Охотники за головами (Headhunters)

– А кто сказал, что твоим снам можно верить? Видеть сны – это естественно.

– Я тебе сейчас скажу, что естественно, – сказал Терри, он был уже сыт по горло всем этим дерьмом про сновидения, мечты и путешествия в иные миры, это все – сказки, причудливый хипповый бред. – Что естественно – так это залить себе в горло приличную пинту.

Все засмеялись. Карен нравились друзья Уилла. Ей был интересен Манго. Для нее было удивительно познакомиться с человеком, прыгнувшим столь высоко по социальной лестнице, но который все же, в глубине души, понимал, что происходит. Он знал это, но сдался. Уилл настаивал, что глубоко в душе Манго оставался таким же, как в детстве, что все это связано с Питом.

– Я собираюсь пойти домой и посмотреть футбол, – объявил Балти за двадцать минут до закрытия.
– С меня достаточно.

– Ты все равно поставил видео на запись, – сказал Гарри. У него открылось второе дыхание, ему захотелось выпить еще. Картер знал, что тот в курсе насчет Дениз.

– Подожди, я пойду с тобой, – сказал Уилл.

Они допили и начади продвигаться к выходу. Уилл каждый раз удивлялся, приходя трезвым в питейное заведение. Это безумие – смотреть, как с каждый кружкой меняются разговоры и поведение. Это весело, если не случается чего-нибудь совсем уж мерзкого, хотя в таких пабах, как «Юнити», всегда царят какие-то подводные течения, впрочем, в «Хайде» еще хуже, драки там – обычное дело, и кто-нибудь обязательно получает кружкой в морду. Это местечко – вечный очаг напряженности, забит под завязку мудилами, всегда готовыми помахаться.

Ему не нравился «Хайд». Там было мерзко. А в «Юнити» все хорошо. Милый вечер. Он действительно думал, что отлично проведет предстоящее лето.

Уилл, Карен и Балти свернули с главной улицы, решив срезать путь до дома и пройти кратчайшей дорогой. Сквозь сетчатые занавески светились экраны телевизоров с мелькающими картинками, а перед ними сидели мужчины и женщины и смотрели, как мимо проходит жизнь. Все так хорошо получилось. После периода спада бизнес снова стал набирать обороты, и Уилл с Карен любили друг друга. Они даже это друг другу сказали. Она собиралась вскоре с ним съехаться. Уже много лет своей жизни Уилл не чувствовал себя настолько прекрасно. На улицах было спокойно, и он мог собраться с мыслями, пара пинт – для такой жарищи, как сейчас, вполне достаточно. Изредка проезжала машина, Карен наклонилась, чтобы погладить белую кошку, но та зашипела и быстро смылась прочь. Они дошли до своей улицы, и Балти отказался от предложения посмотреть футбол вместе с Уиллом. Он устал и сегодня вечером больше не хотел никуда идти.

