Охота на пиранью

Прохор сидел на ковре, размазывая кровь ладонью. В глазах у него Мазур не увидел особого страха, и это злило.

— Вечер добрый, Прохор Петрович, — сказал он, стряхивая пепел под ноги. — Проходил вот мимо, решил в гости зайти, на огонек, так сказать. Что это у вас под подушкой? Пистолетик? Надо же, и, что характерно, импортный… ну, пусть себе лежит…

И собственный тон, и слова, словно позаимствованные из дешевого боевика, прямо-таки переполняли душу отвращением — все было не то, пошлое, шутовское, обесценившее и победу, и расплату. Но он не мог найти должных слов, как ни пытался лихорадочно. То ли их не было вообще, то ли отшибло вдруг соображение. Он шел сюда чертовски долго, ради этой минуты нарушив кучу Божьих и человеческих заповедей, и, казалось, попал в серединку дурного сна. Победа была не такая.

— А с кем имею честь? — спросил Прохор, не вставая.

Голос у него слегка дрожал, конечно, но раздавленного червя Мазур перед собой не увидел. Медленно стянул капюшон, отбросил за спину. Потянулся за второй сигаретой — пальцы чуть подрагивали.

— Ах, во-от оно что… — протянул Прохор скорее удивленно, чем испуганно. — Выбрались-таки, мой упрямый друг… То-то Ибрагим запропал куда-то, что для него совершенно нехарактерно, то-то из поезда носилочки странные тащили… — Он стряхнул кровь на ковер, шмыгнул носом, голос стал четче. — Это называется проиграть по крупной, а?

— Да, — сказал Мазур. — Похоже.

— Значит, ты посложнее, чем я думал?

— Значит, — сказал Мазур.

— Мои поздравления. — Глаза у Прохора стали прежними, налитыми легоньким безумием, темной водицей. — Как себя чувствует ваша очаровательная супруга?

— Ее убили, — глухо сказал Мазур.

— Ибрагим?

Мазур кивнул. Горло у него перехватило, слова не шли.

— Значит, Ибрагишка все рассчитал точно… почти. Ну, а в том, что лопухнулся, я так понимаю, не особенно и виноват… Кто же ты все-таки такой?

— Какая разница?

— Ну, интересно же…

— Скоро узнаешь, — сказал Мазур вяло. — Там уже много народу скопилось, порасспросишь…

Все шло наперекос. Не было триумфа, хоть ты тресни. Голый человек на полу с испачканным кровью подбородком, темная водица безумия в шалых глазах, депрессия достижения. Финал. Самая короткая операция в жизни Мазура, самый удачный штурм, блицкриг. И мерзкое ощущение тупика.

— Да, может, я не туда попаду, — сказал Прохор словно бы даже с некоторой одухотворенностью. — Потешил бы уж любопытство?

— Ты, сука, чего-то недопонимаешь? — сквозь зубы спросил Мазур. — Не осознал еще?

— А что тут непонятного? Убивать будешь. Здесь или где? Можно, я штаны надену? Страмовато как-то с голым задом сидеть, кто тебя знает, вдруг у тебя гомосексуальные тенденции…

Мазур бросил ему штаны, предварительно убедившись, что все карманы пусты, швырнул следом рубашку — все равно пришлось бы одевать, не тащить же голого по лесу, и без того сюрреализм высшей пробы получается…

Включил рацию, поправив на голове тоненький обруч, спросил негромко:

— Что там?

— Тишина, — ответил Голем. — На соседней усадьбе окошко загорелось, сейчас опять погасло. Я их внутрь затащил, один еще шевелится. Зачистить?

— Как хочешь. Машину подгони. Конец.

— Понял, конец.

«Болевая точка, — вертелось у него в голове. — У каждого есть болевая точка, но тут вам не рукопашная с четко нарисованными пособиями, искать придется самому…»

Прохор без лишней суетливости натянул одежду, сел в ближайшее кресло — лицо по-прежнему отрешенное, временами губы кривит непонятная усмешка. Попросил:

— Сигаретку брось.

