Охота на Сталина, охота на Гитлера (с фото)

Ответ на все эти вопросы, как мне кажется, один: на самом деле замысел операции "Березино" целиком принадлежал судоплатовскому управлению - никакого сталинского приказа не существовало. Вероятно, Ставка и Генштаб с идеей согласились, решив посмотреть, что же выйдет из нее, так сказать, на практике. Вышло же не очень здорово. Для того чтобы имитировать существование отряда Шерхорна численностью около полка, в лесах под Минском пришлось держать отборную бригаду особого назначения НКВД, да еще ряд старших офицеров разведки и немцев-антифашистов из распущенного к тому времени Коминтерна. Толку же от Шерхорна был мизер. Никакой дезинформации от имени партизанящего подполковника передавать было нельзя. Ведь по легенде, отряд прятался по лесам, имел дело только с тыловыми советскими частями и войсками НКВД и никакого представления о группировке Красной Армии на фронте иметь не мог. Получить какие-либо ценные сведения от немцев Шерхорну и стоявшим за ними чекистам тоже было затруднительно. Германское командование могло сообщать окруженцам только о том, где вданный момент проходит линия фронта, но об этом советская Ставка знала не хуже, чем руководство вермахта. Конечно, немецкое вооружение и особенно продовольствие было ценным подарком для участников операции "Березино", которые, по всей вероятности, снабжались почти целиком за счет вермахта (хорошо, если что-то перепадало и задействованным в операции немецким военнопленным). Однако не могли же Сталин или Судоплатов всерьез рассчитывать, что снабжение по воздуху в течение 8 месяцев одного полка существенно ослабит вермахт!

Поимка четырех десятков разведчиков и диверсантов (их число, возможно, преувеличено) - это, несомненно, серьезный успех, но совершенно не относящийся к разряду стратегических, тем более если учесть, что германская разведка ежемесячно засылала сотни агентов в тыл Красной Армии.

Судоплатов заблуждается и тогда, когда думает, чго германское командование планировало с помощью группы Шерхорна нарушить коммуникации советских войск. Немецкие генералы не были столь наивны и прекрасно понимали, что одним полком, к тому же испытывающим острую нехватку всего необходимого, нечего и думать нарушить линии снабжения Красной Армии. Из мемуаров Гелена и посвященной ему книги Уайтинга ясно одно: единственной целью немцев было попытаться вывести окруженцев Шерхорна в Восточную Пруссию, к своим, что, разумеется, не имело никакого стратегического и тактического значения, а только гуманитарное.

Судоплатовской фантазией является и утверждение, что Гелен до самых последних дней доверял Гейне-Демьянову и даже рекомендовал его американцам как ценного агента. В действительности, как сообщает Уайтинг, начальник ФХО с самого начала очень скептически относился к существованию "полка Шерхорна". Когда же посланные для его поиска специальные разведывательные группы либо погибли, либо вернулись обратно, не найдя никаких следов мифического подполковника, Гелен пришел к твердому убеждению, что все это - игра советской разведки. А поскольку первое сообщение о Шерхорне пришло от Гейне, доверие к этому агенту, если оно и существовало ранее у начальника отдела "Иностранные армии - Восток" (что, кстати, далеко не факт), оказалось окончательно подорванным. Именно из-за скептического отношения Гелена к истории с Шерхорном руководство операции по снабжению мнимых окруженных специальным распоряжением Гиммлера было передано от руководителя ФХО любимцу Гитлера, самому знаменитому террорйисту и диверсанту Третьего Рейха Отто Скорцени, прославившемуся освобождением из заключения Бенито Муссолини. Посланная Скорцени группа наконец-то установила связь с неуловимым подполковником (только в этот раз чекистам удалось склонить к сотрудничеству радиста).

