Охотники и чудовища

— Хоть ходили слухи, что ему помогли выиграть, — заговорщицким шепотом проговорила Винсенсия. — Но, может, это всего лишь слухи. Рейкерд — очень сильный хальдаг. Ну, или был таковым когда-то.

Вернулся Фрисо с большим серебряным подносом, на котором возвышался обильно политый розовым кремом бисквитный торт, да еще и увенчанный короной из фруктов. Мм… Предвкушая ударную дозу глюкозы, которую собиралась в себя впустить, я отодвинула опустевшую тарелку, тут же придвинула ту, что была поменьше, и услышала нежный голосок нашей очаровательной блондинки:

— Скажите, Фрисо, а куда отправился его всемогущество?

— В Царс, моя леди.

— В Царс… — эхом повторила Ротьер и весело так воскликнула: — О, Филиппа, милая, а разве не в Царсе находится твоя обитель?

Я оторвала взгляд от торта и приклеила его к наине.

Это сейчас что такое было?

— Расскажите о вашей воспитаннице, дочери графа Адельвейна.

— Филиппа, — лицо пожилой монахини, изборожденное глубокими морщинами, осветилось мягкой улыбкой, — дивное дитя. Усердная, прилежная, умная девочка. Тихая и скромная. А мы так боялись, когда ее брали, что у нас с ней будут проблемы. — Служительница богини замялась и, немного смешавшись, тихо добавила: — Из-за ее матери. Но, к счастью, иномирность в малышке никак не проявилась.

Тихая и скромная… Де Горт усмехнулся. Нет, ума его невесте действительно не занимать, и он вполне мог предположить, что Филиппа и в самом деле в учебе была прилежна. Но что касается всего остального… Дерзкая, норовистая девчонка!

Хальдаг не заметил, как руки сами собой сжались в кулаки. А вот монахиня обратила на это внимание. Поджала губы, нервно поправила массивный серебряный знак Созидательницы на груди, еще больше подчеркивавший мрачность ее широкого темного одеяния, и несмело поинтересовалась:

— Ваше всемогущество, неужели леди Адельвейн посмела вас чем-нибудь огорчить или разочаровать?

Разочаровать? О нет, разочарование было лишь малой толикой того, что он сейчас чувствовал. До сегодняшнего дня он даже не предполагал, что в принципе способен столько всего испытывать. Гнев, злость, досаду и даже глухую ярость. За то, что его обманули. За то, что Филиппа оказалась такой… Мужчина досадливо поморщился и мысленно закончил: за то, что подарила свою невинность другому.

Он и сам не понял, как оказался в небе. Смутно помнил, как отправился за Гертрудой и как вместе с ней взмыл к седым облакам. В себя пришел уже на подлете к Царсу. Острый взгляд хальдага выхватил из расползшегося по земле тумана размытые очертания обители, обнесенной высокими многовековыми стенами. Почти неприступными. И, находясь в этой тюрьме, этой клетке, Филиппа каким-то образом умудрилась спутаться с безымянным мерзавцем и вертопрахом!

Мальчик из соседней деревни…

В окрестностях Царса деревень было немало, и какая-то часть хальдага рвалась объехать их все. Хоть разумом он понимал, что это будет чистейшей воды безумие и глупость — бегать от забора к забору, выискивая наглого молокососа. Да даже если бы и нашел его, не убивать же подонка. Хотя чего уж греха таить, такая мысль за минувший день не раз посетила Стального лорда.

— Ваше всемогущество, — осторожно позвала его монахиня, отрывая от размышлений о незавидной участи любовника Филиппы, — с ней что-нибудь случилось? По приказу барона Вейтера девочку так неожиданно от нас забрали. Сказали, чтобы передать вам в наины, но ведь мы не готовили ее в невесты хальдага. Придворному этикету почти не обучали, не учили, как поддерживать светские беседы. Если Филиппа вас прогневала, так то не ее вина, уж поверьте. Мы просто не знали…

Служительница богини остановилась и покаянно опустила голову, словно только что созналась в серьезном проступке, а не просто защищала свою бывшую воспитанницу.

«Я ведь не думала, что стану наиной. Была уверена, что до конца своих дней проведу за толстыми стенами обители», — вспомнились слова Филиппы. Она и правда не думала, что когда-нибудь кто-нибудь захочет взять ее в жены. Тем более хальдаг. Вот только злости в нем от этого меньше не становилось, как и желания разыскать мальчишку и придушить собственными руками.

В этот час в саду, опоясывавшем обитель, кроме них больше не было никого. Лишь их следы оставались на припорошенных снегом дорожках и только их голоса вплетались в наполнявшую это уединенное место тишину.

— С Филиппой все хорошо, — успокоил пожилую женщину Мэдок.

— А она… достойно проходит испытания? — спросила та с замиранием сердца. — Новости к нам поступают с большим опозданием, да и то не всегда.

— На первом испытании леди Адельвейн показала себя более чем достойно. Сегодня проходит второе. Надеюсь, и с ним она тоже успешно справится.

— Буду молиться за нее нашей всемилостивой Ильсельсии. — Монахиня осенила себя священным знамением.

А хальдаг с досадой подумал, как же не вовремя оно началось. Или, наоборот, вовремя? То, как он на набросился на Филиппу, не делало ему чести и уж точно не добавляло благородства. Вот только рядом с этой девочкой все сложнее получалось оставаться сдержанным. Копить в себе разъедающие привычное хладнокровие эмоции, не имея возможности дать им волю.

Он и так в последнее время из-за нее сам не свой, а сегодня, когда пытался силой овладеть ею, как будто не принадлежал самому себе.

Ведьма, а не наина. Настоящая колдунья.

— Сестра Прийма, я бы хотел побольше узнать о ее окружении. С кем она общалась здесь в обители и за ее пределами?

— Здесь? — Пожилая женщина ненадолго задумалась, а потом начала перечислять имена монахинь и воспитанниц.

— А вне обители? — нетерпеливо перебил ее герцог, устав слушать то, что ему было совсем неинтересно.

Единственное, что его сейчас волновало, — это то, кто совратил его наину, а не то, кто обучал ее, как надо правильно молиться и петь хвалебные оды богине.

— Так сразу и не припомню никого, — развела руками служительница. — Наши воспитанницы редко покидают пределы обители, а если и покидают, то только под строжайшим надзором воспитательниц.

— Возможно ли тайно к вам пробраться?

— Нет, что вы! — Монахиня широко распахнула глаза. — Стены наши неприступны, ворота тщательнейшим образом охраняются…

Де Горт мысленно усмехнулся. Видимо, вариант подкупить привратницу пожилая Прийма даже не рассматривала.

— И что, в обители мужчины никогда не появляются?

— Нет, откуда же им тут взяться? — снисходительно улыбнулась монахиня, а потом добавила, нахмурив седые брови: — Разве что… В прошлом году у нас несколько месяцев гостил отец Себалд, преподавал историю Шареса. Очень образованный молодой мужчина. С ним так приятно было вести беседы долгими зимними вечерами за чашечкой чая.

Мэдок хотел бы услышать, что отцу Себалду было под девяносто. Но слова про молодого мужчину развеяли эту надежду и заставили с новой, яростной силой полыхнуть в душе пламя гнева.