Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Пришло написанное Сакиной сообщение от Аболи. «Саба шлет привет А. Бобби и его мать скучают по нему».

Эта записка наполнила всех безумной и радостной надеждой, которая, по правде говоря, ни на чем не основывалась: Саба и его отряд могли помочь лишь тогда, когда пленники минуют изгородь из миндаля.

Прошел еще месяц, и пламя надежды начало угасать. Пришла роскошная весна, и горы, покрывшись дикими цветами, чьи краски ослепляли, а аромат доходил даже до рабочих высоко на лесах, превратились в дивное видение. Подул юго-восточный ветер, невесть откуда появились нектарницы и пестрыми яркими искрами сновали в воздухе.

Вдруг от Сакины и Аболи пришла короткая записка:

«Пора уходить. Сколько вас?»

Вечером, дрожа от возбуждения, шепотом они обсудили записку.

— Аболи что-то задумал. Но разве он сможет вытащить нас всех?

— Для меня он единственная лошадь в гонках, — проворчал Дэниел. — Ставлю на него все до пенни.

— Если бы у тебя был хоть пенни, — усмехнулся Нед. Хэл впервые с тех пор, как Оливера разорвали псы, услышал его смех.

— Кто пойдет? — спросил Хэл. — Обдумайте ответ, парни. — В слабом свете он осмотрел ставшие угрюмыми лица собравшихся. — Если останетесь, еще немного поживете и никто не скажет о вас дурного слова. Если мы пойдем, но не доберемся до гор… вы все видели смерть моего отца и Оливера. Такая смерть недостойна не только человека, но и животного.

Первым заговорил Альтуда:

— Даже если бы не Бобби и моя жена, я бы все равно пошел.

— Да! — сказал Дэниел.

— Да! — подхватил Нед.

— Итак, трое, — сказал Хэл. — Как насчет тебя, Уильям Роджерс?

— Я с вами, сэр Генри.

— Не испытывай мое терпение, Билли. Я запретил тебе называть меня так.

Хэл нахмурился. Когда его называли сэром Генри, он чувствовал себя самозванцем, недостойным чести, завоеванной его дедом в сражениях рядом с Дрейком.

— Прощаю в последний раз, мастер Билли. Если с твоего языка еще раз сорвется такое, я вложу в другой твой конец толику здравого смысла. Ты меня слышишь?

— Слышу хорошо и ясно, сэр Генри.

Билли улыбнулся ему, и все захохотали, а Хэл схватил его за шиворот. Все дрожали от возбуждения — все, кроме Дика Мосса и Пола Хейла.

— Я уже слишком стар для таких проказ, сэр Хэл. Кости у меня не сгибаются, и я не смог бы забраться на красивого парня, даже если бы его привязали к бочке, что уж говорить о горах. — Старый гомосексуалист Дик Мосс улыбнулся. — Простите, капитан, но мы с Полом переговорили и решили остаться. Здесь у нас по крайней мере каждый день есть похлебка, а ночью солома для сна.

— Может, вы умней всех остальных.

Хэл кивнул. Услышанное его не опечалило. Давно миновали дни, когда Дик был в расцвете сил и мог взлететь на мачту в самую сильную бурю. Минувшая зима лишила его суставы гибкости, а волосы выбелила. Его пришлось бы тащить за собой. А Пол — корабельная «жена» Дика. Они уже двадцать лет вместе, и хотя Пол еще может орудовать саблей, он останется со своим стареющим любовником.

— Удачи вам обоим. Вы лучшая пара, с какой мне приходилось плавать, — сказал Хэл и взглянул на Уолли Финча и Стэна Спарроу. — А как вы, птички [73] ? Полетите с нами, парни?

73

По-английски Финч — зяблик, Спарроу — ласточка.

— Так далеко и высоко, как вы, — ответил за обоих Уолли, и Хэл сжал его плечо.

— Значит, нас шестеро, с Аболи и Сакиной — восемь. А лететь придется так высоко и далеко, что вы не пожалеете.

Последовал обмен записками, в которых Аболи и Сакина объяснили свой план. Хэл внес поправки и составил список вещей, которые нужно попробовать украсть, чтобы надежнее обеспечить выживание в дикой местности; главным среди них были карты, компас и, если получится, алидада.

