Охотница за скальпами
Шрифт:
– Замолчи!
– Мне нечего молчать! Близки, близки мстители! Близок час расплаты!
– Уведите вон этого воющего шакала! – приказала воинам Миннегага. – Стерегите его! Мы послушаем его стоны у столба пыток завтра!
Воины вывели из палатки женщины-сахема злополучного пленника и повели по всему лагерю, не позаботившись дать ему что-нибудь, чтобы накрыть обезображенный череп. Но вид этой заживо скальпированной головы производил, видимо, и на них тяжелое впечатление. Вполголоса они переговаривались об угрозах Джона, и у двоих или троих вырвалось выражение недовольства действиями Миннегаги.
Этим,
Пока вернувшийся в тюрьму и снова связанный по рукам и ногам Джон Максим передавал своим товарищам подробности оригинальных «переговоров» с Миннегагой, в типи женщины-сахема происходила бурная сцена. Разыгрывалась она между обитателями этой палатки, то есть самой Миннегагой и ее отцом, вождем Красное Облако, молча присутствовавшим при объяснении Миннегаги с Джоном.
– Что ты думаешь сделать с пленниками? – задал дочери вопрос старый вождь.
– Предать мучениям, истерзать, потом убить! Ты же сам знаешь!
– Ты слышала, что тебе говорил бледнолицый? Он грозил местью Длинных Ножей!
– Я не боюсь янки! Они могут напасть на нас хоть сейчас, и я встречу их грудью!
– Когда я, покинув мое родное племя, пришел к типи сиу, их было тридцать пять тысяч, и они могли жить сносно. Но… но они подчинялись не мужам совета, а мстительной женщине, которая искала гибели одного бледнолицего и ради этой личной мести повела сиу в бой против бледнолицых. И когда она погибла, сиу насчитывалось в той местности только двадцать тысяч.
За скальп, снятый твоей матерью с полковника Деванделля, дети твоего племени заплатили жизнью пятнадцати тысяч воинов, женщин, детей, и только десятая доля пала в бою, – остальные вымерли от лишений и болезней. Это дело твоей матери!
– Ты забываешь, что Ялла была сначала женой этого бледнолицего и только потом сделалась твоей женой, отец!
Черты лица Красного Облака исказились судорогой сатанинской злобы. Он вскочил, как ужаленный змеей, и закричал:
– Не напоминай мне этого позора! Убью!
– Убивай! – не отступив ни на шаг, ответила Миннегага.
С трясущимися от гнева руками Красное Облако отошел в сторону. Помолчав, он заговорил снова:
– Когда ты принялась мстить бледнолицым за смерть своей матери, племя сиу еще насчитывало двадцать тысяч душ. Теперь осталось в резервациях три тысячи – не индейцев, а рабов, и с нами – еще полторы тысячи! Где остальные?
– Погибли за нашу свободу!
– Ложь! Погибли во славу твоей кровожадности! Погибли ради твоего стремления мстить, мстить и мстить! И ты ненасытна! И ты действительно ведешь к гибели последние остатки несчастных сиу!
– Сиу не боятся так смерти, как «вороны»! – засмеялась хриплым голосом неукротимая женщина-сахем, сыгравшая такую трагическую роль в судьбах своих соотечественников.
– Ты попрекаешь меня тем, что я из племени «воронов»? – отозвался ее отец. – Но разве я не пережил вместе с твоими сородичами столько битв, разве я не был всегда впереди твоих воинов при нападении и позади при отступлении?
– Это было раньше! А теперь ты готов примириться с бледнолицыми!
– Чтобы спасти остатки некогда могучего, но тобой и твоей матерью погубленного племени!
– Можешь идти к бледнолицым и лизать им руки!
Старик
схватил свой боевой топор и занес его над головой дочери. Та бесстрашно смотрела на него.Но секунду спустя он не выдержал, с проклятием отшвырнул топор в угол типи, шатаясь, словно пьяный, подошел к сундучку, вытащил оттуда бутылку с виски и одним духом опорожнил ее.
– Хорошо! – вымолвил он усталым голосом. – Ты такая же, как твоя мать! Я жалею, что не убил ее, жалею, что не раздавил тебя, словно червя, когда ты ползала по типи! Теперь – поздно! И это перст судьбы! Ты – демон, посланный Великим Духом на гибель сиу! Делай что хочешь! Кровь сиу – на руках твоих! Проклятие их – на голове твоей! И у тебя не будет детей, и с тобой погибнет род твой, осужденный на исчезновение! И мир позабудет о гордых сиу! Но они заслужили это: они подчинились женщине!
– Как ты подчинился ей же! – улыбнулась Миннегага.
Минуту спустя она заговорила:
– Тебя растревожили слова этого хвастуна, индейского агента, о близости расплаты? Напрасно! Вождь янки ждет подкреплений, без которых не посмеет тронуться в поход. А тем временем Большая Нога выздоровеет, и мы перейдем границу Канады, куда янки не посмеют последовать за нами, и поселимся в пустынях, где племя сиу снова размножится, и станет могучим, и станет страшным врагам…
– Нет, все, все потеряно! – бормотал, явно хмелея, старый вождь. – Нет такого клочка земли, который мог бы послужить убежищем для сиу. Маниту проклял их, ослепив их страстями, ослепив их ненавистью ко всем и ко всему, и они исчезнут, потому что несут эту ненависть в сердцах и душах своих…
Но мне нет до этого дела! Я – «ворон»! И «вороны» уже рассеяны по лицу земли, и «вороны» уже погибли…
Миннеага с презрением смотрела на засыпающего отца.
– Янки далеко! – бормотала она. – Завтра я покончу с пленниками! А дальше?.. Какое мне дело до того, что будет дальше?! Я поклялась отомстить – я отомщу, хотя бы за это и была осуждена на гибель вся земля! Но Длинные Ножи далеко, и все будет благополучно, и…
Не докончив мысли, неукротимая мстительница вышла из своей типи, чтобы отправиться на совещание с главным руководителем переселения сиу, Большой Ногой.
Эта ночь была бурной и мрачной. Из пробегавших низко черных туч падал густыми хлопьями снег, в кустах и в вершинах деревьев завывал ветер, со зловещим рокотом катила свои грозные волны Волчья река.
И этот хаос голосов природы заглушал другие звуки: по полям и лесам двигался, словно рой призраков, большой конный отряд.
Впереди отряда шли разведчики. По временам они сходили с коней и ползли по снегу, по временам скрывались в кустах.
Все ближе, ближе к становищу уходящих в Канаду «сожженных лесов».
За несколько миль от становища отряд разделился. Часть пошла в обход, другая, переждав, снова тронулась в прежнем направлении.
Что разыгралось в эту ночь в лесу, об этом знают только лесные великаны, слышавшие предсмертные стоны застигнутых врасплох сторожевых пикетов сиу.
Утром в становище поднялась тревога: становище оказалось окруженным; и спереди, и сзади стояли конные отряды янки, и жерла пушек глядели на типи краснокожих.
Генерал Форсайт потребовал немедленной капитуляции «сожженных лесов», сдачи всего их оружия и выдачи пленных.