Охотник

Максим жил в пяти кварталах от него, не так уж далеко, троллейбусы еще ходили. Вадим вышел на улицу и с наслаждением вдохнул в себя морозный воздух. Ночь уже упала на город. Огни города светились ярко и холодно, только окна в домах горели желтым теплым светом чужого уюта. Почему-то ему всегда становилось грустно в такую погоду, когда на улицах мало народа, тогда чужие окна казались сосредоточием счастья, хоть он и понимал, что за шторами такие же люди, что заполняют тротуары и троллейбусы днем, а значит, несчастливые и не очень-то довольные жизнью.

Он опустил уши у кепки и быстро зашагал к остановке. Руки в тонких перчатках сразу замерзли, пришлось сунуть их в карманы. Семафоры меняли привычные цвета. Троллейбус подполз, зашипели, открываясь, двери, и он вошел внутрь. В салоне сидело несколько мужчин, уткнувшись в воротники, и одна мрачная тетка с баулами. Он сел на холодное сиденье, купил билет у замерзшей кондукторши и взглянул в замершее окно, за ним замелькали дома и реклама, улицы и машины.

Через три остановки он вышел, проводил отходящий троллейбус взглядом и вздрогнул — на той стороне улицы мелькнул знакомый темный силуэт, а ветер бросил в лицо змеиное шипение и легкий запах серпентария. Вадим до боли сжал рукоятку замотанного в тряпку меча, и это вернуло его обратно в замороженный город. Он тяжело вздохнул и еще раз огляделся, прислушиваясь к себе. Чувство опасности молчало, камешек на груди вел себя спокойно, не нагревался. В черном небе над городом слабо светили звезды, мороз понемногу крепчал, снег уже скрипел под ногами прохожих, а это явный знак, что становится холоднее.

Вадим вспомнил лицо Лады, два ее разных глаза, улыбнулся и зашагал по улице. Он свернул с проспекта, проскочил по трем темным проходным дворам, сократив метров на триста путь, вышел на небольшую улочку и минут через десять уже стоял у подъезда Максима. Набрал домофон.

— Ты? — голос Максима был недовольным. — Чего так долго?

— Я вообще-то довольно быстро, — ответил Крот. — Даже можно сказать — бежал, извини, но на такси денег нет.

— У тебя всегда денег нет. Ладно, входи.

Щелкнул электрозамок, запищал сигнал, он рванул на себя железную дверь и перескакивая через две ступеньки, помчался вверх по лестнице. Третий этаж. Максим стоял на лестничной площадке у подоконника и курил. Вадим улыбнулся.

— Привет!

— И утром два привета! Показывай, что принес.

— А в квартиру не пустишь?

— Пришли ко мне, — Максим поморщился. — В общем, водка, пиво, девицы легкого поведения, знаю, ты такое не любишь, но если хочешь, то пожалуйста…

— Нет, как-нибудь в другой раз, мне завтра с утра на работу.

— А я о чем? Не любишь ты это. Нормальный мужик обязательно бы зашел, потому как ему на эту работу, как на унитаз. Ладно, что у тебя?

Вадим размотал тряпку и сунул меч в протянутые руки. Макс был настоящим реставратором, даже корочки имел какого-то училища, он их ему как-то показывал.

Правда, диплом можно купить, вот мастерство нет, а оно у Максима было. Кроме того имелось какое-то нежное и очень бережное отношение к старинным вещицам — такое точно не подделаешь.

После того как древние предметы оказывались в его руках, они преображались, становились если не новыми, то какими-то настоящими что ли, и прибавляли немало в ценности.

К тому же Макс был другом детства, они с ним в свое время немало набедокурили, так что можно сказать, что дружба была проверена временем.

Максим какое-то время смотрел на клинок, потом потер его специальной мягкой тряпочкой, которую вытащил из кармана, и достал лупу.

— Ты где это взял?

— В подземелье. Нашел огромный старинный деревянный ларь, а на дне вот этот меч, наручи и серебряный обруч.

— Не может быть!

— Что не так?

— Понимаешь… — Максим задумчиво пожевал губами, — такой ковки не знали славяне, да и металла такого никогда здесь не было.

— А я сказал, что это славянская вещь? Думаешь, пытаюсь впарить фальшивку?

— Это я тебе говорю, что форма клинка славянская, а ковка другая, и металл не тот. Для того чтобы впаривать, нужно понимать, что толкаешь, а это тебе не дано.

— Мне обидеться или как?

— Славяне использовали два вида руды: болотную — ну та совсем плохая, годилась только для крестьянской утвари, вилы там, топоры, ножи сковать, а была еще настоящая руда — с ней были проблемы, хороших месторождений в те времена было немного. Конечно, возили руду от соседей, в том числе от свеев, но это крохи. В любом случае, этот металл не из одного известного в те времена месторождения. Неизвестный металл.

— Я решил, что меч скован из метеоритного железа, раз столько лет пробежал под землей, а ржавчины нет.

— Ну как дай еще посмотрю, — Максим еще раз потер металл. — А вот это похоже на правду, многие метеориты имеют в своем составе железо и никель, проще говоря — нержавейку. Что ж, меч действительно редкий, не обманул. Могу на него покупателя найти, семь-восемь штук зелени за него заплатят, может и больше. Хороший меч продается за тридцать, сорок штук, только покупателя найти нужно.

— Думал уже об этом, — Вадим вздохнул. — Деньги нужны, а душа говорит, что продавать не стоит.

— Душа проснулась? — Максим взмахнул мечом, покрутил, рассекая воздух. — Баланс отличный, почистить, рукоятку заново обтянуть, будет как новый. Что ж… пять штук за реставрацию, деревянных, зелени не прошу, знаю, она у тебя никогда не водилась, и то только потому, что самому любопытно. На лезвии вкрапления какого-то металла имеются, что за минерал без спектрального анализа не понять, но я узнаю. Очень мне это интересно… Годится?

— Предупреждаю сразу, с учетом долга отдавать буду частями.

— Ладно, тебе как старому другу верю, хоть знаю, все равно обманешь. Что еще?

— Вот, — Вадим сунул в руки Максиму женский браслет, наручи и перстень. — Смотри.

— Любопытно, — друг снова достал лупу и начал рассматривать. — Так… обруч серебряный, на нем какие-то знаки, похоже, руны, тоже славянский, древний, можно продать не хуже меча. Но если продавать не хочешь, то верну нормальный вид штук за восемь деревянных, и то по знакомству. Согласен?

— А куда мне деваться?

— И то верно, другие реставраторы больше сдерут, а я тебя жалею. Перстень… а вот это интересно, не славянский он, чей, не пойму, то ли викингов то ли тевтонцев, — Максим поднял глаза на Крота. — Перстень продашь или носить будешь?

— Продам, куда мне деваться, иначе мне с тобой никогда не рассчитаться.

— Так, все любопытнее и любопытнее. Меч, значит, не хочешь продавать, потому что тебе душа не дает, а к перстню она охладела. Так?