Вот если бы удалось захватить самого Отто Скорцени, это, возможно, и оправдало бы все затраты, связанные с операцией "Березино". Но освободитель Муссолини в чекистский капкан не полез. В мемуарах, писавшихся уже в 1948 году, по горячим следам событий, сам Скорцени подробно описал историю с Шерхорном:

"Вскоре после чувствительного поражения в июньской камлании 1944 года на центральном участке Восточного фронта дал о себе знать "резервный агент", иначе говоря, сотрудник одного из подразделений контрразведки, какие существуют во всякой армии, еще в начале войны внедрившийся в тыл русских (несомненно, здесь речь идет о Гейне- Демьянове.
– Б. С.).

Солдаты, неделями скитавшиеся по лесам на занятых русскими территориях и сумевшие пробиться к своим, сообщали о целых отрядах, находившихся в окружении. Тогда наш связной перешел линию фронта и передал разведчику приказ о "расконсервации" и само задание. И вот наконец радиограмма: "В лесной массив к северу от Минска стекаются группы уцелевших немецких солдат".

Около двух тысяч человек под командованием подполковника Шерхорна находились в районе, указанном весьма неопределенно. Разведчику сразу же приказали наладить радиосвязь с затаившимся отрядом, сообщили соответствующие частоты и код, но до сих пор все попытки оставались тщетными. По-видимому, у Шерхорна не было передатчика. Главнокомандующий уже посчитал невозможным найти и вернуть отряд. Ему посоветовали обратиться за помощью к моим "специальным частям".

" В состоянии ли вы выполнить подобное задание?" - спросили встречавшие меня в ставке фюрера офицеры.

Я с достаточным основанием дал утвердительный ответ и знал, что эти офицеры и их коллеги были бы счастливы вернуть своих друзей, затерявшихся в водоворотах русского цунами. В тот же вечер я вернулся на самолете в Фриденталь (где располагались подчиненные Скорцени части особого назначения.
– Б. С.), и мы принялись за дело. В считанные дни мы разработали план под кодовым названием "Браконьер" и взялись за решение бесчисленных технических проблем… Наш проект предусматривал создание четырех групп, каждая из которых состояла из двух немцев и трех русских. Людей вооружили русскими пистолетами и снабдили запасом продовольствия на четыре недели. Кроме того, каждая группа брала с собой палатку и портативную радиостанцию. На всякий случай их переодели в русскую военную форму, обеспечили удостоверениями и пропусками и т. д. Их приучили к русским сигаретам, у каждого в вещмешке имелось несколько ломтиков черного хлеба и советские консервы. Все прошли через руки парикмахера, который остриг их почти наголо в соответствии с военной модой русских, а в последние дни перед вылетом им пришлось расстаться со всеми предметами гигиены, включая даже бритвы.

Двум группам предстояло прыгнуть с самолетов восточнее Минска, почти точно посередине между городами Борисов и Червень, продвинуться на запад и обследовать бескрайние леса в этом районе. Если не удастся обнаружить отряд Шерхорна, надлежало самостоятельно добираться к линии фронта. По замыслу две другие группы должны были десантироваться между Дзержинском и Витеей, приблизиться к Минску и обшарить обширный сектор вплоть до самого города. Если поиски окажутся бесплодными, им тоже следовало пробираться к линии фронта.

Мы отдавали себе отчет, что сей план является лишь теоретическим руководством, и предоставили всем группам достаточную свободу действий; изначальная неопределенность не позволяла предусмотреть все детали операции и потому им было дано право действовать по собственному разумению, в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Нам же оставалось уповать на радиосвязь, которая позволяла в случае необходимости передать новые указания. После обнаружения отряда Шерхорна следовало соорудить в занятом им лесу взлетно-посадочную полосу. Тогда можно было бы постепенно эвакуировать солдат на самолетах.

