Охота Снежной королевы

А ведь, если присмотреться, Ева и вправду напоминала Ингрид. Правда, кожа у девочки была белая и даже бледная, зато овал лица, глаза, волосы оказались точно такими же, как у чернокожей валькирии. И как же они сразу не догадались? Как простая мысль об их родстве даже не пришла никому из них в голову? А ведь они были в разгромленной детской, не случайно находящейся как раз рядом с кабинетом Ингрид.

Ева держалась настороженно и, стоя в стороне, наблюдала, однако пока что не проявляла признаков агрессии. «Когда проявит — будет поздно что-то предпринимать», — сказал себе Олег, в свою очередь присматриваясь к девочке.

— Ева… — позвала Алиса, — можно с тобой поговорить? Где твоя комната?

Глаза девочки блеснули.

— Я никогда туда не вернусь! — заявила она.

Панова вздохнула.

— Тебе было там очень плохо, — с грустью сказала Алиса. — Поэтому ты все там кверху дном перевернула. А где ты живешь сейчас? Ты нашла же себе какое-то место, где ты чувствуешь себя спокойней?

Ева посмотрела на девушку так, словно та сошла с ума.

— Здесь нет такого места, — заявила она. — Но если вам нужна комната для взрослых разговоров, пойдемте.

Она привела ребят в небольшое помещение, где не было оледеневших трупов, зато имелся длинный стол и расставленные вдоль него высокие стулья с неудобными прямыми спинками. И вправду, комната для переговоров.

Ева дождалась, пока все рассядутся, и заняла место поближе к двери — такую позицию, чтобы видеть всех присутствующих. И такое поведение, не типичное для детей ее возраста, снова кольнуло Олега в самое сердце. Этой девочке действительно пришлось пережить много. Слишком много…

— Ева, расскажи, пожалуйста, что здесь произошло, — попросила Алиса.

И Ева заговорила. Сумбурно, часто сбиваясь на другие языки — она знала их, судя по всему, не менее пяти, а может, и все десять. Даже Кришу, привыкшему общаться с интернациональной командой, пришлось тяжело, но постепенно из этих путаных речей вырисовалась более-менее внятная картинка.

Еву вырастили здесь, в лаборатории, и с самого начала на девочку имелись вполне определенные планы.

Ее растили как мать будущего фюрера, ни больше ни меньше. Она должна способствовать возрождению в Германии, а дальше и по всему миру идеалов национал-социализма, более известного у нас под названием «фашизм». Об этом девочке твердили с самого рождения. Она всегда знала, что в нее вложено огромное количество сил и труда, она имеет возможности, несопоставимые с возможностями обычного человека, и ее задача — передать эти возможности по наследству тому, кого она родит, когда придет время.

Очевидно, что для Ингрид и других сотрудников лаборатории девочка была скорее инструментом, агрегатом вроде инкубатора, чем живым человеком.

Ева — истинная арийка, со всеми необходимыми для этого пропорциями с генетикой. Она абсолютно невосприимчива к холоду, мало того, Ева еще и человек-аккумулятор. Она не только умеет накапливать энергию, как электрический скат, но и мгновенно высвобождать ее, создавая вокруг себя лютый холод. При этом тело девочки разогревается очень сильно, а все вокруг резко охлаждается почти до абсолютного нуля. Это последствия экспериментов по накоплению солдатами энергии про запас. Ева в состоянии переработать в энергию и пищу, и солнечный свет. Единственная проблема — возможность заживо сгореть, если пользоваться этим часто. Но у Евы фантастическая способность к регенерации и способность легко переносить любую боль, поэтому участь самосожжения ей не грозит.

Мать Евы рассчитывала, что у ребенка, рожденного от Евы, ткани тела позволят использовать накопленную энергию несчетное количество раз без угрозы сгореть, при этом накапливать энергию он будет гораздо быстрее и гораздо больше. Новый, возрожденный фюрер станет могучим оружием, он сможет безнаказанно поражать своих врагов и, подобно скандинавским богам, сам оставаться в живых!

— Тяжело тебе пришлось, — вздохнула Алиса. Олег заметил, что бесхитростный рассказ девочки трогает ее до слез.

Ева взглянула на нее с удивлением.

— Почему тяжело? — спросила она. — Нет, все было нормально. Я училась и много тренировалась, чтобы стать умной и сильной… но однажды…

Она запнулась, и Олег подумал, что Ева действительно невероятно умна и развита. Разве может ребенок в ее возрасте говорить так долго и связанно, рассуждать так здраво и по-взрослому. Видимо, это происходит только с тем ребенком, на плечи которого взвалили непосильную ношу, ребенок, у которого не было детства. Вот и весь секрет раннего Евиного взросления. Если бы сейчас перед ним возникла Ингрид, Олег, пожалуй, нашел бы в себе силы нажать на курок.

* * *

— Тяжело же тебе пришлось, — Алиса с сочувствием посмотрела на девочку.

«Почему взрослые и вроде бы умные люди постоянно делают всякие гадости, и ладно если бы себе, но почему-то детям, которые ни в чем не виноваты! — подумала Алиса. — Эта Ингрид, профессор Ланской, поклонники древних богов в нашей школе и… папа. Зачем они так?» — на глаза у нее невольно навернулись слезы, но девушка взяла себя в руки. Сейчас не время быть слабой.

«Вот когда я окажусь дома, в своей комнате рядом с мамой и Маркизой, тогда можно жалеть себя сколько угодно. Но сперва надо выбраться отсюда», — сказала себе Алиса.

Тем временем Криш расспрашивал Еву о коробочке. Очевидно, что ради нее Ингрид была готова на смертельный риск. Но девочке, похоже, не хотелось говорить об этом.

— Там, наверное, лежит что-то важное. Может быть, оно помогло бы нам выбраться отсюда, нам всем, — при этих словах Криш посмотрел на Еву. — Мне кажется, тебе не очень-то понравилось, что тут с тобой делали. Мы могли бы взять тебя с собой. Если захочешь, конечно.

— Взять куда? — недоуменно спросила Ева.

— В большой мир. Там много всего интересного, там нет снега и льда, и там тебя не будут обижать, — ответил Криш.

Он продолжал расписывать девочке все прелести мира, и Алиса увидела, как Олег поморщился.

Девушка догадывалась, о чем он думает. И сама она не могла отделаться от мысли, что Криш, воспользовавшись удачным моментом, пытается завербовать Еву для своего тайного общества.

«В любом случае ее нельзя оставлять вот так, — решила Алиса. — Вряд ли инициаты станут ставить над Евой бесчеловечные эксперименты, хуже, чем здесь, ей точно не будет».

Впрочем, оставалась еще одна проблема — Ингрид. Каким бы ужасным фанатиком та ни была, она все же мать Евы. Наверняка, несмотря на ссору, девочка любит ее и будет сильно страдать, разлучившись с ней.

Можно ли как-то уговорить Ингрид сотрудничать с инициатами или хотя бы просто вести себя более по-человечески?..

Девушка вздохнула.

«Это вряд ли. Такие, как Ингрид, считают себя правее самого Бога и не отступятся даже под страхом смерти», — вынуждена была признать она.

Тем временем беседа Криша с Евой, или вербовка, как обозвала ее про себя Алиса, шла своим чередом.

— Я бы хотела посмотреть на все то, про что ты рассказываешь, — сказала печально девочка, — но… она… нас ни за что не выпустит.