Охотники до чужих денежек
Шрифт:
– Для этого ты сняла все деньги со всех своих счетов?
– Да, но это я сделала еще пару месяцев назад. Как только начала проясняться ситуация с кончиной моих родителей, я сразу поняла, что жить в городе мне не дадут. Рано или поздно что-то начнется! И к этому лучше подготовиться заблаговременно. Но повторяю: никаких взрывов в своей собственной квартире я не готовила. Никому и никогда я не желала смерти, кроме, разумеется, того человека или тех людей, что осиротили меня в одночасье.
– А как же Леонид? А его жена? – вкрадчиво поинтересовался Гончаров, не пропустивший ни единого слова из ее монолога. – За что они поплатились этой ночью? Ты была у них в доме. Затем
– Для меня это такая же загадка, как и для вас, – пожала плечами Эльмира, не без содрогания вспомнив, как обнаружила на полу гостиной в особняке новых знакомых их бездыханные тела. – Признаюсь честно, она собиралась мне помочь и в ответ выдвинула требование убить ее собственного мужа. Я отказалась сразу же. Но она для чего-то повезла меня к себе в дом, всю дорогу приговаривая, что никогда не знаешь, как поступишь в той или иной ситуации. Думается мне, она все равно тешила себя надеждой, что я передумаю и смогу это сделать... Но я их не убивала! Клянусь!!!
– Тогда кто?! – одновременно воскликнули мужчины.
– Не знаю!!! Но я здесь ни при чем! – Девушка вновь подошла к кровати и плашмя упала на нее спиной. – Мне нечего добавить к вышесказанному. Нечего! Я никого не убивала!!! Ни-ко-го!!! Все ваши подозрения и обвинения – полный бред! С какой целью кто-то делает это, я даже не догадываюсь. То ли мне хотят насолить, подставляя таким образом. То ли вам сделать гадость, я не знаю! Но кому-то это нужно. Ищите!..
Она замолчала, упрямо выставив подбородок и сверля взглядом вконец растрескавшийся потолок над головой. Намерение не проронить более ни слова было не спонтанным, а вполне обдуманным. Времени предаться размышлениям у нее было предостаточно, пока Гончаров этаким служителем Фемиды скакал по дому, понося и ее, и ее предков. Ее изумляли и его негодование, и тот пафос, с каким он выплевывал в ее сторону каждое слово, но еще больше ее поражало другое: кому все это было нужно?! Неужели она ошибалась, считая виновниками смерти отца и матери его партнеров по бизнесу? Неужели все намного глубже и загадочнее, чем обычная борьба конкурентов за светлое место под солнцем? Она же самолично копала целый год только в этом направлении и, дойдя до рубежа, обозначенного ею «дядей Геной», смиренно сложила оружие, понимая, что с этой силой ей не потягаться. Почему же было не попробовать искать в другом направлении? Раз уж она сама взята под подозрение, почему и ей не расширить круг подозреваемых?!
А Данила-то каков! Ай да Данила-мастер! Не успел, говорит. А если бы успел, что тогда? Все равно бы со своими соплями амурными к ней полез? Или, может, перенес бы свои симпатии на кого-нибудь более достойного?
А собственно, с чего это она решила, что он действительно любит ее? Раз в этом деле нагромождается столько грязи и лжи, где гарантия, что все его слезы и слюни не что иное, как очередное задание, полученное от хозяина с целью разжиться сведениями о ней. Да, должно быть, так оно и есть...
Эльмира тяжело вздохнула и скосила гневный взгляд на замеревшего на табуретке карателя. Она именно так его теперь про себя и называла. Сидит как ни в чем не бывало. Рукава темного свитера засучены до локтей. Черные джинсы. Не хватало только черного шлема с прорезями для глаз. Но наверняка где-нибудь прячет. Вот сейчас натянет его себе на голову, вытащит пистолет, прикрутит глушитель и пиф-паф, нет больше несговорчивой соседки, что никак не желала отвечать ему взаимностью и уж тем более отвечать на его дурацкие вопросы.