Вместо этого Мазур приставил глушитель к затылку все еще лежавшей без чувств блондинки.

— Не ломай мои игрушки, — поморщился Прохор.

Пистолет чуть дернулся, издав треск, словно сломалась сухая ветка. В душе у Мазура ровным счетом ничего не произошло. Потянуло вязким запашком пороховой гари, а Прохор сидел все так же небрежно, даже закинув ногу на ногу, — и где-то в глубине сознания, Мазур чувствовал, что стала подниматься липкая слабость, способная вскорости захлестнуть…

— Да мать твою! — заорал он, вскакивая. — Тебе что, сучий потрох, ее и не жалко ничегошеньки?

— Мне и себя-то не жалко, — сказал Прохор, не глядя на мертвую. — Это все пустяки в череде кармических превращений, мне, если хочешь знать, даже интересно, куда я на сей раз попаду, в какое тело… — Он говорил негромко, убежденно, невероятно напоминая сейчас того ярмарочного шамана, предсказавшего Мазуру беду от третьего пожара.

И Мазур почувствовал, что безумие по капельке передается ему. Вскочил, ударил ногой, подхватил обмякшего Прохора, рывком выдернул ремень из его брюк и спутал за спиной вывернутые руки. Потащил к двери. Проходя по холлу, покосился на два распростертых тела и убедился, что старательный служака Голем, конечно же, провел зачистку, чтобы не оставлять живых свидетелей.

Ворота были распахнуты, «жигули» стояли у крыльца с открытой задней дверцей. Затолкнув внутрь Прохора, Мазур прыгнул на сиденье. Вокруг стояла тишина, не видно освещенных окон.

— На точку? — спросил Голем.

— Туда, — сказал Мазур.

Машина вылетела за ворота, промчалась метров сто по освещенной желтыми фонарями асфальтовой дорожке, свернула в тайгу, на уходящую в сопки колею. Прохор, чуть раскачиваясь, нараспев декламировал:

— Для того, кто укрылся у лотосных стоп Господа, дающего кров всему космическому проявлению, океан материального мира подобен лужице в ямке от телячьего копыта. Парам падам, место, где нет материального страдания, Вай-кунтха — вот его цель…

— Крыша поехала? — поинтересовался Голем. Впервые он позволил себе не относящийся к делу вопрос.

Мазур промолчал. Видел, что это не игра, не притворство, — человек, сломавший всю его жизнь и отнявший Ольгу, живет в своем мире, по другим правилам. И невозможно причинить ему ту боль, о которой Мазур мечтал последние дни. Нет болевых точек. Невозможно было бы разубедить того шамана с ярмарки, что он, погибнув от сабельного удара, не попадет в свои райские кущи, с ласковыми львами, возлежащими у ног и сочащимися чистейшим прозрачным медом ветвями волшебного дерева Гумери… Кожу содрать — можно. Разубедить — едва ли. «Морской дьявол» по кличке Ящер вновь доказал, что способен выиграть, а вот с победой обстоит гораздо хуже…

— Я бы с тобой еще раз сыграл, — сказал Прохор как ни в чем не бывало. — Чудная была игра…

Прямо-таки взвыв от отчаяния, Мазур коротко ударил его локтем. Прохор скрючился, жадно заглатывая воздух, силясь восстановить дыхание. Тем временем Мазур стянул капюшон, обруч с наушниками, швырнул на переднее сиденье, расстегнул обеими руками тугой ворот комбинезона — ему самому не хватало воздуха, кровь стучала в виски.

— Тормози, — сказал он хрипло. — Хватит дурака валять…

Голем без команды свернул вправо, на полянку. Мазур вылез первым. Он стоял на склоне сопки — далеко внизу, до самого горизонта, протянулись разноцветные огни Шантарска, и звезды сияли вверху равнодушно, как встарь, далекие и чужие.