Охота на Сталина

— Может, прямо здесь спустимся? — Бивень снял с плеча пулемет и опустил его приклад на мостовую.

— Нет, — Морок помотал головой, — от первоначального маршрута отступать не будем. На «Белорусской» гермозатвор не закрыт. Все равно идти придется в противогазах. К тому же между ней и Маяковкой в это время талые воды собираются, а мне по горло в ледяной воде идти не улыбается. Вот если в городе опять что-то помешает, тогда и спустимся.

— А я бы пошел.

— Твои проблемы. Некоторые мазурики и до самого «Завода имени Сталина» ходят. Все им нипочем, — сказал Морок и объяснил посмотревшему на него Виктору. — Станцию возле ЗИСа во время войны строить начали, чтобы заводчане там от бомбежек укрывались, а когда Сталина грохнули, уже не до этого было. И немец опять попер и англичане с американцами высадились. Станция в принципе на половину готова была, когда в районе Павелецкого вокзала бомбу ядерную скинули. Сейчас и «Павелецкая» не лучше «ЗИСа» выглядит. Фонит и там и там. Но некоторые умники до сих пор к корпусам заводским шастают, хотя до эпицентра рукой подать.

От дома, в котором был вход на «Площадь Свердлова» осталось всего три стены. Крыши естественно не было, как не было и двух верхних этажей, но сам вход в метро не завалило.

На спуск у хантеров ушло где-то полчаса.

— Уф, — Морок первым сорвал с себя осточертевший противогаз. Остальные последовали его примеру.

— Пойдем по правому тоннелю, — командир группы закинул ППШ за спину и спрыгнул с платформы.

— Не зевай, — Бивень дернул за рукав новичка, которого звали Костя. Тот, наконец, перестал пялиться на светлые мраморные колонны, как будто фосфорицирующие в слабом свете трофейного немецкого фонарика, и подгоняемый бывалым хантером тоже спрыгнул с платформы.

Их шаги гулко отдавались в тишине тоннеля, наполненного затхлым сырым воздухом. Темнота впереди неохотно расступалась перед хилым лучом фонаря. По покрытым подтеками сводам все время скользили какие-то тени. Холодок пробежал по спине Виктора. Постепенно поднимаясь все выше и выше, он достиг шеи и своими щупальцами сковал затылок. Ладони рук, вцепившихся в ложе винтовки покрылись противным, липким потом. Казалось, из темноты вот-вот сейчас кто-нибудь выпрыгнет. Или нагнавший их утопленник с перегона между «Белорусской» и «Маяковской» или вечно блуждающий шахтер с киркой или тот обобранный Орловским эсэсовец с пустыми глазницами…

— На-ка хлебни, — бивень протянул Виктору флягу, — а то смотрю, совсем ты скис. Да и от радиации помогает, говорят.

Орловский сделал большой глоток и зажмурился. Чистый медицинский. Роскошь по нынешним временам.

Ни шахтеров, ни монтеров хантеры не встретили, и благополучно добравшись до «Дома Советов», поднялись наверх.

Сама музей располагался на Волхонке таким образом, что поход к нему представлял собой узкое бутылочное горлышко между двумя радиоактивными пятнами.

Эх, если бы Виктор тогда знал об этом! Орловский застонал. Теперь-то он понял, что Морок сознательно не посвятил его во все детали рейда. Может быть, он заранее решил избавиться от новичка, в котором сомневался? А он сомневался!

Не даром тогда Морок осадил чересчур разоткровенничавшегося Глума, сказав ему, — «а ты уверен в том, что он, не засланный казачок из администрации?»

Орловский вспомнил, как его встретил улыбчивый, очень похожий на своего отца Андрей. Вечером следующего дня они очень хорошо посидели со Степаном Мазуром, бывшим ОУНовцем давно и основательно втершимся в доверие к администрации СФОР. (Stabilisation Forse). Ага, стабилизаторы ебтыть.

Когда они с Мазуром через два дня зашли в штаб СФоровцев, Виктор первые полчаса не мог найти себе места. Впервые после несколько месяцев мытарств по разрушенным Сибирским и Уральским городам, после ночевок среди ящиков железнодорожных складов и под платформами занюханных полустанков, он оказался в таком роскошном по нынешним временам доме.

