Охота на охотников

Каукалов в ответ натянуто рассмеялся, сполз с тахты и поскакал в ванную.

Когда он вернулся, Ольга Николаевна лежала сосредоточенная, хмурая, жестко поблескивала большими голубыми глазами. Коротким резким движением ткнув сигарету в хрустальную пепельницу, спросила:

– Ну чего там новенького на Минском шоссе? Давай рассказывай!

Каукалов тряхнул мокрыми волосами, торопливо пробормотал:

– Сейчас, сейчас...
– неловко улегся рядом с Ольгой Николаевной и попросил: - Дай сигарету!

– Все-таки ты очень хорошо хочешь заработать по зубам, - холодно и лениво произнесла Ольга Николаевна.
– Я не давала повода разговаривать со мною на "ты".

Невольно поперхнувшись, Каукалов пробормотал смятое извинение. Ольга Николаевна лениво протянула пачку с сигаретами, потом подала зажигалку. Каукалов закурил, шумно затянулся - вкус дорогих сигарет показался ему сладким, потом коротко, стараясь быть таким же жестким, как и Ольга Николаевна, рассказал, что принесли три дня "разведывательных полетов" по Минскому шоссе.

– Все ясно, - голос у Ольги Николаевны стал по-девчоночьи звонким, безмятежным, в ней словно бы что-то ожило, - будем готовиться к крупной операции... Пора брать отбившуюся фуру. Посмотрим, что нам это принесет. Десяти дней вам на подготовку хватит?

– Да меньше хватит, может, даже одного дня хватить, - взбодрившись, произнес Каукалов: он был рад, что Ольга Николаевне его доклад понравился.

– Легкомысленный ответ, - нахмурилась Ольга Николаевна.
– Даже опытным людям, не чета вам, на подготовку надо не менее недели. Понятно? Поэтому отвожу вам с напарником десять дней. Теперь вот что - напиши мне на бумажке свои размеры. Обуви и одежды. И размеры своего приятеля. Кстати, как зовут его? У меня где-то записано, но где именно, я не помню. Такие вещи вообще в памяти не держу, - губы Ольги Николаевны тронула капризная усмешка, - чтобы мозги не замусоривать.

– Илья он, - сказал Каукалов, - зовут, как пророка, командующего громом и молниями.

– Размеры своего пророка мне тоже дай, - велела Ольга Николаевна, - и парочку фотографий три на четыре. Желательно цветных. Приятелю скажи бороду пусть сбреет. Немедленно. Чтоб на фото был без бороды. Я вас кое-какими документами снабжу. С документами будете чувствовать себя спокойнее.
– Она повернулась к Каукалову, приказала: - Иди сюда!

Он опасливо приподнялся на тахте.

– А муж... ваш муж... он не придет?

Ольга Николаевна засмеялась.

– Не бойся, не придет. У него сегодня дежурство по городу. А потом, я хоть и ниже его по званию, но зато выше по должности.
– И она повелительно повторила: - Иди сюда!

Перекатившись по тахте к Ольге Николаевне, Каукалов мягко обхватил её, словно боялся помять это сверкающее чистое тело, застонал бессильно от сладкого ощущения, охватившего его, неожиданно вспомнил всех своих девчонок, с которыми успел познать "услады жизни" - их было не очень много, чтобы посчитать, хватало пальцев одной руки, зажмурил глаза и будто бы бросился в омут.

Сразу погрузился в жаркую глубину, но в следующий миг всплыл на поверхность - очнулся от громкого голоса Ольги Николаевны:

– Ты мне лобок не раздолбай! Аккуратнее!

Щеки у Каукалова сделались красными от стыда. Желание пропало. Сильно пахло потом. Внутри родилось что-то протестующее, злое, захотелось наговорить Ольге Николаевне обидных слов и уйти либо вообще поступить круто: накинуть на шею удавку и стянуть концы. В следующий миг он подавил в себе злость и согласно мотнул головой: есть действовать аккуратнее!

