Охота за слоновой костью (В джунглях черной Африки) (Другой перевод)

— Вот что я сделаю прямо сейчас. Прежде чем уйти, расскажи мне все, что знаешь об этой паре: Нине и Четти Синге. Я займусь ими со своей стороны на случай…

— На случай, если со мной что-нибудь случится, — закончил за него Дэниэл.

— Я этого не говорил, старина. Забудь. Однако, похоже, на этот раз ты отыскал пару тяжеловесов.

— Я бы хотел оставить здесь, в Лусаке, свой «лендкрузер» и снаряжение, если это удобно. — Пожалуйста, дружище. Мой дом — твой дом. Мой гараж — твой гараж. Распоряжайся как дома.

Наутро Дэниэл вернулся в дом Харгривов.

Майкл был на работе, но Венди и ее прислуга помогли распаковать «лендкрузер». Снаряжение было грязным от пыли и шести месяцев жизни в буше. Вдвоем они все очистили и снова разместили в «лендкрузере». Все скоропортящееся выбросили, и Дэниэл составил список необходимых замен.

Потом он загнал «лендкрузер» в свободный гараж и поставил аккумулятор на зарядку, чтобы все было готово к новой экспедиции, когда бы она ни началась.

К обеду Майкл вернулся из посольства, и они с Дэниэлом на целый час закрылись у него в кабинете. А после втроем распили бутылку вина, сидя у бассейна под деревом морула.

— Я передал твое сообщение в Лондон, — сказал Дэниэлу Майкл. — Очевидно, Омеру в данный момент в Лондоне. Министерство иностранных дел организовало срочные переговоры с ним, но по всем отчетам ничего хорошего они не дали. Без указания на источники и с такими неопределенными сведениями, как твои, старик просто высмеял мысль о военном перевороте. «Мой народ любит меня, — сказал он, или что-то в этом роде. — Я отец своим людям». Он отказался от предложения премьер-министра оказать помощь.

Тем не менее Омеру досрочно возвращается в Убомо, так что, может быть, кое-что хорошее мы сделали.

— Вероятно, послали его прямо в пасть льва, — мрачно сказал Дэниэл, глядя, как Венди накладывает ему на тарелку салат из свежих овощей со своего огорода.

— Вероятно, — жизнерадостно согласился Майкл. — Бедный старик. Кстати, о пасти льва и тому подобном: у меня есть еще новости. Расспросил нашего человека в Лилонгве. Жизни твоего друга Четти Синга опасность не угрожает. Врач больницы описывает его состояние как «тяжелое, но стабильное», хотя пришлось ампутировать ему руку. Похоже, леопард основательно изжевал ее.

— Лучше бы он изжевал голову.

— Ну, хорошенького понемножку. Надо быть благодарным за малые чудеса. Во всяком случае, пока будешь в Лондоне, я остаюсь на связи. У тебя по-прежнему квартира в Челси, близ Слоун-сквер?

— Это не квартира, — сказала Венди. — Скорее логово злостного холостяка.

— Вздор, старушка, — посмеивался над ней Майкл. — Дэниэл монах, ни к чему такому и не прикасается, верно? Номер телефона у тебя прежний, 730 с чем-то? У меня где-то записано.

— Да, адрес прежний. И номер тот же.

— Позвоню, если что-нибудь узнаю.

— Что тебе привезти из Лондона, Венди, когда я вернусь?

— Все запасы «Фортнума» [15] , — вздохнула она. — Нет, шучу. Только печенье в желтых банках. Я его во сне вижу. И еще мыло «Флорис» и духи «Фракас». Да, и еще белье «Джанет Реджер», то самое, что ты при возил в прошлый раз, и, коль уж мы заговорили об этом, настоящий английский чай «Эрл грей»…

— Полегче, старушка, — усмехнулся Майкл. — Парень ведь не верблюд, знаешь ли. Проси не больше тонны. Позже в тот же день они отвезли Дэниэла в аэропорт и посадили на рейс «Британских авиалиний». На следующий день в семь утра он приземлился в Хитроу.

