствуя некое мстительное удовлетворение, Хейти завалился на кровать снова.
Некоторое время полежал, однако растревоженные нервы не дали нормально додремать. Телу требовались действия.
Пришлось встать и тащиться на кухню, готовить кофе. Тем более что в животе уже ощутимо подсасывало, а где-то в хлебнице должны были обнаружиться вчерашние пончики.
«Кину в микроволновку».
Вскоре по квартире поползли чудесные ароматы свежезаваренного кофе, а на кухне раздался призывный перезвон сигнала микроволновой печи.
Млея от собственного маленького бунта, Хейти повалился в кресло перед телевизором. Кружка в одной руке, а горячий, слегка липкий пончик – в другой.
Пончики из микроволновки нужно съедать быстро, иначе они снова зачерствеют пуще прежнего, а кофе надо пить, пока он горячий… А брать трубочку мобильного телефона липкими после пончиков пальцами вообще не рекомендуется. Ну и пусть трезвонит сам по себе. Полноватого человека, лет тридцати пяти, развалившегося в кресле перед болтающим телевизором, уже не беспокоило руководство, вечно торопящееся начальство, инструктажи, командировки… Ведь кофе может остыть!
Эвальд Тоома был бледен, что случалось с ним крайне редко. Ввиду определенной бесхребетности он редко вступал в конфликты с кем бы то ни было, а поэтому не страдал от изобилия сильных эмоций.
«Ну вот и получи, – злорадно подумал Хейти. – Полезно!»
– Хейти, – на выдохе произнес Эвальд. – Где тебя черти носят?! Что ты шляешься где ни попадя? Тебя же ждут. Я же ясно сказал по телефону. Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось, – с открытым и честным видом ответил Хейти и едва не ляпнул про кофе и пончики. – Просто опоздал.
– Просто опоздал! Тут комиссар на ушах стоит!! Быстро… Быстро в этот… В двести двенадцатый. Там же ждут…
И бормоча, что так жить просто невозможно и почему он, начальник отдела, должен беспокоиться о том, что его подчиненные опаздывают на работу, Эвальд Тоома удалился. В дальнем конце коридора хлопнула дверь в его кабинет.
«Тихая истерика, – констатировал Хейти про себя. – Однако не перегнуть бы палку… Где тут был этот двести двенадцатый?»
В отделе было тихо. Странно тихо. Присутствие людей ощущалось кожей, подкоркой. Было ясно, они тут. За этой дверью и за этой… Все на местах, но как будто сидят без движения, боясь произвести хоть звук, молчат, чтобы ненароком вылетевшее слово не нарушило этой давящей, живой тишины.
Даже пыль, что медленно оседала в неверном весеннем луче солнца, двигалась как в замедленном вальсе.
«Бред какой-то… – подумал Хейти и для уверенности громко покашлял. – Бабушкины страхи. Сказки… Вздор».
И поразился, насколько глухим и безжизненным показался звук его шагов в коридоре…
Преодолевая какое-то непонятное беспокойство, Хейти двинулся по коридору к требуемому кабинету… Несколько раз он останавливался, с усилием преодолевая желание то ли броситься бежать, то ли достать оружие. Все чувства были на пределе. Нервы напоминали натянутые струны, на которых кто-то умелый наигрывал симфонию беспокойства. От прежней утренней расслабленности не осталось ни следа.