Охотник на ведьм
Шрифт:
— Смерть жены, — кивнул ксендз, — два года назад…
— Да, но и это еще не все, — продолжил рассказ я. — Ликантропия — это прорыв Тьмы во внутренний мир человека, когда тот ослаблен бедами, выпавшими на его долю. Слаб в своей вере, если хотите. Смерть супруги — всего лишь толчок, то есть одна из причин. Вторая причина — одиночество. Несмотря на то, что его часто навещали дети, старик был очень одинок. По-настоящему, без всех этих соплей, которыми любит щеголять молодежь перед тем, как наглотаться таблеток. Это породило другую беду — человек не хочет быть человеком.
—
— Это для вас, святой отец, лучше, а для него, как видите — нет. И третье — то, что рядом находится непонятная, можно сказать, аномальная зона. Она каким-то образом усилила его желание быть зверем.
— Но собака…
— Как я понял, собака, которую, он кстати, любил, была последней каплей. До этого все приступы он пережидал, закрывшись в доме. А тут вырвался и загрыз своего пса. Вы видели все эти ставни и запоры. Меня сразу насторожила одна вещь: почему входная дверь открывается вовнутрь, ведь так ее легче выбить при нападении.
— Но труднее вырваться изнутри, — сделал вывод Казимерас.
— Именно так, святой отец, именно так…
— Погоди, но зачем он пришел ко мне? — он провел рукой по лбу, словно пытаясь вспомнить что-то очень важное.
— Надежда умирает последней. Наверное, все же надеялся, что вы сможете изгнать беса, который поселился в его душе. А может, и другой вариант — как истинный католик, боялся наложить на себя руки. Все-таки это peccatum mortale — смертный грех.
— И поэтому придумал историю, про соседа-оборотня?
— Да, — кивнул я. — Конечно, ложь тоже грех, но во спасение души…
— Но следы? Ведь они вели от дома к лесу.
— Оборотень обладает разумом, но главное в его поведении — это инстинкты. К тому же в первые мгновения после превращения он дуреет — может быть, от чувства свободы, может, еще от чего-нибудь. Вот и рванул в лес… — я попробовал пожать плечами и поморщился от боли. — Точно не скажу — не знаю.
— А вчера вечером какую он тебе версию происходящего преподнес? — поинтересовался ксендз. — Неужели правду?
— Как бы не так! Лепил какие-то небылицы про соседа. Мол, обязательно должен придти и его убить. Мне это надоело, я начал высмеивать эти страхи, и он сильно разозлился. В этот момент сущность оборотня чуть не вырвалась наружу, я это почувствовал. Не спрашивайте, как — не отвечу. Поэтому и разыграл эту комедию, свидетелем которой были утром. Вышиб из него остатки уверенности в благополучном исходе.
— Спровоцировал, значит, — он поджал губ. — Отнять последнюю надежду у человека — это жестоко, Александр!
— Да, — спокойно ответил я, — жестоко. Только ликантропия не лечится, а ваши молитвы и фимиам здесь не помогут. Да, спровоцировал и упокоил оборотня, чтобы не шлялся ночами по округе и не убивал других, ни в чем не повинных людей! У вас есть возражения, святой отец?
— Нет, Александр, — вздохнул Казимерас, — наверное, вы правы — это был единственный выход. Жаль, что я не знал всей ситуации заранее… Можно было попробовать спасти, если не тело, то хотя бы его душу!
— Святой отец, это бессмысленно! Есть только один способ —
упокоить навсегда.— Тебе не страшно, Саша? — Казимерас посмотрел на меня таким взглядом, что поверьте — я ощутил почти физическую боль.
Вот ведь паскудство какое — и так на душе кошки скребут, хоть в петлю лезь, и еще он со своими вопросами добивает! Кто бы мог подумать, что убив оборотня, буду сожалеть о содеянном… Ведь Мечисловас не виноват, что таким родился. Тяжело быть Охотником. Жертвы не всегда внушают ужас, изредка они вызывают жалость, но, несмотря на это, у меня нет выбора, есть только путь, которым обязан пройти до конца…
— Не знаю, святой отец, — тихо ответил я, — очень многих вещей не знаю.
— Поговорим?
— Нет, — я покачал головой, — не надо. Многие знания — многие печали. Поеду лучше домой, меня зверье ждет.
— Они не заменят тебе людей, Саша.
— Чем больше узнаю людей, тем больше люблю зверей, — усмехнулся я и сжал зубы, — в них нет столько злобы. Если они любят, то бескорыстно, а если ненавидят, то искренне.
— Но человек обязан жить среди людей.
— У меня слишком много обязанностей в этой жизни, отче, даже чересчур. Может, вы и правы, но не будем об этом. Не сейчас.
— Я буду здесь…
— Спасибо, святой отец, знаю.
Через несколько часов я был дома. Все, хватит с меня этих поездок и мнимых отпусков, после которых чувствуешь себя выжатым, словно лимон. Нескончаемая череда дел, которые наваливаются, как снежный ком, вышибая последние остатки веры в правильности моих поступков. Все же придется, хоть этого и не хочется, обратиться за советом к Ирландцу — слишком много вопросов накопилось. Во-первых — почему перстень сразу не почувствовал оборотня? Когда приехал на хутор, было некоторое неудобство, но там такая атмосфера, что сам волком завоешь, а кольцо молчало, даже знак не подало, что рядом находится волколак. Позже, уже за ужином, когда я начал высмеивать хозяина, он здорово разозлился и вот, только тогда, на взрыв эмоций, перстень ответил легким блеском и теплом.
Может Казимерас прав, надо было попробовать спасти старика? Но каким образом? Мне никто не объяснил, как изгонять нечистую силу из людей, которых обуял дьявол! Зато прекрасно объяснили, как убивать — мелькнула в голове мысль, испортив и без того паскудное настроение. Во-вторых — Авгур, советчик, черт бы его взял, не столько помогает, сколько наблюдает за развитием событий. Мол, вводные я тебе дал, а дальше крутись, как сможешь. Выплывешь — хорошо, а нет — значит, и не нужно, не очень-то и хотелось.
Я уже больше часа сидел на краю ванны, завернувшись в полотенце, и курил одну сигарету за другой, пытаясь расставить все факты на свои места. Может, Авгур прав, не мое это дело — размышлять о сложностях Добра и Зла? Существует Нежить, которую надо убивать, этим и ограничивается моя задача? Но Мечисловас не был Нежитью; он обычный больной человек, у которого не хватило сил или желания противостоять злу. И вот, как наказание за слабость, появляется такой, как я — палач, обреченный убивать таких же, как он сам, то есть людей, совершивших смертный грех.