15

«Фортнум и Мэйсон» — универсальный магазин в Лондоне на улице Пикадилли, рассчитанный на богатых покупателей.

В тот же вечер в квартире Дэниэла в Челси зазвонил телефон.

Никто не знал, что он в городе. Дэниэл поспорил с собой, стоит ли трудиться и отвечать, и сдался после десятого звонка. На такую настойчивость нельзя не обратить внимания.

— Дэнни, это действительно ты или твой проклятый автоответчик? Я отказываюсь говорить с роботом, это вопрос принципа.

Дэниэл сразу узнал голос Майкла Харгрива.

— В чем дело, Майк? Венди здорова? Где ты?

— По-прежнему в Лусаке. Мы оба в порядке, старина. Чего нельзя сказать о твоем приятеле Омеру. Ты был прав, Дэнни. Новость пришла только что. Он спекся. Военный переворот. Мы только что получили сообщение из нашего посольства в Кахале.

— Что с Омеру? И кто новый человек у власти?

— Не знаю и не знаю. Прости, Дэнни. Там все еще беспорядки. У тебя должны быть новости на Би-би-си, но я позвоню утром, когда еще узнаю подробности.

Сообщение появилось в конце выпуска новостей Би-би-си. Снимок президента Омеру и короткая информация о военном перевороте в Убомо, совершенном военной хунтой. На экране телевизора Омеру — суровый красивый человек лет шестидесяти. Волосы серебряные, кожа светлая, цвета янтаря. Взгляд с экрана прямой и спокойный. Потом начался прогноз погоды, и Дэниэл почувствовал грусть.

Он встречался с Омеру лишь раз, пять лет назад, когда президент дал ему интервью по поводу споров с Заиром и Угандой из-за прав на рыболовство в озере Альберт.

Они провели вместе всего час, но на Дэниэла произвели впечатление красноречие и сила духа старика, а еще больше — очевидная преданность своему народу, всем многочисленным племенам, населяющим его небольшое государство, забота о сохранении леса, саванны и озер, которые являются национальным наследием. «Мы считаем богатства наших озер и лесов наследием, которое нужно сохранить для потомков, а не поглотить в один присест».

Весь понедельник Дэниэл провел в Сити, разговаривая с управляющим своим банком и со своим агентом. Все прошло удачно, и в свою квартиру в девять тридцать вечера Дэниэл вернулся в куда более приподнятом настроении.

На автоответчике было еще одно сообщение от Майкла.

— Боже, как я ненавижу эти устройства. Позвони мне, когда придешь, Дэнни.

В Лусаке было на два часа больше, но он воспринял слова Майкла серьезно.

— Я поднял тебя с постели, Майк?

— Неважно, Дэнни. Я еще даже не выключил свет. Для тебя новость. Новый человек в Убомо — полковник Ифрим Таффари. Сорока двух лет. Очевидно, учился в Лондоне в Школе экономики и в Будапештском университете. Помимо этого никто ничего о нем не знает, только что он уже изменил название страны на Народно-демократическую Республику Убомо. Это сигнал. На языке африканских социалистов «демократический» означает «тиранический». Были сообщения о казни членов свергнутого правительства, но этого можно было ожидать.

— Что слышно об Омеру? — спросил Дэниэл. Странно, как сильно он сочувствует человеку, которого знал совсем недолго и очень давно.

— Особо в списках убитых не упомянут, но полагают, что он среди тех, кого поставили к стенке.

— Сообщи, если что-нибудь узнаешь о моих друзьях Четти Синге и Нине Чэнгуне. — Договорились, Дэнни.

Дэниэл выбросил из головы события в Убомо, и его мир сократился до четырех стен монтажной в студии на Шепард-Буш. День за днем сидел он в полутьме, полностью сосредоточившись на маленьком светящемся экране монтажного монитора.