Охотница

— Как я вижу, сдаваться тебе уже приходилось… — презрительно ухмыльнулся бандит, направив дуло в безоружного противника. — Похоже, побед в твоём списке поражений не так уж и много… Если они вообще там есть.

В ответ брат, не желая поддаваться на провокацию, упрямо стиснул зубы.

— Знаешь, а я не удивлён, — продолжал издеваться Ганс.

Меня он при этом по-прежнему крепко удерживал левой рукой… Даром, что не душил.

— Твой поступок говорит сам за себя. Надо же! Заявиться в логово врагов без поддержки… Очень смело. И невероятно глупо. Напоминает вашу мамочку.

Здесь уже прикусить язык пришлось мне.

Как бы я ни относилась к родителям, не могла позволить отзываться о них в подобном тоне! Особенно о матери.

Всегда относилась к ней мягче, чем к отцу. И даже новая информация о её прошлом ничего не изменила. Скорее, наоборот — мне было безумно жалко воровку, которая отреклась от свободы ради любви.

Это отцу следовало отречься от Империи ради матери! Но, судя по всему, тяга к власти оказалась сильнее…

— А ты молодец, — заметив, как я напряглась, шепнул Ганс. — Наблюдательная. Помнится, твоя мама этим похвастать не могла.

— Я вообще мало похожа на свою мать, — прошипела, не удержавшись.

— Оно и видно, — хмыкнул мужчина.

— А вы не смотрите не внешность!

— О, я смотрю куда глубже… И могу с уверенностью сказать — характер у тебя чисто инквизиторский. Пренебречь чувствами близких ради достижения своей цели — вполне в его стиле.

Спорить я не стала…

Увы, Ганс был абсолютно прав. В безвыходном положении во мне проснулись черты отцовского характера, которые я так ненавидела…

— А как вы узнали, что я брат Ксаны? — внезапно подал голос Луар.

И я озадаченно нахмурилась.

Действительно, как?.. Не по внешнему же сходству! В противоположность мне, брат не взял от родителей ничего явного… Разве что фигурой пошёл в отца.

— Очень просто. Услышал твоё имя — и всё понял… Полагаю, ты не знаешь тайны своего происхождения? — и не дожидаясь нашей реакции, бандит во всеуслышание объявил: — Я твой папа.

Большего шока и представить было нельзя! У меня аж дыхание перехватило…

Немыслимо! Отец взял в дом и признал чужого ребёнка?! Это же насколько велика его любовь к маме?..

Хотя, как бы то ни было, отказаться от своего положения он всё-таки не смог…

Грустно.

— Только по документам, — гордо выпрямившись, поправил Ганса Луар.

В отличие от меня, он отнёсся к этой ошеломляющей информации куда спокойнее.

— Генетическая экспертиза доказала, что я сын своих родителей и позволила отцу заявить на меня права.

— Так ты в курсе?.. — слегка растерялся наш собеседник. — Не ожидал, если честно. Думал, Инквизитор постарается скрыть факт твоей незаконности…

— Отец и не говорил ничего, — пожал плечами брат. — Я видел своё свидетельство о рождении.

Точно… Единственный документ, который нельзя изменить ни при каких обстоятельствах… Что, правда, не мешает их повсеместно подделывать. Но почему отец не воспользовался этой возможностью, а предпочёл оставить всё как есть?.. Фамилию свою дал, а о конспирации не позаботился… Глупо как-то.

— Значит, истории, почему в системе стоит моё имя, ты не знаешь? — воспрянул духом Ганс.

В вопросе явно был какой-то подвох. Я нутром чуяла! Уж больно бандит обрадовался неведению Луара… Словно рассчитывал навешать нам лапши на уши.

А вот брат ничего подозрительного не заметил — и отрицательно помотал головой.

— Тогда слушай, — Ганс подался вперёд, слегка ослабив хватку. — Ваш отец дважды разрушил мою жизнь. Сначала — когда влез в мои отношения с Миной, соблазнил её и смотался, а потом — когда украл у меня жену с сыном, которого я до последнего считал своим!..

Описанный поступок был, безусловно, достоин Инквизитора… Однако, как бы эмоционально и убедительно ни говорил бандит — я не верила ему ни на грош… И правильно.

— Вот только не надо выдумывать! — внезапно выступил из-за деревьев отец, заставив меня инстинктивно отпрянуть, невольно прижавшись к Гансу. — Ты нарушил наш уговор и обманом заставил мою беременную невесту выйти за тебя замуж. Я просто забрал своё.

И на душе тотчас полегчало.

Сколь бы ни был силён мой ужас перед отцом, в его честности я не сомневалась ни секунды. Потому что услышанные слова полностью совпадали с моим видением ситуации.

Да. Инквизитор был жесток — это верно. Но я точно знала — он никогда и никуда не увозил маму насильно. Родители слишком искренне любили друг друга. И это было особенно заметно, когда они оставались наедине.

На людях отец был безжалостным правителем, а дома — нежным и мягким мужчиной. И не только по отношению к маме! С нами он был строг, но неизменно справедлив, как мог заботился о нашем благополучии и всегда шёл на диалог… Однако в детстве я всё равно боялась его до дрожи, что постепенно переросло в глубокую ненависть. Видела, как он обращается с подчинёнными, наблюдала, как расправляется провинившимися — и опасалась, что в один прекрасный день отец не сумеет сдержаться и Инквизитор вырвется на свободу, выместив свою безмерную злость на семье… Неудивительно, что в конце концов я не выдержала этого вечного напряжения — и сбежала, не дожидаясь, когда отец выдаст меня замуж за какого-нибудь садиста в угоду своим политическим интересам…

А теперь тряслась от страха, предвидя заслуженное наказание, полное боли, криков и слёз.

— Забрал своё… — понуро повторил Ганс. Затем вдруг сверкнул глазами и криво усмехнулся: — Вернём всё по местам?..

Догадаться, что он собирался делать, не составило особого труда…

Вздох — и я, забыв о возможных рисках, извернулась и со всей силой врезала бандиту локтем в солнечное сплетение, попутно выбив оружие из его рук… Но было слишком поздно. Выпущенный за миг до этого лазерный луч уже летел в Луара…

Ни уклониться, ни отпрыгнуть, ни как-то иначе уйти с линии обстрела брат категорически не успевал. Пытаться даже смысла не имело… Да он, собственно, и не стал. Просто дёрнул рукой — и перед его лицом возник щит из бронеткани, в который врезался яркий пучок белоснежного света, веером брызнув в стороны.

Моему счастью не было предела! Не имея понятия об этой новой разработке Патриора, я мысленно уже попрощалась с самым близким и дорогим мне человеком… Однако радость оказалась преждевременной.