Охотники за мифами

Зимний человек улыбнулся.

— Ты коварен, Охотник. Однажды тебе удалось меня ранить. Но тот успех сделал тебя слишком наглым. Тебе не удастся застать меня врасплох, пока я помню, как твой колдовской клинок чуть не унес мою жизнь.

В ответ Сокольничий лишь опять пронзительно вскрикнул и расправил крылья, но взлететь не смог. Он сделал несколько шагов по снегу, подняв свой горящий меч. Сзади к нему подошли двое кирата и, прикрывая Сокольничего с флангов, вместе с ним двинулись на Фроста.

С неба ударила молния, расколов каменную стену, которой был отмечен путь к дому Кёнига. Один из кирата рухнул замертво. Второй испуганно глянул наверх и попятился. Сокольничий снова закричал и, воздев клинок, на лезвии которого потрескивали падающие снежинки, накинулся на Фроста.

Зимний человек упал на колени, вонзил пальцы в снег, подняв на врага полный ненависти взгляд. Он весь содрогался от напряжения, от бурлящей внутри его тела Зимы. А потом нанес удар. Прямо из земли вырвались ледяные пики — твердые, как камень, и острые, как кромка бритвы, — разом пронзив правую ногу, левый бок, грудь и оба крыла Сокольничего.

Испустив последний крик, Сокольничий обмяк и выронил меч. Пламя мигнуло и погасло, на лезвии нарос лед. По льдистым сталагмитам, что пронзили Сокольничего, распяв его тело над землей, заструилась кровь. Но Охотник все еще дергался, открывая и закрывая клюв, не в силах воплем излить свою боль. Глаза по-прежнему горели злобой.

Оглянувшись, Фрост убедился, что поблизости нет кирата. Весь дом был уже охвачен огнем, и оттуда один за другим, на ходу сражаясь с тигролюдьми, выбежали его товарищи. Но пока зимнего человека интересовал только Сокольничий.

— Я постарался не слишком повредить твои жизненно важные органы, — сказал Фрост, наклонив голову, чтобы получше рассмотреть предсмертные конвульсии Охотника. — Если я сейчас уйду, умирать ты будешь несколько часов. Ты так устроен, что даже потеря крови убьет тебя не сразу. Агония будет долгой. Но у меня есть способ избавить тебя от мук. Если я заморожу твою кровь, ты умрешь мгновенно. Но сначала ты должен сказать мне, кто тебя послал. Кто приказал Охотникам убивать Приграничных?

Ответом был лишь слабый крик, вырвавшийся из клюва Сокольничего.

Зимний человек выпустил из пальцев левой руки ледяные когти-кинжалы и вонзил в одно из крыльев Охотника. Глаза Сокольничего горели страшной, бессмысленной яростью. Он потерпел поражение и теперь умирал.

— Я знаю, что ты можешь говорить, если захочешь. Так что говори! Имя! Тогда я уберу лед.

Но при этих словах ненависть в глазах Охотника лишь усилилась. Грудь лихорадочно вздымалась и опускалась, и с каждым вздохом на снег стекали по ледяным пикам свежие струи крови. Но теперь во взгляде Сокольничего была не только ненависть. В нем блестела агония.

— Ти Лис, — прошипел он.

Фрост так сильно нахмурился, что лед на его лице треснул.

— Атлант? Не может быть!

Сокольничий выдавил из себя еще один звук, прозвучавший почти как смех.

С презрительной улыбкой зимний человек коснулся окровавленного наконечника одной из ледяных пик. По ней его мощь устремилась в снег, и из земли вырвался еще один сталагмит, самый тонкий и острый из всех. Огромная ледяная игла вошла в тело Сокольничего, пронзила сердце и вышла из затылка, с треском пробив черепную кость.

Глаза Сокольничего тут же затянуло льдом, и вся кровь в теле Охотника замерзла.

Смех смолк.

Но Фрост по-прежнему слышал его эхо.

Оливер кашлял, глаза у него слезились, кожа лица съежилась от жара пылающего дома. Он выбежал следом за Кицунэ в открытую дверь, а за ним выскочил и Голубая Сойка, оставив тело Дэвида Кёнига гореть в огне. Из адской топки, в которую превратилась гостиная старого профессора, доносились крики умирающих кирата. Впрочем, двое тигролюдей последовали за Голубой Сойкой, а еще несколько столпилось снаружи, ожидая появления врагов.

Лиса метнулась вперед и прыгнула на ближайшего тигра. Но Кицунэ наглоталась дыма, и прыжок ее оказался недостаточно быстрым. Кирата схватил лису, швырнул оземь. У Оливера перехватило дыхание от страха за нее, но Кицунэ тут же перекувырнулась и поднялась на ноги. Не просто поднялась — трансформировалась. В мгновение ока лиса превратилась в женщину, а шерсть — в развевающийся на ветру плащ. Сверкнув нефритовыми глазами, она вскочила на спину кирата и так впилась пальцами в мех, что потекла кровь.

И хотя в лицо Оливеру хлестал снег, он увидел: тигрочеловек заносит могучую лапу, чтобы содрать лисицу со спины.

Ухватив обеими руками рукоять королевского меча, Оливер нанес удар. Меч вошел в плоть и кость зверя, как топор в дерево. Кровь фонтаном хлынула из раны на снег. Кирата взревел и зашатался; споткнулся о собственную отрубленную руку.

Кицунэ спрыгнула на землю. Ее мех был забрызган кровью. «Надеюсь, это не ее кровь», — подумал Оливер.

— Ты в порядке? — спросил он.

Ее голова под капюшоном была опущена, тело дрожало. Когда, восстановив дыхание, она взглянула на Оливера, тот похолодел от сверкающей в ее глазах ярости.

Вдруг со стороны горящего дома донесся сквозь бурю крик боли. Кицунэ сощурилась, воскликнув:

— Сойка!

В воздухе медно пахло кровью. С мечом в руке Оливер развернулся и увидел, что обманщика атаковал кирата. Голубая Сойка махал правой рукой, пытаясь начать свой странный танец, сотворить эфемерные крылья, которые использовал в битве. Кирата вцепился когтями в его спину, и Сойка снова закричал и зашатался. Потекла кровь. Словно ниоткуда, появились голубые перья и, кружась в воздухе, стали падать на снег.

Он погиб! Тигролюди окружили оборотня со всех сторон. Двое выворачивали руки, а третий схватил его за черные волосы и с довольным урчанием разинул пасть, раздвинув черные губы и обнажив блестящие клыки. Тигрочеловек нагнул морду, явно собираясь сжать челюсти и откусить Голубой Сойке голову.

Кицунэ кинулась оземь, ее плащ заструился, стал меньше. Она метнулась навстречу метели, на помощь Сойке. Подняв меч, Оливер тоже помчался к кирата, но внутри у него все словно заледенело, как будто он сам превратился в зимнего человека. «Не успеть…»