Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб

«В 2 километрах от поселка Карманово в направлении деревни Самуйлово начальник райотдела НКВД товарищ Ветров заметил мотоцикл, движущийся в поселок Карманово, и по приметам определил, что ехавшие на мотоцикле являются те лица, которые выехали от приземлившегося самолета, стал на велосипеде преследовать их и настиг в поселке Карманово».

О, энкавэдэшник Ветров вполне оправдал свою фамилию и достоин занесения в Книгу рекордов Гиннеса. Думаю, он единственный человек в мире, которому на велосипеде удалось догнать мотоцикл. Да не простой, а немецкий «Цундап», даже с грузом и людьми способный развивать скорость до 120 километров в час. На такой или близкой к ней скорости по проселку агенты вряд ли ехали, но не со скоростью же велосипеда! Ведь и Соловьев и авторы «Спецсообщения» сообщают, что Таврин и Шилова очень торопились уйти из опасной зоны.

Далее «Спецсообщение» в основном повторяетте же сведения, что и в соловьевском очерке. Единственное существенное различие: задержание террористов было произведено в 6 часов утра не патрулем, а опергруппой старшего лейтенанта милиции Ветрова из шести человек. Когда после запроса в Москву выяснилось, что никакого майора Таврина в СМЕРШ 39-й армии нет и никогда не было, Петр Иванович «был обезоружен и сознался, что он переброшен на самолете немецкой разведкой для диверсий и террора».

Интересен перечень изъятого при обыске: «3 чемодана с разными вещами, 4 орденских книжки, 5 орденов, 2 медали, Золотая Звезда Героя Советского Союза и гвардейский значок, ряд документов на имя Таврина, денег совзнаками 428 400 рублей, 116 мастичных печатей, 7 пистолетов, 2 охотничьих ружья центрального боя, 5 гранат, 1 мина и много боеприпасов». Настораживает отсутствие здесь радиостанции, об изъятии которой у Таврина после ареста говорят и Соловьев, и Кукридж. А вот число пистолетов во всех трех источниках названо одно и то же – семь. Зато пресловутый «панцеркнаке» в описи изъятого не фигурирует.

В целом «Спецсообщение» оставляет впечатление, что сотрудники НКВД действовали как часы, как безотказный механизм, контролируя буквально каждый шаг Таврина и Шиловой по родной земле, словно давно уже ждали их прибытия. Все у чекистов получилось гладко, чисто, без сучка и задоринки. Единственное, что вылезает, – так это суперпробег опера Ветрова на велосипеде, а ведь даже маленькая ложь, как известно, внушает уже недоверие.

Но вот первый же допрос Таврина порождает множество неразрешимых вопросов. Он признается, что подлинная его фамилия – Шило, а Тавриным стал потому, что вынужден был скрываться от милиции: был не в ладах с уголовным кодексом из-за неоднократных растрат казенных денег. На фронте Таврин командовал пулеметной ротой в 369-й дивизии 30-й армии и 30 мая 1942 года добровольно сдался в плен, поскольку накануне особист поинтересовался, почему он из Шило стал Тавриным.

На допросе Петр Иванович сразу заявил: «Я имею задание германской разведки пробраться в Москву и организовать террористический акт против руководителя Советского государства И. В. Сталина». Об обстоятельствах же своей вербовки немецкой разведкой он показал следующее: «В июне 1943 года в городе Вене, где я содержался в тюрьме за побег из лагеря военнопленных, меня вызвали офицеры гестапо Байер и Тельман и предложили сотрудничать с германской разведкой, на что я дал согласие». Несколько странно, согласитесь, что в разведку вербует гестапо, призванное заниматься контрразведывательными операциями, а в качестве объекта вербовки выбирают человека, после года плена пытавшегося совершить побег. Причину, вызвавшую внезапное доверие немцев к нему, Таврин толком так и не объяснил, а следователь этим обстоятельством почему-то не озадачился. Его заинтересовало лишь то, почему именно Таврину доверили убийство Сталина, полагая не без резона, что тот до получения столь неслыханного задания еще и позанимался «предательской работой». Таврин ответил, что оберштурмбанфюрер Грейфе поручил ему исполнение теракта, поскольку его соответствующим образом порекомендовал ему Жиленков».

Георгий Николаевич Жиленков, ближайший сотрудник генерала Власова, познакомился с Тавриным в начале сентября 1943 года в Занденбергском лагере, где были собраны агенты из числа бывших военнопленных. Незадолго до этого Грейфе предложил Таврину подумать, какое направление деятельности избрать: собственно разведку, террор или диверсии. Петр Иванович подошел к Жиленкову, посетившему лагерь вместе с Власовым. Они разговорились. Вот эта беседа в изложении Таврина:

«Я рассказал ему, что согласился работать на германскую разведку и зачислен в «Особую команду». Жиленков одобрил мое поведение, заявив: «Наконец-то я увидел тебя там, где ты должен быть давно». Затем я сообщил Жиленкову о вызове к Грейфе и о сделанном им предложении о работе в пользу германской разведки в советском тылу… Выслушав меня, он стал в резкой форме высказывать злобу против руководителей советского правительства и доказывать мне, что сейчас самой важной задачей является совершение террористического акта против И. В. Сталина, так как, по заявлению Жиленкова, за этим последует развал Советского государства. В конце нашего разговора Жиленков рекомендовал мне принять задание по террору и заявил, что по возвращении в Берлин он примет необходимые меры к ускорению моей переброски в СССР. Тут же он сделал какие-то заметки в своей записной книжке. И действительно, вскоре после отъезда Власова и Жиленкова я снова был вызван к Грейфе».

