Охота на тигра. Танки на мосту!
Шрифт:
— Я тоже выйду, — задыхаясь от волнения, шептал Юрий. — Надо, Иван Степанович, поверьте мне. И Петра убедите. Вы рядом стоите. Он вас послушает.
— Надумал что?
— Есть шанс. Выходите с Петром, как только другие выйдут.
— Ты понимаешь, что говоришь? Фрицам танки латать? Это, брат...
— Знаю. Шанс верный, другого такого не будет. Это наше спасение, поверьте мне.
Губы Юрия вздрагивали. Напоследок он умоляюще взглянул на Шевелева. Тот сердито взмахнул рукой.
Пленные выстроились на аппельплаце побарачно тремя шеренгами в форме буквы «П». В середине поставили стол и стул. Подошли комендант, гауптман,
— Ахтунг! Ахтунг!
Замерли. Тишина. Юрий слышит, как стучит его сердце. Сейчас выяснится, сейчас все выяснится...
Комендант делает знак гауптману — можете начинать. У гауптмана приятный голос, он говорит негромко, с вежливой улыбкой, и одно из первых его слов, если Юрий не ослышался, — «битте». Но Цапля не успевает перевести ни одного слова. Коменданту, видимо, не понравилась манера инженера и тем более это дамское словечко «битте». С пленными нужно говорить не так — коротко, ясно, решительно, и комендант довольно бесцеремонно отстраняет гауптмана, выходит вперед и произносит первую фразу. Переводчик немедленно выкрикивает ее по-русски:
— Среди вас есть слесари-ремонтники... имеющие опыт по ремонту тракторов, танков...
Тишина. Почти две тысячи человек застыли в шеренгах. Губы плотно сжаты: «Есть, есть, угадал. Давай дальше...»
— Нам нужны всего лишь несколько человек средней и высокой квалификации.
Землистые бледные лица напряжены. Недоверчивость, едва заметная усмешка в тусклых глазах: «Врешь. Если нужно всего лишь несколько человек, зачем выстраивать пленных из всех бараков?»
— Они будут выполнять легкую работу и будут получать дополнительный паек.
Шумный вздох, словно порыв ветра: «Дополнительный паек... А что, если не брешет?»
«Удивительное дело, — проносится в мозгу Юрия. — Вот их, пленных, две тысячи человек. Люди различных национальностей, возрастов, характеров, образования и умственного развития. Они похожи друг на друга только тем, что все истощены, измучены, отупели от непрерывных надругательств. И вдруг эта замершая, молчащая масса каким-то непостижимым образом начинает чувствовать, соображать, мыслить синхронно, как один человек, точно их мозг внезапно соединился невидимыми нитями воедино. Только вот нити эти ненадежны, их легко оборвать.
— Дополнительный паек... — Комендант делает короткую паузу, безошибочно угадывая, какой эффект произвели на пленных эти слова.
Но пленные знают, что немцы дополнительный паек ни с того ни с сего не дают и даже не сулят, что работа слесарей будет особая, и по рядам летят едва слышные, едва улавливаемые слова: «Ремонт... танки...» — «Вот оно что...» — «Товарищи, опасно. Не спешите, подумайте!» — «Да, но все-таки дополнительный паек...» — «Иди продавайся за полпайки, сука. Не ты первый, уже были такие». — «А что, подыхать?» — «Товарищи, не выходите, это будет предательство».
Комендант считал, что он прекрасно знает примитивную психологию русских пленных, и твердо верил во всесильность пайки. Правда, он уловил в молчаливых шеренгах не обычную покорность, а какой-то неясный отпор, но не придал ему значения.
— Внимание! — Голос у переводчика сильный, он четко выговаривает слова. — Приказываю слесарям, знакомым с ремонтом моторов внутреннего сгорания, шоферам, трактористам...
Качнулись ряды и вновь замерли.
— ...Десять шагов вперед, шагом...
Многие в шеренгах затаили дыхание,
закрыли глаза.— ...арррш!
Вышли. Пять человек сразу, затем двое и еще один, последний...
Этим последним, восьмым по счету, был Юрий Ключевский.
«Чарли вышел, Чарли... Сука, интеллигентик. В сортире утопить мало».
Весь гнев, всё презрение пленных сосредоточились на Ключевском. Интеллигентик... Юрий этого не предусмотрел. Он понял, что допустил ошибку, поспешил сделать эти трудные десять шагов. Он боялся, что выйдут многие и он может оказаться лишним. Кроме того, он хотел увлечь за собою Шевелева и Годуна. Непростительная ошибка. Теперь его ненавидят — и поделом. А Иван Степанович и Петр так и не вышли. Неужели все сорвется? Этого нельзя допустить...
Гауптман явно разочарован результатом. Несколько мгновений он растерянно, выжидательно шарит глазами по рядам, ожидая, что, может быть, выйдет еще кто-либо, но шеренги неподвижны. И тогда гауптман поворачивается к коменданту. Кажется, он растерян.
Брюгеля не так-то легко смутить. Он знает, что делает. Приказ, и вот уже несут из кухни корзину с пайками хлеба. Пайки вручены тем, кто вышел из строя.
— Можете есть! — приказывает комендант и обращается к шеренгам: — Повторяю: слесари, шоферы, трактористы, десять шагов вперед!
Вышли еще трое. Им тоже вручены пайки. Стоят, торопливо жуют хлеб на глазах у товарищей. Только Юрий Ключевский застыл со своей пайкой в руках, бледный, ищет взглядом в шеренгах Шевелева и Годуна, что-то хочет сказать им глазами, просит.
— У вас есть время подумать, — говорит Брюгель. — У вас есть время подумать. До утра. Утром последний срок. Кто не хочет воспользоваться легкой работой, пусть пеняет на себя. — Он с наигранной улыбкой поворачивается к гауптману: — Остальным мы найдем работу. Будете таскать танки со станции в город. Надсмотрщики будут вооружены особо прочными дубинками. Пеняйте на себя! Старосты бараков, стройте своих в колонну. Сейчас же отправляйтесь на работу! Эти, — комендант кивнул на слесарей, — пойдут особо.
Комендант со своей свитой удаляется. Те, кто вышел из строя и получил пайки, инстинктивно сбились в кучу и, не глядя друг на друга, доедают хлеб, подставляя ладони, чтобы не уронить ни одной крошки на землю. Юрий, стиснув зубы, завернул хлеб в тряпицу и спрятал за пазуху. Руки его дрожали.
Утро вечера мудренее
В тот день Юрий дважды оказался провидцем. Все произошло именно так, как он и предположил: лощеному техническому гауптману действительно потребовались слесари-ремонтники, всех остальных пленных разбили на команды и заставили таскать танки с железнодорожной станции на Гуртовую.
Конечно, это не было вызвано необходимостью, это была, как и предупредил комендант лагеря, «воспитательная» акция.
Немецкие солдаты — водители бездействующих тягачей — отдыхали у своих машин и животики надрывали со смеху, глядя, как пленные иваны, вцепившись в стальные тросы, точно муравьи, тащили за собой танки. Конвоиры щедро сыпали удары на спины тех, кто казался им недостаточно усердным, кричали: «Тафай, тафай!», «Юхнем! Тубинушка, юхнем!» При стаскивании танков с платформ на землю ломались наспех сколоченные настилы, шестерых пленных задавило насмерть, несколько десятков искалечило, остальные вернулись в лагерь с израненными, окровавленными руками, едва передвигая ноги от усталости.