В конце августа первая группа под руководством П. поднялась в воздух на "Хейнкеле-111" из состава 200-й эскадрильи. С лихорадочным нетерпением ждали мы возвращения самолета: ведь предстояло пролететь более 500 километров над вражеской территорией (к тому времени линия фронта проходила у Вислы). Поскольку подобный полет мог состояться только ночью, истребители не могли сопровождать транспортный самолет. В ту же ночь состоялся сеанс радиосвязи между разведчиком (то есть советским агентом Демьяновым.
– Б. С.) и группой П.

"Скверная высадка, - докладывали наши парашютисты.
– Попробуем разделиться. Находимся под пулеметным огнем".

Сообщение на этом закончилось. Возможно, пришлось отступить, бросив передатчик. Ночи проходили одна за другой, а из радиоприемника доносился лишь негромкий треск атмосферных помех. Ничего больше, никаких новостей от группы П. Скверное начало! (Группу П., несомненно, погубило то, что она вступила в радиоконтакт с Гейне и тут же была засечена чекистами.
– Б. С.)

В начале сентября отправилась в полет вторая группа, под командованием аспиранта С. По возвращении пилот доложил, что парашютисты прыгнули точно в указанном месте и достигли земли без происшествий. Однако следующие четыре дня и ночи радио молчало. Оставалось единственное объяснение: еще один провал, еще одна катастрофа. Но на пятую ночь наше радио, от которого все неутомимо ждали проявления хоть каких-нибудь признаков жизни, уловило ответ. Сначала пошел настроечный сигнал, затем особый сигнал, означавший, что наши люди вышли на связь без помех (не лишняя предосторожность: отсутствие такого сигнала означало бы, что радист взят в плен и его силой заставили выйти насвязь). И еще великолепная новость: отряд Шерхорна существует и аспиранту С. удалось его обнаружить! На следующую ночь подполковник Шерхорн сам сказал несколько простых слов, но сколько в них было сдержанного чувства глубокой благодарности! Вот прекраснейшая из наград за все наши усилия и тревоги! (Эту "награду" Скорцени и его люди получили только благодаря тому, что С. оказался покладистее П., согласившись вступить в радиоигру и дав возможность Судоплатову продолжить операцию "Березино".
– Б. С.)

Через сутки после группы С. вылетела третья пятерка, с унтер-офицером М. во главе. Мы так никогда и не узнали, что с ними случилось. Раз за разом наши радисты настраивались на их волну, повторяли позывные… Долгие, томительные недели… Ответа так и не последовало. Группа М. исчезла в бескрайних русских просторах.

Ровно через двадцать четыре часа вслед за группой М. на задание отправилась и четвертая группа, которой командовал Р. Четыре дня они регулярно выходили на связь. После приземления двинулись к Минску, но не могли строго держаться этого направления, поскольку то и дело натыкались на русские военные патрули. Иногда встречали дезертиров, которые принимали их за товарищей по несчастью. В целом же большая часть населения в этой части Белоруссии была настроена к нам довольно дружелюбно. На пятый же день сеанс связи неожиданно прервался. Мы даже не успели сообщить им координаты отряда Шерхорна (это вот и спасло группу Р.!
– Б. С.). Вновь потянулось тревожное, нестерпимо долгое ожидание. Каждое утро Фолькерсам (начальник штаба Скорцени.
– Б. С.) грустно объявлял: "Никаких вестей от групп Р., М. и П.". Наконец через три недели мы получили телефонограмму откуда-то из района литовской границы: "Группа Р. перешла линию фронта без потерь". Как и следовало ожидать, отчет Р. чрезвычайно заинтересовал разведывательные службы. Ведь случаи возвращения германских солдат с занятых русскими территорий были крайне редки. Р. особенно подчеркивал беспощадность, с которой советские командиры претворяли в жизнь принцип тотальной войны, мобилизуя все силы, а в случае необходимости используя даже женщин и детей. Если не имелось свободных транспортных средств, местному гражданскому населению приходилось за многие километры катить бочки с горючим, порой почти до линии огня, или по цепочке передавать снаряды прямо на артиллерийские позиции. Бесспорно, нам было чему поучиться у русских.