Охота на Сталина

Что теперь? В нескольких метрах от него находился угол соседнего дома.

Далековато. И ниже на два этажа.

Волков оглянулся. Первый милиционер уже был возле трубы.

Сергей разбежался и прыгнул. Пять секунд полета, и металлический лист крыши, самортизировав, отшвырнул его назад. Сергей едва успел зацепиться за парапет.

— Сейчас сорвется, — донеслось сверху.

Перебирая по стене ногами, он попытался подтянуться. Нет. Не получается. Попробовал дотянуться до водосточной трубы. Тоже никак.

Пальцы начали неметь. Волков уперся левой ногой в отдушину и, оттолкнувшись от нее, вытянул руки.

Водосточную трубу он прижал к себе, как родную. Хотя она и была родная, все-таки жизнь спасла.

Сергей начал потихоньку спускаться вниз.

Поняв, что душещипательной сцены со смертоубийством не будет, и, мало того, второй злоумышленник вот-вот от них скроется, милиционеры открыли огонь. Пули защелкали по фасаду совсем рядом с Сергеем. Он немного разжал руки и съехал вниз, раздирая об оцинковку шинель.

Спрыгнув на маленький балкончик, он плечом высадил застекленную дверь и вихрем промчался мимо испуганной хозяйки квартиры, которая, в розовом халатике и с бигудями на голове, возлежала на тахте. На его счастье ключи оказались вставленными в замок.

На лестничной клетке он едва не сбил с ног какого-то мужика в очках, с авоськой, полной мандаринов, газетой в зубах и бутылкой кефира под мышкой. Бутылка, конечно же, выскочила. Мужик несколько секунд постоял в нерешительности и побежал вдогонку скачущим по ступенькам мандаринам.

Волков осторожно приоткрыл дверь подъезда. Никого. Пересекая двор, он не заметил ничего подозрительного, но, подойдя к подворотне, все равно сначала выглянул из-за угла. Под аркой, спиной к нему стоял, переминаясь с ноги на ногу, один из устроивших облаву милиционеров. Приплыли. Двор-то глухой. Куда бежать?

Не заверни во двор с улицы хлебный фургон, лежать бы сейчас Сергею рылом в снег под коленкой одного из этой своры гончих. А дальше: КПЗ, «особая тройка» и, либо стенка, либо этап. А так, Волков прошмыгнул между грузовиком и обоссанной стенкой и скрылся за газетным киоском.

Сергей шел по улице, подставляя разгоряченное лицо холодному февральскому ветру. Те прохожие, которых он еще не задел плечом, испуганно шарахались от идущего нетвердой походкой молодого офицера в раздрызганной шинели.

Ноги сами вынесли его на Пресню, и прежде чем Сергей понял, что совершил ошибку, дверь подъезд, подобно крышке гроба, захлопнулась за ним.

Медленно шагая по ступеням, он вдруг заметил, что дверь одной из квартир чуть-чуть приоткрыта. В узкий проем на него смотрел бледный, испуганный Саша.

Рутковский показал указательным пальцем наверх, потом приложил его к губам и жестом предложил Сергею войти.

Не говоря ни слова, они прошли на кухню.

Нет! Опять лезть по стене! Ну вот, снова скользкий подоконник, пожарная лестница, крыша, чердак углового подъезда.

Огляделся и бегом. Вроде бы пронесло!

Перемахнув через невысокую ограду на окраине сквера, Волков пересек трамвайные пути и остановился, пропуская медленно ползущую по снежной каше машину скорой помощи. ЗИС-101 вдруг остановился, и его, так и не успевшего сообразить, что происходит, втащили вовнутрь.

Что-то щелкнуло, и кромешную темноту одиночки разрезал тоненький луч, без спроса просочившийся в камеру через глазок. Тут же под потолком проснулась «лампочка Ильича».

— Волков на выход, — лязгнул засов, и тяжелая металлическая дверь плавно открылась, запуская в одиночку из ярко освещенного коридора немного свежего воздуха.

Сергей неохотно слез с нар и вышел из камеры, встав к стенке в ожидании, когда конвоир закроет его новое пристанище.

Волков уже чувствовал себя профессиональным зеком. Сейчас он уже не вздрагивал при любом звуке — будь то лязг засова или звон ключей. Сейчас он уже не задавал глупых вопросов молчаливым конвоирам и, наоборот, чересчур разговорчивым следователям. Тюремные порядки Сергей знал досконально и поэтому удивился, когда за одной из многочисленных решеток его глаза встретились с глазами того самого полковника авиации, что обещал Суровову самолет. Георгий кажется…

— К стене, — голос конвоира вернул его к действительности.

Его опять, как и тогда вывели во внутренний двор Лубянки, но вот дальше повели не в следственную часть, а к ступенькам ведущим вниз.

В подвал?

В голове сразу застучало, ноги сделались ватными, и во рту пересохло.

Семь этажей вниз в металлической клети лифта, еще два по узкой темной лестнице. Потом такой же узкий коридор и, наконец, они вошли в пахнувшую в лицо сыростью большую комнату с низким потолком.

Лампочка здесь не болталась на проводе, как в других помещениях, а торчала из одной из неоштукатуренных стен.

Его подвели к стене, на которую и падал свет лампочки. За спиной щелкнул взведенный курок револьвера.

Все! Что же это? Без допросов, без очных ставок с тем же Бульдогом, без суда и следствия? И что здесь делает это полко…

Как пуля вошла в затылок он, конечно, не почувствовал. Просто окружающая его действительность разорвалась на тысячу мелких разноцветных кусков.

Село Приозерное. Пригород г. Иркутск 19.04.1958 г.

Грязно-серое одеяло облаков, нависающее над горбушкой сопки, неожиданно разорвало резким порывом ветра, и деревья, в свете появившейся луны, засверкали не поддельным серебром задекорированных снегом ветвей.

Сергей воткнул лыжную палку в снег, снял рукавицы и достал из-за пазухи пачку трофейных сигарет. Американские, ими совершенно не накуриваешься. То ли дело — Казбек. Где-то на противоположном краю села залаяла собака.

Интересно, еще американцы там есть? Те двое, что толкали по дороге свой заглохший мотоцикл (царствие им небесное) были единственными представителями оккупационных войск, которых он встретил с тех пор, как вместо подвала на Лубянке он очнулся на сеновале в Старьево. А ведь уже почти две недели прошло.

Но кто-то из представителей новой власти в селе точно есть. Мир не без «добрых» людей. Всегда найдется кто-нибудь предпочитающий объедкам, которыми и свиньи-то побрезгуют, хорошо прожаренный стейк и баночку Будвайзера на ужин. Староста Приозерного, наверняка, сейчас свои бока в самой лучшей избе на печке отлеживает. Небось, такая же сволочь, как и тот, на чьих лыжах он сейчас стоял.

Да уж господин Крахмалюк! Не чего было гостя своего сначала чаем с баранками с дороги отпаивать, а потом, ему прихлебывающему из чашки сзади в темечко топором целится. Не был бы ты, Данила Петрович таким засранцем негостеприимным — не лежал бы сейчас под снегом в своем огороде. Решил, наверное, сдав очередного повстанца, парой ящиков американской тушенки разжиться. Метил обухом по голове, а получил лезвием в лоб. Всех домочадцев Волков по своей привычке положил рядом с хозяином. Причем сынку сначала пришлось самому мерзлую землю в огороде ковырять, а уж потом…