В одиннадцать вечера Каукалов забеспокоился, приподнялся на тахте.

– Мне пора!

– Куда? Зачем?
– расслабленно поинтересовалась Ольга Николаевна, потянулась к хрустальному стакану, в который был налит джин, встряхнула его.

– Оставайся... Ты мне не мешаешь.

– Нет, я все-таки пойду...

– Я же сказала: оставайся! Ты - первый человек, который пытается ослушаться меня. А это, знаешь ли...
– Она улыбнулась одним краем рта. Улыбка её была беспощадной.
– Это чревато!

Каукалов остался.

Проснулся он рано утром от холода. Рядом с ним, укрывшись невесомым пуховым одеялом, сладко посапывала Ольга Николаевна. Лицо её за ночь постарело, стало незнакомым, около носа и рта пролегли морщины, губы тоже сделались морщинистыми, в подглазья натекла мученическая синева. Каукалов едва не присвистнул, увидев Ольгу Николаевну такой.

Но главное было не это. Он думал, что роскошные каштановые волосы у Ольги Николаевны - собственные, а оказалось - не свои. Ольга Николаевна носила парик. Парик сполз набок, распластался на подушке и обнажил полулысую голову. С редким пушком и слабенькими натуральными волосами, очень редкими, почти отсутствующими на темени и висках.

Каукалов поспешно отодвинулся от Ольги Николаевны. Натянул на себя плед, закрыл глаза. Постарался одолеть сложное ощущение, возникшее в нем, тут были и страх, и брезгливость, и злость, и что-то ещё - тоска, что ли; разложить это ощущение по полочкам Каукалов не сумел, вздохнул, жалея самого себя, и через несколько минут забылся.

Это был не сон, а некая одурь - перехода от яви к этой одури Каукалов не почувствовал: из тьмы тут же вытаяла Ольга Николаевна - морщинистая, старая, ехидно улыбающаяся. Морщины у неё были не только на лице, но и на шее и груди, под полными темными сосцами, на животе, были даже на коленях, потом Ольга Николаевна потянулась, распрямляясь, морщины исчезли буквально на глазах, она помолодела, мазнула чем-то по лицу, кажется, маленькой пуховочкой, которой смахивают со щек пудру, и лицо её стало совсем юным. "Колдунья", - Каукалов похолодел от страха, потряс головой, стараясь прийти в себя, и в следующий миг ухнул в вязкую темноту.

Когда он проснулся в следующий раз, то снова увидел на подушке голову Ольги Николаевны. Ольга Николаевна была молодой, строгой, с румяным, хорошо отдохнувшим лицом. Никаких морщин, синяков под глазами и тем более лысины.

– Скажи, из автомата ты хорошо стреляешь?
– спросила Ольга Николаевна, едва Каукалов открыл глаза.

– В армии стрелял хорошо. Есть даже грамоты за меткую стрельбу.
– В голосе Каукалова возникли и тут же погасли хвастливые нотки.

– А из пистолета?

– Из пистолета хуже, но из тридцати двадцать пять выбить и сегодня сумею.

– Ах, да!
– словно бы вспомнив, что Каукалов был в армии, воскликнула Ольга Николаевна.
– Это офицерам положено стрелять из "макарова", как пробками из шампанского.
– Она усмехнулась.
– Суду все ясно!
– Повернулась к Каукалову всем телом и произнесла повелительно: - Иди ко мне!

Ольга Николаевна и Каукалов по-разному понимали, что такое "подготовка к крупной операции": Каукалов был готов действовать на "авось", а подполковник милиции Кличевская - только после предварительных прикидок, сопоставления фактов, "разведданных", различных сведений... Впрочем, то, что Ольга Николаевна выделила такой большой срок для подготовки, Каукалов расценил как некий положительный симптом, как очки в свою пользу: Ольга Николаевна хочет его сохранить, бережет его...