Охотники на волков
Шрифт:
Еще не успела заняться заря, как трое мужчин, наскоро проглотив легкий завтрак, начали срывать старый пол хижины. Один за другим отдирались сосновые брусья и складывались в кучу как материал для костра. Когда почва обнажилась, они перерыли ее на всем пространстве при помощи небольшой лопаты, взятой из багажа. Весь мох был вырван. Так что к полудню не оставалось ни пяди земли, которая не была бы исследована. Теперь можно было сказать определенно: золота больше не было.
Когда они пришли к этому убеждению, душевное напряжение ослабело. Мысль о том, что они могут найти скрытые сокровища,
Род и Ваби не думали теперь ни о чем другом, кроме как о здоровых и разнообразных радостях, которые сулила им охота, и о трофеях, которые они вскоре присоединят к восьми волчьим скальпам. Мукоки начал рубить кедровые деревья и срезать с них сучья, приготовляя балки для кладки пола.
Разложив их рядом на земле, сколачивая гвоздями и затыкая мхом все промежутки между ними, Род весело насвистывал и свистел так усердно, что в конце концов у него заболело горло. Ваби напевал обрывки дикой песни краснокожих. Мукоки бурчал что-то себе под нос, временами повышая голос. Пол был закончен уже при свечах, и железная печка, принесенная из саней, была немедленно водворена в хижине на месте прежнего, полуразрушенного очага из плоских камней, оставленного людьми-скелетами.
В этот вечер ужин был приготовлен на ней, а по окончании еды Мукоки поставил на огонь большой горшок, наполненный жиром и костями оленя.
Род спросил его, что это за суп он варит. Вместо ответа индеец взял стальные капканы и опустил штук пять-шесть в горшок.
— Надо, — сказал он, — капканы пахнуть хорошо для лисы, волка, куниц ы… Все прийти, когда капкан пахнет хорошо.
— Если вы не смочите капкана, — пояснил Ваби, — то девять животных из десяти, а волк в первую голову, не поверят приманке, отнесутся к ней подозрительно. Запах, который остается на стали от человека, державшего ее в руках, отталкивает животных. После же смачивания, напротив, они чувствуют один только запах жира, который их привлекает.
«Квартира» троих охотников с этой второй ночи приняла очень комфортабельный вид. Оставалось только устроить с помощью перегородок три отдельные комнаты для каждого из них. Это была работа, которую можно было отложить на свободное время. Было решено, что назавтра с раннего утра, захватив с собою капканы, они двинутся на поиски звериных троп, причем главное внимание будут обращать на волчьи следы.
Глава X. Почему Волк и Мукоки ненавидели волков
Два раза в течение ночи Родерик просыпался от легкого шума. Это Мукоки открывал двери хижины.
Во второй раз он приподнялся в своих одеялах и, опершись на локти, стал наблюдать за старым индейцем.
Ночь была великолепная, и волны лунного света заливали стоянку. Роду было слышно, как Мукоки кудахчет и ворчит, как бы разговаривая сам с собою. В конце концов любопытство одолело Рода, и, завернувшись в одеяло, чтобы не чувствовать холода, он присоединился к индейцу на пороге хижины.
Устремленный кверху взгляд Мукоки, казалось, терялся в пространстве. Шар луны находился в зените, как раз над хижиной, на
небе не было ни единого облачка, и поэтому кругом было так светло, что можно было отчетливо различить все предметы на противоположном берегу озера.Холод был все так же резок, и Род уже чувствовал его укусы на своем лице. Но что могло приковать к себе взгляд Мукоки там, в небесной вышине? Не красота же ночи? Род недоумевал.
— Что случилось, Мукоки? — спросил он наконец.
Старый индеец оторвал свой взгляд от неба, поглядел на него и с минуту молчал. Какая-то непонятная радость волновала все его существо. Сияла радостью каждая черточка его лица.
— Волчья ночь! — прошептал Мукоки.
И посмотрел в сторону Ваби, который по-прежнему спал.
Как тень скользнул индеец к юному охотнику. Род следил за его движениями, и удивление его росло и росло.
Вот он наклоняется над Ваби, трясет его за плечо, старается разбудить и все шепчет и шепчет:
— Волчья ночь, волчья ночь!
Ваби проснулся, присел на койку, а Мукоки уже снова на пороге хижины. Он уже одет, в полном охотничьем снаряжении, ружье в руках.
Вот он вышел и скользнул в ночь.
Ваби подошел к Родерику, и оба они смотрели ему вслед; быстро-быстро темным пятном скользил по льду озера Мукоки, потом поднялся на холм и, наконец, затерялся в снежной пустыне.
Род время от времени поглядывал на Ваби… Странно, глаза его товарища были так же широко раскрыты и так же напряженно смотрели в одну точку, как только что у старого индейца. В них отражалась какая-то затаенная тревога.
Молча Ваби подошел к столу, зажег свечу и стал одеваться.
Потом снова вернулся к выходу, не поборов своей тревоги, и пронзительно свистнул. На свист ответил унылым воем Волк из своей берлоги.
Десять, двадцать раз повторил свой свист Ваби, но в ответ не несся свист Мукоки.
Убедившись, что все ожидания напрасны, Ваби бросился к озеру, пересек его с быстротой, не уступавшей старому индейцу, взобрался на холм, на другой берег, и вопросительным взглядом окинул белую, сверкающую безбрежность снежной пустыни, раскинувшейся у его ног.
Мукоки исчез.
Ваби вернулся в хижину. Печь, затопленная Родом, шипела. Он подсел к своему другу и протянул к огню уже посиневшие от холода руки.
— Бррр… Вряд ли кто помянет добром такую ночь, — сказал он, постукивая зубами.
И вдруг, взглянув на Родерика, захохотал, а тот не знал, как ему быть, на лице его отражалась не то растерянность, не то тревога. Он недоумевал, что такое происходит перед ним.
— Скажите, Род, — спросил наконец Ваби. — Миннетаки никогда не рассказывала вам об одном исключительном событии из жизни нашего старика?
— Нет, ничего особенного. Не больше того, что я знал от вас.
— Ну, так слушайте. Однажды, это было, правда, давно, Мукоки охватил приступ, не скажу, безумия, но чего-то в этом роде. Решить определенно, что с ним было, я никогда не мог. Быть может, это было безумие, быть может… нет… не знаю. До сих пор с уверенностью сказать не могу. Но индейцы с нашей фактории утверждают, что это было именно так. Как только дело коснется волков, Мукоки, по их словам, теряет рассудок…
— Когда дело коснется волков?