Обстановка не то что поражала, а просто вгоняла в ступор. В центре приемной, весело потрескивая отборными полешками, горел камин. Немногочисленные посетители, утопающие в нежных креслах, с подозрением косились на него, неизвестно как очутившегося здесь в своих кирзовых сапогах, простеньких суконных галифе и френче с засаленными рукавами.

Орловский старался не смотреть по сторонам, но сделать это было трудно. Какие-то официантки или секретарши, черт их разберет, то и дело сновали по красным ковровым дорожкам с подносами, уставленными миниатюрными чашечками кофе, кофейными чайничками и сахарницами.

Толи от вида кремовых пирожных на подносах, то ли от вида аппетитных округлостей секретуток, перекатывающихся под натянутой тканью одинаковых коротких, синих юбок Виктор сглотнул слюну.

Какой-то круглолицый молодой офицер с напудренными щеками подошел к камину и, взяв из кованной ажурной стойки кочергу, принялся не спеша помешивать ей вспыхивающие радужным сиянием поленья и угли.

Если бы через минуту другую не отворилась обитая кожей дверь начальственного кабинета, и из нее не выскользнул бы брат-близнец круглолицего адьютанта, красный как рак Виктор, чей лоб к тому времени покрылся испариной, а в горле сильно першило, сам бы выскочил в коридор, не дожидаясь решения своего вопроса.

Френк Лейтон, как представил его Орловскому Мазур, шагнул навстречу Виктору и протянул ему какую-то папочку с листками.

— Поздравляю. Ваш вопрос решен положительно. Вы зачислены в службу национальной безопасности, — сказал Лейтон, тихонько подталкивая Орловского к выходу, медальон и отчетную документацию, гражданин Орловский, получите в канцелярии на втором этаже. Там же на ваших бумагах поставят все полагающиеся печати.

Ага, еще бы не положительно. Теперь месяца три придется на дядю работать. Триста баксов как с куста.

В коридоре Виктор внимательно рассмотрел бумаги.

Helppolicemen — вот он кто теперь. Это погонялово американцы слизали с немецкого Hilfepolizai. Такие формирования фрицы организовали на оккупированных территориях еще во время войны. Об этом он узнал потом от соседа по двухярусной койке, лупастого Гоши Криворучко, который этим самым полицаем оттарабанил без малого восемь лет.

Противно, конечно, но что делать? Мазур объяснил ему, что иначе нельзя. Сначала Виктор пару недель прокантуется в казармах под Костромой. Курс молодого бойца. Хе-хе. Потом его переведут в батальон интендантской службы. Так у янки официально называется отряд хантеров.

Ну что же — под Костромой, так под Костромой. Медальон и стопку каких-то бланков Орловский получил быстро. Медальон красивый.

Виктор повернул голову и посмотрел на звездно-полосатую бляху с крупными золотистыми буквами «SF» — Stabilisation Forse. Ниже мелкими выпуклыми буквами было выбито Helppolicemen.

Да. Недолго музыка играла. Эх, если бы Андрюха Мишин, сын Тимофеича не ушел тогда сразу в рейд, передав его под опеку Мазуру. Напоследок только и успел, что напутствовать Виктора, чтобы тот не появлялся в расположении польского батальона. Поляков немцы бросили на север Московской области, где у советской армии тогда находились еще какие-то боеспособные части. Да так они здесь и остались, несмотря на то, что произошло перераспределение секторов.

Американцы пшекам и тогда и сейчас не указ, и статус легионера СФОР ему, Орловскому никак не поможет. Шлепнут и скажут, что так и было.

Эх, Андрюха, Андрюха. Если бы удалось сесть тебе на хвост, сейчас вместе бы ходили в рейды и может, все было бы по-другому. Все-таки надежное плечо товарища в зоне многое значит. Но Андрюха из своего последнего рейда так и не вернулся, и идти Орловскому к залежам трофеев в Пушкинский музей пришлось с Мороком, Бивнем и как там его?.. Костиком.

Только по почерневшим от копоти колоннам можно было догадаться, что перед ними тот самый музей.