Охота на пиранью

Белок съели без протестов — Мазур с женщинами по две, а доктор, нонконформист сраный, соизволил сжевать лишь одну. Ну, и то хлеб… Начал помаленьку цивилизоваться.

И тем не менее Мазур предусмотрительно уложил себе под голову все запасы еды, завернутые в куртку, — во-первых, удобнее спать будет, во-вторых, на доктора надежды мало, с него станется…

Глава тринадцатая Азенкур

Проснувшись на рассвете, Мазур обнаружил себя в приятной, но, увы, мимолетной и платонической роли турецкого султана — обе женщины во сне прильнули к нему с двух сторон в поисках тепла, обняли, головенки устроили на груди, идиллия… вставать не хотелось, честное слово, но пришлось, конечно. За неимением поблизости ручья, холодных ванн он не принимал, но водой из фляжки умылся. И все пошло по заведенному порядку: деликатно разбудить женщин и чуть менее деликатно — доктора, дать минут десять на оправку, мысленные сетования касаемо нелегкой судьбы и скорое привыкание к суровой реальности. По кусочку зачерствевшего хлеба и остывшей белке в зубы — и пошли ноженьки считать версты, старым курсом, на два лаптя правее солнышка…

Туман еще стоял меж деревьев, и шагать пришлось с черепашьей скоростью — но сидеть на месте и ждать погоды Мазур не хотел. С упрямством бронетранспортера претворял в действие нехитрую и жизненно важную задачу — оторваться как можно дальше от погони. Она-то, голову прозакладывать можно, в туман не полезет.

— Может, они на нас рукой махнули? — тихо спросила Ольга, словно угадав направление его мыслей, как хорошей супруге, вообще-то, и полагается по жизни.

— Размечталась… — проворчал Мазур. — Дела, милая, пошли на принцип, точно тебе говорю. Я человек скромный, но сердце мне отчего-то вещует: ни разу еще они не получали по сусалам столь быстро и качественно. Ну ты сама посуди, кто на их месте нас из тайги-то выпустит?

— Ох, и вселил ты в меня оптимизм…

— Не горюй, — сказал Мазур. — Прорвемся. Вся их промашка в том, что они меня не предусмотрели. А поскольку…

— Ой!

Мазур застыл на месте. Туман уже почти растаял, оставшись лишь в низинках и кое-где над землей. Они оказались в березняке, и метрах в тридцати от Мазура, на поляне, стоял олень. Марал, если точно. Низко опустив рогатую голову, пощипывал траву — серо-желтый, здоровенный, невозмутимый…

Петля мгновенно легла в выемку на свободном конце лука. Наложив стрелу, Мазур бесшумно двинулся вперед, пригнувшись, растопырив локти…

За его спиной раздался неумелый свист — скорее громкое шипение, но маралу этого оказалось достаточно. Молниеносно вскинув голову, он стрелой прянул в чащу, сразу исчез из глаз, почти беззвучно.

Опустив лук, на ходу снимая тетиву, Мазур неторопливо вернулся к спутникам. Безразличным тоном спросил:

— Кто, мать вашу?

— Ну, я, — сказала Ольга, глядя ему в глаза без особой тревоги. — Он такой красивый был…

Он закрыл глаза, шумно выдохнул сквозь зубы и постарался, не торопясь и не сбиваясь, досчитать до двадцати. Помогло немного. Подошел вплотную к жене, крепко взял за подбородок и сказал:

— В следующий раз за что-нибудь похожее получишь крепко и качественно. По морде.

— Слушай…

— Это было мясо, — сказал Мазур. — Понятно? Мясо. — Он все еще держал ее подбородок двумя пальцами, как клещами. — И чтобы никаких обид…

— А ты бы его свалил? — С вызовом уставилась Ольга.

Мазур стиснул ее подбородок еще покрепче, дождался, когда ойкнет, сказал:

— Я бы его свалил. Ну?

— Ну, извини…

— Без «ну».

— Извини, — сказала Ольга.

— То-то, — Мазур разжал пальцы, на миг стало ее жалко, но он твердо решил сантиментам не поддаваться. — И запомни накрепко: нету вокруг ничего красивого, есть только съедобное и несъедобное… Пошли.

Все же мог поклясться, что любимая женушка дуется, — много времени прошло, прежде чем стала с намеком ловить его взгляд.