Балти взглянул на часы. Он был пьян, но свежий воздух помог привести мысли в порядок. Он глубоко вдохнул и почувствовал бодрящее воздействие кислорода. Начал выдыхать и ощутил, как закружилась голова, подумал было, что это шутка, и ему захотелось рассмеяться, увидев, как перед глазами промелькнуло знакомое лицо пятимесячной давности, его последнее воспоминание о мире работы, пять месяцев – разве кто-то будет ждать так долго, разве кто-то будет специально выбирать момент, чтобы ударить Балти головой о переносицу, точно промеж глаз, в ту самую точку, где, как предполагают, должен находиться третий глаз, тайный орган, с помощью которого можно предсказывать будущее и все такое, в котором хранится знание обо всем мире, он слышал эту теорию на работе от одного индуса, но боль была не мистической, она, словно кинжал, вонзенный в черепушку, наполнила грохотом эту паузу в потоке мыслей, прострелила дыру в том моменте счастья, вдохов и выходов в тишине, хотя, может, из-за выпитого притупились ощущения, слегка, но не настолько, нужно было выпить еще пару пинт в иабе с друзьями, они ведь сейчас сидят там и радуются жизни, и он качнулся назад, и этот еблан МакДональд стоял перед ним, во плоти, с огромными черными глазами, а ведь у него они были, блядь, голубые, именно так говорят о Пэдди, у них голубые глаза и тонкие запястья, и Балти медленно закружился на месте, вспомнил, как сам двинул какому-то чуваку в Тутинге, тогда, много лет назад, он посадил какого-то чувака на жопу, теперь это другой мир, больше никто не выдает тебе конверт с заработной платой в конце недели, и ты уже не прочесываешь полки в супермаркетах в поисках специальных предложений, и вряд ли теперь можно позволить себе выпить когда заблагорассудится, не переживая о фунтах и пенсах, потому что надо экономить, и он счел, что этот удар будет вроде группового суда Линча, расплатой лишь за пять стереосистем, спертых из автомобилей, он сделал это, чтобы достать себе хоть какие-нибудь карманные деньги, вот что происходит, когда тебя заебывает все это общество, единственный способ выжить – это снова, как подросток, начать периодически подворовывать, МакДональд – он уже забыл о нем, о том вечере, как ирландец разыскивал его в пабе, он знал, что месть состоится, он ждал этого, он даже попытался собраться с силами, размахнулся и попытался ударить, по не дотянулся, затем почувствовал, что его крепко схватили за руки и завернули за спину, держали прямо над задницей, и вот тяжелый запах табака, и МакДональд говорит что-то, чего он не понимает, и и с двух сторон появляется еще пара силуэтов, они словно птицы, сели ему на плечи, огромные ебучне грифы, выжидают момента, когда можно будет подхватить то, что останется от мертвеца, бродяги, настоящие люди-отбросы эти оранжисты, Балти ждал следующего удара, думал про свою старую вытянутую мошонку, и вот удар обрушился, вместе с болью, раздирающей насквозь все тело, и яйца пляшут в агонии, так и есть, и он упал и почувствовал, что руки отпустили, они допинали его до площадки с травой, и он лежал, раскинувшись, и смотрел, как в воздухе мелькают эти ноги, а один из тех мудил, не помнит, какой именно, да на самом деле это неважно, попытался двинуть ему подошвой в голову, попал по щеке, и они продолжали колотить его ботинками, все с большим и большим размахом, а он отключался и снова приходил в сознание, думая, как бы теперь хотелось все переиграть, теперь понятно, почему он живет на пособие, сводя концы с концами на сорок шесть фунтов в неделю, он не умеет жить так, как нормальные люди, а весь мир вокруг пытается его убедить, что он -паразит, а политиканы выкладывают за завтрак ровно такую же сумму, вот что они делают, нанимают проституток, и проститутки валят тебя на землю и выбивают из тебя дерьмо, пинают тебя ботинками, с душой и с расчетом, он просто слишком застенчив, только это помешало ему найти другую работу, а те, которые с мечом придут, от меча и погибнут, вот только это не меч, и он выкрикивал матерные ругательства этим четверым мужчинам, как будто они были типа вивисекторов, он вспомнил тот разговор с Карен, о том, каково бы это было, если бы тебя прибили гвоздями за руки и за ноги, а какой-нибудь старый пиздюк, о нет, она не использовала этого слова, потому что как-то раз сказала, что для женщины это оскорбительно, какой-то старый пидор со скальпелем, полуслепой, пускающий в чай слюни, режет подопытного кролика, безо всякой анестезии, делит его на части, и Балти не испытывал к себе сострадания, надо же, блин, отвечать за свои поступки и все такое, и от врагов ты не дождешься прощения, ебаный пиздюк из Белфаста и его дружки-мерзавцы, в первый раз в жизни он хотел, чтобы IRA стерла с лица земли этих ебланов, он видел, как сверху на него падает тяжелый молоток, и понимал, что сейчас ему переломают ноги, но затем все почему-то остановилось, и он услышал крики и топот бегущих ног, последний удар в голову, смех, и кто-то сказал, что теперь счет сравнялся, ты, жирный ублюдок, а потом послышалось хлопанье дверцами, выхлоп газа, запах паленой резины, а потом над ним появляется это черное лицо, с дредами, прям как у Руда Гуллита, крепко заплетенными на черепушке, и низкий голос Вест-Индии, но с ним все в порядке, он все еще в сознании, и он сел, опершись о стену, и попытался оглядеться и осмыслить происходящее, но ерунда, теперь уже все хорошо, хотя у него, вероятно, сотрясение мозга, и вот уже вокруг Балти суетятся три какие-то мужика, помогают ему встать, говорят, что вызовут «скорую» по мобиле, но он сказал, что с ним все в порядке, ои сможет о себе позаботиться, и он встает на собственные обе ноги, и вот вокруг него все больше и больше каких-то незнакомых людей, они говорят между собой, все время спрашивают, в порядке ли он, и вот он встал, слегка пошатываясь па нетвердых ногах, охуевший от осознания того, что его измудохали на его же собственной территории, но шансы были невалики – перевес в четыре человека – или в пять – против одного, и он разозлился сам на себя за то, что расслабился, подумал, что такие штуки решатся сами собой, а теперь он намерен уделать этих ублюдков, первой реакцией было отомстить, жить в кошмаре, да, блядь, правильно, не сдаваться, не подставлять другую щеку, кем, блядь, они там себя возомнили, и он сел на тротуар и сидел так очень, очень долго, пытаясь собраться с силами.

