Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Охота на «Троянского коня»
Шрифт:

Отчасти такая ситуация стала возможной вследствие недостатков кадрового комплектования нашей службы. Это и понятно, ведь в органы по борьбе со шпионажем зачастую принимались строевые и жандармские офицеры, а также чиновники, многие из которых не имели никакого понятия ни о существе розыска, ни о технической его стороне.

Анализ подобной ситуации показывает, что, попадая под влияние предрассудков и стереотипов, такие сотрудники часто неадекватно воспринимали поставленные перед ними задачи по обеспечению безопасности войск и стратегических объектов. В большей мере страдало от этого местное население, подозреваемое в таких тяжелых преступлениях, как измена и шпионаж, независимо от наличия или отсутствия доказательств, не говоря уже о фактической вине.

– В настоящее время я вижу две главные проблемы контрразведывательной службы, – деловито подвел итог Воеводин. – Во-первых, придание

национального и даже националистического характера контршпионской работе. Поэтому аресты подозреваемых в шпионаже проводились не в соответствии с наличием у органов военного контроля компрометирующих конкретное лицо сведений, а с связи с национальной принадлежностью этих лиц. Во-вторых, стремление контрразведчиков поставить знак равенства между изменой и германофильством повлекло за собой составление списков прогермански настроенных россиян, приравненных к изменникам и шпионам. Подозреваемые задерживались десятками и депортировались за Уральские горы.

Главное управление Генерального штаба, конечно, в меру своих сил и возможностей, пытается бороться с подобными проявлениями непрофессионализма собственных армейских и тыловых сотрудников. В наших инструкциях и приказах постоянно подчеркивается, что данные списки должны составляться с самым строгим разбором, дабы в них заключались только действительно неблагонадежные лица, о коих имеются более или менее обоснованные сведения, что они занимаются военным шпионством, но все эти меры пропадают втуне…

– Если позволите, я ознакомлю вас с последней депешей, направленной Главным управлением Генерального штаба в войска. Вот она. – Воеводин вытащил из внутреннего кармана кителя вчетверо сложенный листок и, развернув его, зачитал:

«…Прошу уведомить, в какой степени контрразведывательные органы фронта руководствуются Положением о контрразведывательных отделениях и продолжает ли существовать установленный в мирное время порядок учета лиц, заведомо причастных к военному шпионажу и подозреваемых в таковом, а вместе с тем производится ли и каким порядком обмен регистрационными сведениями об этих лицах между контрразведывательными органами фронта, тыла и соседних с фронтом районов театра военных действий.

Желательно также знать, ведутся ли по каждому контрразведывательному органу дневники и сводки агентурных сведений, алфавиты проходящих по делам лиц, списки неблагонадежных и подозреваемых в шпионаже, а также фотографические архивы, как то предусмотрено для мирного времени приложением к § 12 „Инструкции начальникам контрразведывательных отделений“. Обращаю особое внимание на регистрацию и обмен регистрационными сведениями, так как это одно из наиболее действительных средств к воспрепятствованию неблагонадежным и подозреваемым лицам уклоняться от наблюдения при переходе из района одного контрразведывательного органа в район другого.

Если – как в отношении регистрации, так и вообще – упомянутого положения и инструкции вполне придерживаться не представляется возможным, то необходимо знать, что в них в данное время должно быть изменено и что исключено или дополнено на основании имеющегося опыта войны.

Крайне желательно, чтобы сводки тех положений и указаний, которыми руководствуются контрразведывательные органы армий фронта, были бы собраны и доставлены в штаб Верховного главнокомандующего для согласования их с таковыми же, установленными в других частях действующей армии.

При этом прилагаю экземпляр Положения о контрразведывательных отделениях с четырьмя к нему приложениями и экземпляр циркуляров отдела генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба 1914 года за №№ 0841, 1195 и 11087, касающихся порядка регистрации и составления сводок по контрразведке…»

– Когда из армий и фронтов были получены запрашиваемые сведения, – продолжал Воеводин, – оказалось, что мирная кабинетная работа Главного управления Генерального штаба была совершенно аннулирована кипучей жизнью войны. Большинство лиц, ведавших контрразведкой, показало себя совершенно не на месте, наставления и инструкции оказались мертвой буквой…

– Я знаю об этом не понаслышке, – прервал капитана Баташов, – но вынужден добавить, что все во многом зависит от конкретного руководителя. Из трех начальников разведочных отделений армий Северо-Западного фронта мне показался толковым только жандармский подполковник Залыга, сотрудники и агенты которого, столкнувшись с активной работой вражеской разведки, показали довольно высокую активность и

квалификацию в деле их обнаружения и обезвреживания. Но таких офицеров в войсках слишком мало… Прости, что перебиваю тебя, но я не могу равнодушно слушать о довольно болезненных для каждого контрразведчика вопросах. Мне бы хотелось знать, в чем ты видишь основные недостатки армейских КРО.