— И не надейся, — сказал Мазур, поравнявшись с ней. — Не буду пардону просить, виновата — значит, виновата.

— Звереть просто не хочется…

— А кому хочется? — пожал он плечами. — Охотиться, малыш, — это еще не значит звереть, ты себе это накрепко в головенку вколоти…

Он замолчал, стал шарить взглядом по небу, но не мог ничего рассмотреть — зеленые кроны смыкались над головой, словно сплошная крыша. Поднял руку, призывая остальных к тишине.

Нет, не показалось. Явственно раздавалось далекое жужжание вертолета. Оно приблизилось справа, прошло вперед, вернулось, послышалось слева, опять справа… Вертолет, полное впечатление, летал по сужающейся спирали — на большой высоте, на значительном отдалении от места, где они стояли. В шуме безукоризненно работающего мотора было что-то странное, но Мазур, как ни ломал голову, так и не определил, что же это такое. Но это непонятное отличие было…

Минут десять они стояли и слушали, как далекий вертолет выписывает круги. Потом шум мотора помаленьку смолк, удаляясь к северу.

— Засекли? — тихонько спросила Ольга.

— Не каркай… — бросил Мазур. — Пошли.

Еще несколько часов они шагали в быстром темпе, по местам относительно ровным. Потом поплохело: впереди обнаружился крутой хребет еще повыше вчерашнего, а бурелома было навалено столько, словно специально постарался какой-нибудь особо злокозненный леший, разобиженный на Мазура из-за белок. Мазур сделал заключение, что ураганы тут нередки: если вспомнить деревню, похоже, что и там крыши сорвало буйным ветром, могли еще лет двадцать простоять…

Лабиринт, мать его. Чересчур протяженный, чтобы метаться вправо-влево в поисках обходных путей — проще уж немного помучиться. Ветровал был относительно недавний: хвоя на могучих ветвях лишь кое-где порыжела, большей частью оставшись зеленой. Люди петляли самыми невероятными зигзагами, шумно перелезая через стволы, у вершинок, где были потоньше, отводили упругие ветви, но все равно иные стегали по лицу. В волосах у всех застряли иглы, физиономии перемазаны смолой и паутиной. Костюмы кое у кого зазияли первыми дырами. «Нужно поосторожнее, — подумал Мазур, — этак они быстро в лохмотья превратятся, голышом придется идти…» И хрюкнул под нос, несмотря на серьезность ситуации: представил вереницу голых путников, в кроссовках, с ножами на поясах, самого себя, с луком наперевес…

Обошли громадный, выше человеческого роста выворотень — корни поваленного высоченного кедра торчали осьминожьими щупальцами. Мазур присел на корточки, заглянул в яму под корнями, держа нож наготове — еще выскочит что-нибудь вроде росомахи, разбирайся с ней потом…

Нет, это не нора, просто яма.

— Это какой же ветер должен быть… — протянула оказавшаяся рядом Вика.

— Соответствующий, — кивнул Мазур.

Противоположный склон был почти не затронут — спустились легко, быстро. Часа полтора шагали по чащобе. Мысль, зародившаяся у Мазура еще на вершине, все это время не отпускала — обрастала деталями, подробностями, он и не заметил, как стал просчитывать. А когда заметил, отрываться от этого занятия не стал. Продолжал себе. Напоследок взвесил шансы, спокойно, холодно, профессионально. И шансы в его пользу выходили таковы, что не стоило откладывать…

— Стоп, — сказал он громко, высмотрев подходящее, а главное, приметное место в распадке.

Первым опустился в мох, вынул сигарету. Они еще стояли — не ожидали привала, успели привыкнуть к стахановским темпам командира.

— Садитесь, орлы, — сказал Мазур. — Привал долгий будет…

Достал презерватив, нюхнул протухавшую там чуть ли не сутки смесь и тут же отдернул нос — запашок был соответствующий, далеко до полной кондиции, но уже достаточно для надежного заражения раны… Проверил стрелы, древко лука, оба ножа. Сбросил безрукавку, вынул из кармана несколько обрезков рукава и быстро связал из них надежный шнурок, прикрепил к нему за кольцо на рукоятке наган, повесил на шею, словно гротескный амулет. Пращу решительно отложил: с ней не будет времени забавляться…