Отбросы игрушечного города

Стук молотков отдавался в Черчилль Мэншн глухим низким эхом, тупой грохот стали об асфальт – этот звук заполнил тоннели и аллеи, просочился сквозь ворота и через площадь и донесся до того самого места, до лавочки, на которой сидел Балти. В момент, когда вибрация достигла его слуха, мало что оставалось от изначальной силы этого звука. Из строения вдалеке раздавалась музыка, тяжелые басы гремели в унисон с молотками. Он не прислушивался к этим звукам нарочно. Просто чувствовал, как в черепе постоянно отдает тупой болью, а солнце припекает голые руки. Татуировка со львом стерлась и постарела, от былой славы остался только тусклый призрак. За эти пятнадцать лет чернила успели впитаться, и Юнион Джек, обернутый вокруг короля саванны Стэмфорд Бридж, утратил четкость границ красных, белых и синих полосок. Кожа зарубцевалась, всосала рисунок. Вот уже две недели Балти пытался оправиться, попав под выплеск гнева МакДональда, синяки и переломы все еще заживали.

– Ты не против, если я посижу рядом с тобой чуть-чуть, сынок? – спросил тот человек у Балти.

Балти покачал головой. В последнюю пару дней этот старикан с тележкой появлялся тут в одно и то же время. Вначале Балти это раздражало, но он промолчал. Вокруг – свободный мир, и они живут в демократическом обществе. Одном из старейших на этой планете. С лучшим в мире правосудием и самыми прекрасными вооруженными силами, где люди имеют понятие чести и глубоко почитают приличия.

Джордж, как выяснилось, был не таким придурком, каким показался на первый взгляд. За пятьдесят, с мутными глазами Лабрадора, в измятой одежде. В это утро он был чисто выбрит. Именно на это занятие совсем забил Балти. Он обычно мог себе позволить не бриться не больше одного дня. Не зря потратил денежки на пластмассовые бритвы. Но в последние пару месяцев он забивал на то, чтобы побриться, по два, по три, по четыре дня. Лучший друг даже обвинил его в том, что тот превращается в хиппи, в длинноволосого дрочилу, которому необходима хорошая баня. Волосы тоже давно надо было постричь, они изрядно отросли. Он упал ниже некуда, дальше невозможно так потакать своей лени. Ладно, он скоро сходит к парикмахеру. Но четыре фунта – это четыре фунта, в трудные времена такими деньгами не бросаются.

Что и требовалось доказать. Ты перестаешь следовать собственным принципам. Все равно, это не имеет значения. Прав/да не имеет. Именно это ты и понимаешь. Если несколько месяцев подряд просидеть в жопе, то волей-неволей поменяешь свои взгляды. Матери-одиночки получают пизды от политиканов, политики орут, что те высасывают ресурсы из государства. И ты раздумываешь, есть ли капля правды в этой кампании официальной ненависти, и вот уже получается так, что ты на все это повелся, образ мышления из серии «Нет дыма без огня». И какая-нибудь малолетка пойдет на панель ради лишней десятки в неделю. Политики заставляют тебя думать так, как им нужно. Постоянно нападают на тебя и дают пизды. Они атакуют твой рассудок и долбят по башке, навязывая свои взгляды. Но это возвращает тебя в реальность. Заново открывает глаза.

Лечит от эгоизма. Эти мудилы из социальной службы, одни – никчемные люди, но преисполненные благих намерений, другие же – высокомерные отбросы общества, и ты не навешал им ииздюлей только потому, что тебе было нужно, чтобы они нажали кнопку на компьютере, и тогда ты получишь вовремя свой чек.

