Охотники за человеческими органами

— Прошу, — сказал он, протягивая бокал. — Сначала ваш приговор вину, потом — доклад.

Клингер понюхал и сделал глоток.

— Светлое, хотя и фруктовое, прекрасный букет.

Он смотрел, как доктор Ромер поднимает свой бокал и нюхает. Неужели можно что-то учуять искусственно восстановленным носом?

— Вы правы, Клингер, — сказал доктор Ромер, сделав глоток. — Оно просто великолепно. — Он осторожно поставил бокал на подносик. — Теперь расскажите мне обо всем. Начиная с того момента, как вы отбыли отсюда, и вплоть до отлета из Нью-Йорка.

Клингер уже успел собраться с мыслями, а опыт подсказывал, что от него требуется самый подробный и холодный отчет. Герр доктор не выносил никаких эмоций.

Весь следующий час доктор Ромер молча слушал, а Клингер говорил. Закончив, Клингер не расслабился: герр доктор обычно всегда задавал вопросы, но сейчас он молчал, и это действовало на нервы еще сильнее, чем опасение, что ты все-таки пропустил какую-то деталь.

— Что-нибудь не так? — в конце концов спросил Клингер, не сумев скрыть беспокойства в голосе.

— Кое-что действительно не так, Клингер. И это очень серьезно, — произнес доктор Ромер, не спуская пристального взгляда с собеседника. Тот ни о чем не подозревал. Он сказал ему правду. И Координатор выполнил свои обязанности с обычной точностью. Из-за чего то, о чем сообщил Транг, становилось еще тревожнее.

— Могу я узнать, что случилось, герр доктор?

Доктор Ромер выудил из кармана клочок бумаги.

— Транг сообщает, что прямо перед нашим зданием была подложена бомба. Но он не думает, что бомба была настоящей.

Клингер услыхал в своем мозгу громкий и ясный сигнал тревоги.

— Это мог быть какой-нибудь шутник, герр доктор. Или террорист-неудачник. Я могу назвать десяток причин. — А потом, добавив точно отмеренную дозу злобы в голос, заявил: — Транг не специалист в таких делах.

— Да, не специалист, — мрачно согласился доктор Ромер. У его голоса была какая-то способность порождать тишину. — Это еще не все, Клингер. Транг также сообщает, что незадолго до взрыва двое мужчин вошли в здание. У одного из них был чемодан.

Клингер издал неразборчивое ворчание, в котором можно было уловить равнодушие, раздражение и одновременно недоверие.

— Чемодан? Ну, и что тут такого, герр доктор? Люди шляются с чемоданами по Вашингтону в любое время суток.

— Транг говорит, что чемодан выглядел очень тяжелым для его размера. В нем мог находиться детонатор или какое-то другое специальное оборудование.

— Я надеюсь, Транг потом обшарил все помещения?

— Да. И ничего не нашел.

— Тогда не о чем беспокоиться, герр доктор. Если, конечно, Транг выполнил все как надо. — Злоба в последней фразе прозвучала более явственно.

Быть может, чтобы сконцентрировать мысли, разбегавшиеся в столь многих направлениях, а может, известие так сильно обеспокоило его, но доктор Ромер пропустил мимо ушей то, что в нормальной ситуации счел бы тупостью Клингера.

— Транг сообщил подробное описание внешности обоих мужчин. Одного нам придется проверить по нашим компьютерам. Но второй похож на человека, которого вы должны помнить.

Клингер напрягся, сигнал тревоги выдал оглушительную трель. Глаза герра доктора не отрывались от него, и когда он выговорил сенсационную новость, слова прозвучали как-то ужасающе монотонно, словно еле-еле слетали с его губ.

— Описание Транга очень хорошо подходит к человеку, которого мы когда-то называли Der Teufel Полковник…

— Мортон! — выпалил Клингер так энергично, что бокал с остатками вина дрогнул в его руке.

— Значит, вы помните его. Полковник Дэвид Мортон. Сам дьявол собственной персоной. Помните, что сказано в его деле? «Самый опасный». Больше ни у кого нет такой категории. Вы помните об этом?

Еще бы, и много чего еще. Герр доктор наблюдал за ним, хмурясь за темными очками; его лицо находилось всего в нескольких дюймах от Клингера. Клингер собрался с силами и покачал головой.

— Транг мог ошибиться.

Доктор Ромер кивнул так, словно был почти доволен.

— Конечно, конечно, Клингер. Но даже если и нет, мы не знаем, что Мортон там делал, с кем он был и чем они оба занимались. Вы правы. Мы не знаем, потому что Транг не сообщил нам об этом. — Он подался вперед в своем кресле. — Вы вернетесь в Вашингтон и выясните, что еще может сказать нам Транг. Сделаете все, что полагается. И как можно быстрее. А потом доложите мне.

— Да, герр доктор.

Клингер сделал движение, собираясь встать, но доктор Ромер жестом руки остановил его.

— Прошу вас, сначала допейте вино. У вас достаточно времени. Мортон никуда не убежит.

Доктору не хотелось оставаться одному, наедине с этими опасными мыслями. А уж если ты не очень уверен в правильности своего решения — не стоит делиться всем этим с Мадам.

Глава 8

В этот день северное солнце скрылось чуть раньше обычного, и сразу стало холодно. Соня Крэйтон ощутила холод, едва только вышла из своей «Лиры» и подошла к лимузину, поджидавшему ее на взлетной полосе стокгольмского аэропорта Арланда. Через сорок минут мороз еще раз быстро пробрался под ее шубу, когда она торопливо пересекала улицу, чтобы войти в квартиру на Стургатен.

Нилс уже ждал ее, бледный, как все шведы, и решительный. Она дала ему ключи от квартиры — знак какого-то непостижимого отказа от стыда. Он тут же провел ее в спальню, ее спальню. Их первый сеанс любви был почти беззвучным, пока у нее не вырвался вздох капитуляции, такой слабый, словно он донесся откуда-то из далекой степи. Когда он начал стонать от удовольствия и облегчения, она закрыла ему рот ладонью, и он укусил ее, оставив следы зубов на среднем и безымянном пальцах. Через некоторое время она вновь оседлала его, и на этот раз кровать сотрясалась от усилий того, кто желал утолить ее сексуальную одержимость. А после он неподвижно лежал рядом с ней, не говоря ни слова, но когда снова попытался ее приласкать, она встала с постели под предлогом того, что нальет им выпить; несмотря на месяцы воздержания, она по-прежнему не испытывала удовлетворения.

Соня протянула ему бокал с обезоруживающей улыбкой; он подвинулся, освобождая место на кровати, но она вместо того, чтобы улечься, подошла к высокому окну и, несмотря на тепло в комнате, ощутила первое дуновение рано наступившей зимы. Скоро задует ветер, с озера Моларен поднимется туман и наконец выпадет снег, укрывая все, кроме памяти.

Разглядывая свое отражение в оконном стекле, она снова подумала: я любила тебя. Я любила тебя, но ты предал все, во что я верила, чему доверялась, чего хотела — тогда и всегда. В явно прошедшем времени. Это причиняло самую острую боль — необходимость признать, что прошлое все еще здесь, в настоящем.