Аболи и Сакина готовились, скрывая свою тревогу и возбуждение от других обитателей резиденции. За всем, что происходило в помещениях для рабов, постоянно следили подозрительные глаза, и теперь, когда назначенный день был близок, заговорщики не доверяли никому. Сакина мало-помалу собрала все, о чем просил Хэл, и добавила кое-что по своему выбору: она знала, что все это пригодится.

За день до намеченного побега Сакина позвала Аболи в жилые помещения резиденции, куда раньше ему не разрешалось заходить.

— Мне нужна твоя сила, чтобы передвинуть резной шкаф в банкетном зале, — сказала она в присутствии повара и еще двух кухонных работников. Аболи покорно, как обученная собака на поводке, пошел за ней. Но едва они оказались наедине, Аболи перестал притворяться послушным рабом.

— Быстрей! — предупредила Сакина. — Хозяйка скоро вернется. Она в саду с Неторопливым Джоном.

Она быстро прошла к окну, выходящему в сад, и увидела, что эта необычная пара все еще о чем-то разговаривает под дубом.

— Нет предела ее порочности, — про себя прошептала Сакина, глядя, как Катинка возбужденно смеется словам палача. — Если бы ей захотелось, она занялась бы любовью со свиньей или ядовитой змеей.

Сакина вздрогнула, вспомнив, как змеиный язык обследовал самые укромные уголки ее тела. «Этого больше никогда не будет, — пообещала она себе. — Надо выдержать еще четыре дня, и Альтуда будет свободен. А если она до того позовет меня в свое логово, я скажу, что у меня пришли крови».

Она услышала, как в воздухе что-то свистнуло, словно взмахнула крыльями большая птица, и, оглянувшись через плечо, увидела, что Аболи снял со стены одну из сабель. Он проверял ее балансировку и упругость, размахивая широкими кругами над головой, так что на белых стенах танцевали блики.

Он отложил саблю и взял другую, но эта ему совсем не понравилась, и он, нахмурившись, вернул ее на место.

— Быстрей! — негромко поторопила Сакина.

В несколько минут он выбрал три сабли — не за драгоценные камни, украшавшие их рукояти, а за легкость и упругость лезвий. Все три оказались ятаганами, изготовленными оружейниками Шаджахана в Агре, в Индии.

— Они изготовлены для принца династии Моголов и не подходят для грубого моряка, но сойдут, пока я не сыщу им замену из доброй шеффилдской стали.

Потом он взял короткий нож, каким пользуются жители гор Вест-Индии, и сбрил пучок волос на руке.

— Примерно это я и имел в виду, — довольно сказал он.

— Я пометила то, что ты выбрал, — сказала Сакина. — Теперь верни их на стойку, или другие рабы заметят пустые ножны. Я передам их тебе вечером накануне нашего дня.

Пополудни того же дня Сакина взяла корзинку, надела на голову коническую шляпу и пошла в горы. Хотя никакой наблюдатель не заподозрил бы ее истинных намерений, она убедилась, что ее никто не видит в лесу, которым заросло большое ущелье под горой. Здесь стояло мертвое дерево — она приметила его во время предыдущих посещений. На гниющей сердцевине ствола росло множество маленьких пурпурных грибов. Прежде чем сорвать их, Сакина надела перчатки. Чешуйки под грибовидными шляпками были красивого желтого цвета. Грибы ядовиты, но смертельны, только если съесть их много. Именно из-за этого качества она их и выбрала: Сакина не хотела, чтобы на ее совести была смерть невинных людей и их семейств. Грибы она положила на дно корзинки, прикрыв их кореньями и травами, и только потом начала спускаться и спокойно прошла через сады к резиденции.

Тем вечером губернатор Ван де Вельде давал большой обед в банкетном зале и пригласил всех знатных людей поселения и всех чиновников Компании. Обед затянулся, и после ухода гостей вся челядь чувствовала сильную усталость. Сакина одна совершила обычный обход дома и закрыла кухню на ночь.

Оставшись в одиночестве, она сварила грибы, доведя их до консистенции свежего меда. Полученную жидкость она налила в пустую винную бутылку, оставшуюся после пира. Жидкость была бесцветной, и Сакине не нужно было ее пробовать, чтобы убедиться, что в ней чувствуется лишь очень слабый грибной вкус. Одна из женщин, работавших на замковой кухне, была у нее в долгу. Настой Сакины спас ее старшего сына, когда тот заболел оспой. На следующее утро Сакина оставила бутылку с жидкостью в карете, чтобы Аболи передал ее этой женщине.