Охотники за каучуком

Эта шутка почему-то пришлась по вкусу Диего, который криво усмехнулся и, найдя неожиданно для себя случай показать «новичкам», каким образом он проявляет свою грозную власть, с удовольствием решил для начала принудить их к этой ужасной работе.

— Ты прав, старик, на этот раз, — уронил он, — пусть будет, как того требует установленный обычай! Вы еще день пробездельничаете с моего разрешения и облепите себя пластырями и компрессами, лентяи, но завтра этому конец, так и знайте! А вы, — добавил он, обращаясь к артистам, — следуйте за мной!

— Да здравствует наш патроя! — крикнули каторжники.

— Ну, ладно, ладно! .. Ваша очередь впереди!

Между тем трое артистов, недоумевая, что им предстоит, но зная, что никакое препирательство с этим жестоким тираном немыслимо, сочли за лучшее повиноваться ему.

Диего проводил их к своей хижине, дал каждому из них по тесаку, по заступу и лопате и, не сказав ни слова, подвел к манговому дереву, на котором качались обезображенные, исклеванные коршунами и уже сильно разложившиеся трупы двух повешенных.

— Эти двое, — сказал он жестким, суровым голосом, — пытались меня убить! Один из них, по-моему приказанию, был живым изрублен на части своими же товарищами и сообщниками, а другой — живым привязан к его трупу… Вот в каком духе я понимаю репрессии! Больше мне вам говорить нечего. Теперь выберите место где-нибудь за деревней, выройте яму и закопайте мне эту падаль! .. Идите! А вы, — обратился он к жителям деревни, с любопытством столпившимся вокруг вновь прибывших иноземцев,

— вы оставайтесь на местах и делайте свое дело! Пусть эти люди исполнят мое приказание, и чтобы никто из вас не смел помочь им или идти за ними, или глазеть на них!

Не трудно себе представить, как велики были отвращение и ужас артистов, внушаемые им этой омерзительной работой, от которой никакие силы в мире не могли их избавить.

Не в состоянии произнести ни одного слова, но инстинктивно сознавая, что надо повиноваться без промедления, чтобы не заслужить жесточайшего наказания, они уныло двинулись в путь, за околицу деревни, закинув на плечи свои лопаты и заступы, с намерением выбрать место для могилы несчастным, казненным так бесчеловечно.

Выбор их остановился на небольшом песчаном пригорке, в трехстах метрах от деревни, скрытом за густой рощей деревьев и поросшем травою и цветами.

— Мужайтесь, друзья! — печальным голосом прошептал Маркиз, обращаясь к товарищам. — В жизни бывают нередко тяжелые случаи; надо приниматься за работу!

— За работу! — точно эхо отозвались Раймон и Фриц и тотчас же принялись рыть землю.

Около получаса они работали не покладая рук и работа подвигалась успешно, как вдруг одна из лопат отскочила от какого-то постороннего предмета, довольно мягкого и в то же время упругого.

— Хм! Что это такое? — спросил эльзасец с удивлением. — Что бы это такое было?

Маркиз, не долго думая, нагнулся, разрыл руками сухую, рыхлую землю и не мог удержаться, чтобы не вскрикнуть от удивления.

Не успел он приподнять руками плотную рогожу, сплетенную из растительных волокон, как обнаружил при этом целую груду металлических комочков, плотных и твердых, неправильной формы, мутно-желтого цвета, как бы закоптелых.

Он взял в руки целую горсть комочков и стал внимательно разглядывать их, причем ему бросился в глаза их значительный вес.

— Клянусь своим именем, клянусь своим успехом в оперетте, если это не золото, друзья мои, золото в том виде, как его находят в рудниках и на приисках!

— Золото?! — воскликнули с недоверием оба его товарища.

— Шш! Тише… Не кричите! .. Постараемся быть спокойны, насколько это возможно. К счастью, мы здесь одни, это прекрасно! .. Да, друзья, это золото! — продолжал Маркиз, пересыпая золотые комочки с ладони на ладонь.

— Вот неожиданность-то!

— Что мы теперь будем делать? Боже правый!

— Прежде всего, друзья, будем спокойны и благоразумны… не будем увлекаться!

— Черт возьми, да его много здесь! ..

— Да, и еще… и еще…

— И еще того больше! ..

Несколько ударов заступа, сделанных с величайшей осторожностью, обнаружили, действительно, еще другие корзины, плотно обвязанные бечевками и весящие весьма порядочно.

Маркиз приподнял одну из этих корзин.

— А знаете ли, что это весит по меньшей мере двадцать килограммов!

— Двадцать килограммов! А что это может приблизительно представлять собою, если перевести на деньги? — наивно осведомляется эльзасец.

— Да так, около шестидесяти тысяч франков, милейший Фриц!

— Шестьдесят тысяч франков!

— Но ведь этими корзинами полна вся яма! Смотри! Пять, шесть… семь… восемь! ..

— Девять, десять… О, я умею считать… А эти бамбуковые свертки, связанные с одного конца и заткнутые деревянной пробкой с другого и припечатанные смолой! ..

— Надо раскрыть один из них!

— Ну, вот!

— Хм! Да это золотой песок… самый чистейший, тончайший, прекрасно промытый… самый настоящий золотой песок!

— Какая удача, друзья, какая удача!

— Кой черт, кому может все это принадлежать?

— Или личности, именуемой «никто», или этому отвратительному негру, который царит в этой деревне!

— Во всяком случае я не намерен ни объявлять всенародно об этой находке, ни заявлять о ней местному полицейскому комиссару!

— Я также!

— И я!

— Мы здесь — пленники, с которыми обходятся не многим лучше, чем с собаками, которых загнали в одну конуру с каторжниками, настоящими преступниками и злодеями. Среди них наивно было бы предполагать законного владельца этих несметных сокровищ!

— Конечно, об этом нечего и думать!

— Но, в таком случае, что делать?

— Зарыть поскорее эту яму или лучше увеличить ее настолько, чтобы в нее можно было опустить оба трупа!

— Если, однако, у этих денег есть владелец, что весьма вероятно, то этот владелец, конечно, заметит, что его тайник обнаружен.

— Таким образом лучше всего зарыть эту яму, накрыть ее, затем прийти ночью и унести все эти корзины и свертки в надежное место.

— Это правда!

— Это будет, конечно, самое практичное.