Убийца!
Только
теперь ей стал понятен его застуженный взгляд. Мутно-серый, промозглый осенний день был теплее тех глаз, какими Данила смотрел на жизнь. Чего можно ждать от ублюдка с подобным волчьим взглядом? Ничего, кроме смерти! Ничего!..– Эмма, – тихо позвал он ее, когда Гончаров по какой-то нужде вышел из комнаты. – Не смотри на меня так...
– Каратель! – озвучила она свои мысли, вложив в интонацию всю силу своего презрения, на которую только была способна. – Когда вы намерены осуществить приговор вашего гребаного самосуда? Сейчас или часом позже?!
– Дурочка, – почти ласково прошептал он и мотнул головой. – Ничего не бойся.
– Эмма, девочка моя, я так люблю тебя! – передразнила она его, припомнив ему его слова. Гримаска ее при этом была столь комична, что Данила, не выдержав, засмеялся. Это подстегнуло ее дальше некуда. – Веселишься, гад?! Веселишься?! Сначала мои родители, теперь я... Кто следующий?!
В сенцах что-то загремело, и вскоре в комнату ввалился Гончаров. Был он чрезвычайно бледен и задумчив. Молодые люди разом смолкли и уставились на вошедшего Виталия Эдуардовича. Тот посмотрел на каждого, затем на свои руки и, не обращаясь ни к кому конкретно, в замешательстве пробормотал:
– Кто-то проколол все четыре колеса нашего джипа, сынок. Кто-то это сделал. Сдается мне, что это еще не конец истории. И хотя девушка, возможно, говорит нам не всю правду, кое-что в ее словах не может не натолкнуть на размышления...
Мягкий шлепок, раздавшийся следом за звоном разбившегося оконного стекла, заставил Гончарова скомкать конец фразы. Он недоуменно склонил голову себе на грудь. Несколько мгновений с удивлением смотрел на пулевое отверстие с левой стороны и затем, конфузливо дернув уголками губ, упал на пол лицом вниз.
Все дальнейшее походило на дурной сон.
Данила молниеносно свалился с табуретки. Тут же погас свет под потолком. И следом кто-то принялся стаскивать Эльмиру за ноги на пол, пытаясь закрыть рот жесткой ладонью.
Эльмира отчаянно брыкалась и пыталась закричать. Но, кроме мычания, у нее ничего не выходило. Силы начали оставлять ее. Барахтанья стали вялыми, безжизненными, и она, возможно, опрокинулась бы в спасательный обморок, если бы не злобное шипенье знакомого голоса ей в ухо.
– Кончай придуриваться! Нам невозможно будет выбраться отсюда, если придется тащить тебя на плечах!
– Данила! – ахнула Эмма и в сердцах ударила его по голове. Но темнота помешала ее удару достичь цели, рука прошла вскользь по макушке, далее по спине и тут, вцепившись в шерсть его свитера, уже не разжималась. – Гад! Я так испугалась! Почему сразу не сказал, что это ты?!
– Молчи, дуреха! Молчи, пока нас тут всех не положили. Давай залезай под кровать. Силищи-то откуда в тебе столько, слабое создание? – Он принялся втискивать ее под панцирную сетку кровати, что было весьма затруднительно, учитывая, что держалась за него Эмма мертвой хваткой. – Да отцепись ты!
– Ага, как же! А ты смоешься и оставишь меня одну, – резонно возразила она и, для убедительности хлюпнув носом, ухватилась за него еще и второй рукой. – Если уж придется умирать, то лучше от твоей руки, чем непонятно от чьей.
– Это еще почему? – искренне удивился он.
– А я попрошу тебя сделать это небольно. Как помнишь, Горбун у Жеглова: раз и ты уже на небесах. Я боли боюсь, Данила. Очень боюсь. Начнут пытать, а я ничего не знаю.
– Чего ты не знаешь? – не понял он, высовывая голову из-под полога одеяла, свисающего почти до пола.