– Хороший денек, – сказал старик. – Чувствуешь, как припекает голову. Ничто не может сравниться с солнечным деньком. Легко понять, почему в старину в такие дни, как сегодня, ходили в церковь. По всему миру жили солнцепоклонники, ты знаешь, я не имею в виду тех парней и девчонок, которые валяются на солнце и пытаются стать чернокожими. Теперь мы смеемся над этими солнцепоклонниками, но на самом деле это вполне объяснимо. Без того шара из горящего газа не существовало бы этого мира. Ни фотосинтеза, ни энергии, ни жизни. Если бы солнце когда-нибудь выгорело, мы бы жили в мире без цветов. Подумай об этом. Просто задумайся на минутку, ладно? Мы бы долго не протянули. И только зародыши идей витают по Вселенной. В итоге, мы все исчезнем, и от нас останется только это. Энергия и идеи. Какие-то идеи мы называем хорошими, какие-то мы называем плохими. Приходится выбирать, вот и все. Делать свой выбор и получать по заслугам. Пожалуйста, подумай над тем, что я только что сказал.

Балти поднял голову, глаза помутнели. Он обливался потом, пот тек прямо по векам. Он бы не смог жить под солнцем. Джордж носил дешевые солнечные очки. Балти забил на то, чтобы тоже надеть очки. И так известно, что солнце висит над головой, он не собирался прожигать дыру в глазнице, чтобы доказать это. Нет нужды портить себе зрение. Он откинулся на спинку лавочки. Посвященное Миссис Такой-то, имя умершей женщины было срезано какими-то ребятишками безо всякого уважения к ее памяти.

Когда стоит такая погода, гораздо легче становится бездельничать. Зимой ты сидишь за закрытой дверью и не высовываешься, ежик, зарывшийся в листья. В ожидании лучших времен. Испытываешь собственное терпение. А теперь Балти все время шлялся по улице, по большей части по этому пеклу. Гораздо лучше было бы оказаться где-нибудь на пляже, как сказал старикан, но у нищих нет выбора. Надо брать то, что подвернется, и быть благодарным. Короче, какой смысл во всем этом, если в кармане все равно нет денег и ты не можешь пойти и позволить себе выпить? Он не хотел слышать всю эту слащавую лирику Джорджа про естество космоса, всю эту болтологию про красоты природы, про изумление этим чудом из чудес. Джордж живет на другой частоте. Вероятно, он даже не слышит грохота молотков. Балти даже не думал слать его на хуй, зачем, может, он болен на всю голову и его понесло. Просто с не меньшим удовольствием Балти посидел бы на солнце и без подобных лекций, сейчас налетит облако, и тогда этот придурок съебется.

– Так ты получил вчера свои денежки на скачках? – спросил он.

– Я проиграл десятку, – признался Джордж. – Я “теряю по десятке в неделю. Это мое хобби, мне не жалко потерянных денег, зато я получил знания о том, как устроены скачки. Если бы я выиграл, то разбогател бы на пятьдесят фунтов. Тебе дается шанс, и это значит, что тебе всегда есть на что надеяться. Ставишь все на карту. Но если ничего из этого не получится, то я не буду расстроен. Я так же легко могу спустить эти деньги в пабе. Иначе же деньги мертвы. Ты пропьешь их в считанные минуты. А на скачках у тебя есть шанс отыграть хоть что-то.

Он поставил тележку вровень с лавочкой. Содержимое тележки задребезжало. Он достал свою трубку и жестянку, приготовил курево. Запах этого табака напомнил Балти МакДональда. Он бросил взгляд на тележку. Аккуратные, четко расставленные ячейки. По противоположной стороне площадки проехала патрульная машина, затем свернула к многоэтажкам. Грохот прекратился. С тех пор, как Балти остался безработным, он стал часто обращать внимание на полицейских. Как будто он вор. Честно говоря, он периодически подворовывал стереосистемы из автомобилей, но это исключительно потому, чтобы решить свои трудности, только тогда, когда у него не хватало наличных денег – воровство не входило в его привычки. Вскрывать машины – это детские шалости. Если решишь воровать, это надо делать правильно. Когда его действительно прижмет, тогда он не будет сидеть на заднице и размышлять о судьбах Англии и безропотно позволять валютной системе иметь себя во все дыры. Он соберется с силами, тщательно все распланирует и даст им достойный отпор. Сейчас на него смотрят с презрением. Ждут, что он будет раскаиваться, но на самом деле он не чувствовал себя виноватым, чувство вины навязывалось насильно, застряло костью в горле.