– Мне кажется, что контршпионская деятельность армейских отделов поставлена слабо, во многом из-за низкого уровня подготовки сотрудников, а также по причине некоторой неопределенности их полномочий, что, в свою очередь, не позволяет им в полной мере выполнять свои обязанности. К тому же среди ряда контрразведчиков бытует мнение, будто «шпиона по роже видать», а подобная точка зрения делает все тонкости агентурной работы попросту бессмысленными и ненужными. В результате агенты военного контроля чаще всего идут по жандармскому пути и этим сумели дискредитировать все дело… А в общем, хорошего мало. На последнем закрытом совещании в Генеральном штабе генерал-квартирмейстер Ставки Данилов констатировал полный развал фронтового контршпионажа…

– Только и могут, что констатировать да понукать, – зло буркнул Баташов, – нет бы оказать нам реально помощь.

– Насколько я знаю, в Ставке работают над новой инструкцией по контршпионской работе в военное время.

– Поздно спохватились, – недовольным тоном произнес Баташов. – Много разговоров об этом было и накануне войны, да воз и ныне там. Все мои самые насущные предложения по реформированию военной контрразведки перед началом войны у высшего начальства под сукном оказались…

В дверь тихо, но настойчиво постучали.

– Войдите, – раздраженно промолвил генерал,

В кабинет вошел улыбающийся ротмистр Телегин.

– Евгений Евграфович, генерал-квартирмейстер у себя, – доложил он.

– Спасибо, Вениамин Петрович, – уже спокойным, благожелательным тоном ответил Баташов и, бросив на Воеводина извиняющийся взгляд, нехотя промолвил: – У нас еще будет время поговорить… Господин ротмистр, прошу вас показать капитану рабочий кабинет. И помогите оборудовать его временное жилье, – обратился он к Телегину. – Я не прощаюсь. – Баташов глянул на Воеводина и неторопливо, внутренне собравшись, направился на встречу с начальством.

5

В штабе фронта стояла обычная сонная одурь. Достаточно было пройти по коридору, чтобы сразу же почувствовать это. То и дело попадающиеся на пути штаб-офицеры равнодушно приветствовали Баташова, не проявляя к нему никакого интереса. По их мрачным, серым лицам можно было догадаться, что они, уже заранее решив, что с немцами все равно ничего не поделаешь, опустили руки. Противник прочно окопался в Восточной Пруссии, умело укрепился и благодаря густой железнодорожной сети имел возможность идеально маневрировать и бросать нужные силы в любом направлении. Прекрасно зная об этом, штабные мало верили в успех предстоящего наступления, в их сонливых, равнодушных взглядах чувствовалось упадническое настроение, предвещавшее очередной провал. И потому они предпочитали отсыпаться, относясь к своим обязанностям спустя рукава. Всеобщее уныние, вызванное небывалой катастрофой, постигшей две отлично вооруженные, полностью укомплектованные русские армии Самсонова и Ренненкампфа, усугубляло невысокий морально-боевой дух не только в штабах, но и в войсках. С этими мыслями Баташов остановился у мощной, дубовой двери, ведущей в кабинет генерал-квартирмейстера штаба фронта.

В большом, довольно светлом кабинете генерала Бонч-Бруевича почти не было никакой обстановки. С десяток стульев стояли вдоль стен, да огромный дубовый стол, на котором было разложено множество карт самых различных масштабов.

Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич – моложавый, среднего роста, аккуратно подстриженный генерал с великолепными, довольно ухоженными гусарскими усами. Золотые погоны на его несколько узких плечах блестели матовым блеском. Когда Баташов вошел, генерал с красным карандашом и линейкой в руках размечал что-то на карте-десятиверстке. Оторвавшись от своего занятия, он окинул прибывшего из командировки генерала равнодушным взглядом. Водянистые глаза его, как обычно, смотрели мимо, куда-то в необозримое пространство.

Сухо и неприветливо кивнув Баташову, он неожиданно заявил:

– Исследуя причины сложившейся на фронте в преддверии наступления обстановки, я сделал неутешительный вывод в том, что армейские КРО не имеют представления о системе шпионажа со стороны противника, поэтому их работа сводится к улавливанию случайно попавшихся разведчиков и шпионов. – И, не дав Баташову сказать хоть слово в свое оправдание, монотонным голосом, равнодушно, спросил: – Вы уверены, что о нашей предстоящей операции немцы еще не догадываются?

Поделиться с друзьями: