Охота на ведьму
Шрифт:
— Сейчас, милая, сейчас ляжешь, — ласково проговорила седая, обеими руками поднимая чашу до уровня груди.
Слабый огонек коснулся фитиля, и тот занялся высоким и ровным красно-оранжевым пламенем.
— Сейчас ляжешь, милая! — повторила, опуская чашу на край стола — к будущему изголовью.
Девушка, с трудом приподняв веки, нашла говорившую мутными, блуждающими глазами и слабо, вовсе уж бездумно улыбнулась. Седая, забрав у нее свечку, утопила слабый огонек в масле, бросила на пол восковую палочку.
— Свечи! — прозвучал приказ, и две черные тени метнулись в стороны, протянули руки из темноты, воспринимая свечами пламя чаши.
Освещенная теперь пятью
Девушку осторожно усадили на стол и, мягко управляя не сопротивляющимся телом, положили на него головой к чаше. Седая, отодвинув нож, поддержала ей голову, ласково огладила волосы, поправила руки, устроив их вдоль тела.
Ждал меня сэнсэй, готовился. Под ложечкой всплеснулась волна нежной благодарности. Сауну, поди, сам вымыл — чисто, хоть языком облизывай. Утром пришел пораньше, специально чтобы помыть, успеть до первой тренировки. Включил ко времени, веничков припас и не пустил никого, хоть я и припозднилась. А от желающих завалиться сюда, я знаю, отбою нет.
Константин первым делом, не раздеваясь, налил в шаечку кипятку, замочил веники.
— Чего припоздала, Танюш? — спросил, развязывая пояс кимоно. — Новое дело?
— Нет, Костик. Все мои частно-детективные заботы пока побоку. Отдыхаю я сейчас. Восстанавливаюсь. Слишком дерганым оказалось последнее расследование.
И замолчала, наблюдая, как он стягивает свою униформу с иероглифом на плече. Он улыбнулся:
— Не банный разговор?
— Да, — согласилась, — не к месту как-то.
— Раздевайся, — подошел, взялся за пояс на мне, повесил его на крючок. Я придержала его руки. Он долго, удивленно смотрел на меня. Качнул головой.
— Совсем за заботами отвыкла! — погладил по щеке жесткой, как дощечка, ладонью. — Ну, не буду мешать.
Обнажился и, довольный своей деликатностью, скрылся за дверью парной. Оттуда пахнуло паром. Даже здесь, в предбаннике, почувствовала.
Не отвыкла я, дурачок! Подразнить тебя захотела, а ты не понял.
Я не спеша избавилась от белья, собрала волосы на затылке, заколола, подошла к зеркалу.
— Он устал сегодня! — сказала отражению. — Будь осторожнее. — И, заглянув в свои умные, много понимающие глаза, пошла к Косте.
Парная встретила сухим жаром и крепким ароматом прогретого дерева. Константин сидел на верхней ступени полка и, оскалившись от удовольствия, тер ладонями глаза. В воздухе, жгущем ноздри, слоился желтый полусвет. Тонко шипела каменка за деревянным заборчиком. Костя поднял голову на звук закрывшейся двери и обнял меня взглядом всю с головы до ног. Взгляд его я ощутила крепче любого жара, так, что мурашки побежали по коже. Он подал мне руку, усадил рядом. Я, дурачась, дунула на него, он зажмурился от муки, загородился ладонями.
— Ты не просто горячая женщина, — проговорил, хлопая меня в наказание по спине, — ты сейчас женщина огнедышащая!
— Терпи, сэнсэй! — прошептала, не в силах вдохнуть полной грудью.
— Не сэнсэй, нет! — возразил Костя. — Тебе понравится, если я все время буду называть тебя частным детективом?
Я, извиняясь, коснулась его плеча сухим и горячим лбом. Он обнял меня за плечи, медленным движением провел рукой по коленям.
— Подожди! — прошептала, но он, не слушая, повернул и привлек меня для поцелуя.
Господи, тут и так дышать нечем! Я едва отдышалась. И только успела — он повторил экзекуцию, легонько гладя мое расслабившееся тело.
— Татьяна! — пропел, задохнувшись тоже.
— Иванова! — ответила, целуя его ладони.
— Женщина! —
титуловал высоко, одарив сияющим взглядом.— Сэнсэя! — не удержалась и, спасаясь от наказания, прыгнула вниз, пренебрегая техникой безопасности.
Вода маленького бассейна с голубой придонной подсветкой приняла в себя мое распаленное парной и Костиными руками тело. От температурного контраста спазмой перехватило горло. А когда удалось перевести дух, легла на спину, и вода держала меня, и впору было рассмеяться — так легко вдруг стало жить на белом свете!
— Наяда! — прозвучало сверху.
— Афродита! — капризно поправила, не открывая глаз.
Он, пренебрегая лесенкой, шагнул с невысокого бортика, и волна захлестнула меня, взвизгнувшую от неожиданности.
Теперь вырываться было бесполезно. Я и не хотела, и не вырывалась, держалась руками за его шею, прижималась щекой к крепкому плечу. Константин покачивал меня в голубой, светящейся воде, перекатывал с руки на руку, плавно, медленно кружился от стенки к стенке. Пространства маленького бассейна оказалось вполне достаточно для этого завораживающего танца. Я касалась губами его щеки и, заглядывая в глаза, шепотом просила отпустить ноги. А когда он снизошел до моей просьбы, обняла его ими, откинулась назад, зажмурившись от внезапного головокружения.
Седая склонилась над столом, положила руку на грудь девушки, ощутила биение жизни, вгляделась в лицо, освещенное масляным, жертвенным пламенем. Выпрямилась, обвела глазами стоящих у углов стола неподвижных соучастниц.
— Посланница спит! — сообщила громким голосом.
У стоявшей рядом дрогнули и слегка приподнялись плечи. Седая сдвинула брови.
— Время для наставления!
Огонь одной из свечей в углу затрепетал, раздался тихий треск, и несколько тусклых искр упали на пол. Три пары глаз внимательно и скорбно глядели на седую.
— Тепло и холод, — начала она, — звук и безмолвие, движение и неподвижность, добро и зло, свет и тьма — каждая из произнесенных пар слов являет единство. Человеческий ум сознает и называет их крайности. Добро, зло — крайности одного единого, свет, тьма — другого. Звук, движение, свет — активны. Безмолвие, неподвижность, тьма — пассивны. Пассивны, но первичны, поскольку являются средой обитания активных. Звук существует в безмолвии, движение меряется по неподвижному, свет существует во тьме, ибо сказано в Писании: «Свет во тьме светит, и тьме его не объять!» Тьма — носитель света, безмолвие — звука. Зло же — носитель добра! Они едины, поскольку крайности одного целого. Все в мире и сам он колеблется от пассивности к активности и обратно. От неподвижности к движению — пользуясь силой. Можно бесконечно долго двигаться, стремиться к свету, увлекаясь идеей добра. А можно сознательно воспринять силу тьмы и направить ее на достижение света, меняя силу зла на энергию добра, ибо они — одной природы.
Седая смолкла. Ее ноздри раздулись, и затрепетали приоткрытые губы.
— Толкнем же качели своего сознания во тьму, и обретем силу знания истины и истратим ее на познание добра. На обретение высокой энергии света! Во имя служения людям, во имя исцеления их от физических немощей и духовных хворей, принесем в жертву себя на кресте вхождения в свет. Опустимся во тьму, сестры, по доброй воле, глубоко осознавая необходимость этого шага!
Небольшой супермаркет, сияющий витринами с двигающимися в них разноцветными рекламными прибамбасами привлек наше внимание издалека. Зазывно помигивали синими неоновыми буквами вывески, освещая узкую улицу. Ну как не остановиться!