Дальше идут вещи совсем удивительные. Таврин сказал, что готов заняться террором. Грейфе дал ему задание представить в письменном виде подробный план теракта, и Таврин, ничтожесумняшеся, попросту переписал план покушения на Сталина, разработанный Жиленковым.

Георгий Николаевич до войны был секретарем Ростокинского райкома Москвы и членом МГК ВКП(б), неоднократно бывал на мероприятиях, где присутствовал Сталин, и он считал, что более благоприятные условия для совершения теракта – на торжественных заседаниях.

Грейфе план Жиленкова-Таврина одобрил и направил его будущего исполнителя в распоряжение начальника главной команды «Цеппелин-Норд» штурмбанфюрера СС Отто Крауса в Псков – команда занималась подготовкой агентуры. И опять странно. Инициатива в подготовке покушения на Сталина исходит от власовца Жиленкова, и служба безопасности (СД) его план с одобрением принимает и начинает подготовку исполнителя еще в сентябре 1943 года. Получается, что хвост вертит собакой. А между тем власовцев до осени 1944 года немцы рассматривали почти исключительно как орудие пропаганды и разведки, но никак не политическую силу и держали под своим неусыпным контролем. Затем, из мемуаров Шелленберга мы знаем, что решение устранить Сталина Гитлер и Гиммлер с тяжелым сердцем и мыслями о мстящем провидении приняли лишь в середине 1944 года. Грейфе никакие мог начать подготовку агента так рано, самочинно, без санкции фюрера – это ясно как Божий день. Или немцы хотели свалить все потом на власовцев?

Другая странность рассказанного Тавриным заключается в том, что, по его словам, Грейфе и Краус поручили ему совершить теракт не только против Сталина, но, если представится возможность, и против других членов советского правительства – В. М. Молотова, Л. П. Берии и Л, М. Кагановича. Это уж совсем странно! Неужели немцы всерьез думали, что убийство Кагановича или даже Молотова пошатнет Советское государство, способствуя заключению советско-германского сепаратного мира?

Вообще бедняге Таврину немцы и власовцы надавали заданий под самую завязку. Он должен был и Сталина убить, и пару-тройку других советских руководителей уничтожить, и еще, оказывается, и установить связь с якобы действующей в Красной Армии подпольной антисоветской организацией «Союз русских офицеров»…

Грейфе и Краус конечно же прекрасно понимали, что даже в случае успеха теракта Таврин попадетв руки чекистов. Однако, готовя его с другими агентами, тот же Краус за «товарищеским ужином» охотно делился с ним планами засылки агентуры в СССР. Несколько агентурных групп Таврин охотно раскрыл следователям. Одна из них направлялась как раз в район Вологды, где будто бы уже действовали агенты «Цеппелина» (не было ли это чекистской игрой?).

Таврин перечислил советские ордена, выданные ему немецкой разведкой. Те самые, что видны на нем на снимке, где он с Грейфе, но на фото почему-то нет двух медалей «За отвагу», названных Тавриным. На следствии он показал, что Грейфе погиб в автомобильной катастрофе в самом начале января 1944 года, так что фотографироваться с ним перед вылетом на задание в советской форме, со всеми орденами и Золотой Звездой Таврин никак уже не мог.

Таврин сообщил такую еще подробность: хотя обычно немцы фабриковали для своих агентов поддельные советские ордена, ему, ввиду чрезвычайной важности выполняемого задания, выдали подлинные награды. Но непонятно, зачем им понадобилось снабжать его таким богатым иконостасом, по его словам, офицером СМЕРШ он должен был оставаться только до прибытия в Москву, а там сменить документы и превратиться в офицера Красной Армии в отпуске. Немцы считали, что оставаться в Москве с документами смершевца слишком опасно: офицерам разведки, и контрразведки звание Героя присваивали очень редко. Даже прославленный Судоплатов так и не получил этой высшей награды. Майор СМЕРШ с Золотой Звездой вызвал бы если не подозрение, то особый интерес у любого патруля, а это для агента совершенно излишне.

Еще Таврин утверждал, что Шилова ничего не знала о задании и сопровождала его только как радистка (с ноября 1943 года они являлись мужем и женой). Его показания о имевшихся у него рации и «панцеркнаке», стрельбе из которого он обучался, правдоподобны, но не подтверждаются: эти предметы не были найдены у него при задержании и в протоколе не зарегистрированы.

Таврин заявил также, что площадка для посадки самолета никем не готовилась и летчики приземлились на первое же место, показавшееся им подходящим. Это противоречит утверждению бывшей сотрудницы ВНОС Н. А. Носковой: самолет ожидал сигнальных костров на поляне.