Окаянная сила

— Ага! Учуяла!..

Алена встала против нее, глядя в единый глаз.

— А скажи, Никитишна, когда ты чарочки взять отказалась, когда беду мне накаркала, — ты про мое проклятье знала?

— Видно же было.

— Значит, видно было…

Рот у ворожеи приоткрылся, она коротко вздохнула — и ничего уж более не сказала. Лишь кивнула.

Видя, что Степанида Рязанка никак не отойдет и никак не осознает себя живой, Алена сама взялась хозяйничать — полезла в сундук, выгребла всю тряпичную казну, достала и плат — увязать образа.

Ворожея кое-как поднялась, и тут оказалось, что ей зашибли ногу.

Видя, что Алена взялась за дело решительно, Степанида указала ей, где припрятаны деньги, а сама собрала в другой узел колдовское свое имущество — травы, деревянную ступку с пестом, сверточки какие-то, укладочки, пузырьки темного стекла.

Алена, видя, что ворожея еле движется, подхватила оба узла с вещами да с образами, присела — на добрую дорогу и повела Рязанку из дома прочь.

Нога ногой, а силушкой Бог Степаниду, в отличие от маленькой Алены, не обидел. Она как налегла плечом на дверь, так и проложила им обеим дорогу, вот только что Алене с узлами всё равно пришлось боком протискиваться.

На дворе не унимался ливень.

Степанида принюхалась.

— Гроза, что ли, грянула?

— Гроза, — подтвердила Алена.

— Не время вроде.

— А кабы она времени дожидалась, домишко твой сгорел бы, как пук соломы, и с тобой вместе.

Почему-то слова эти прозвучали на редкость сердито.

Видно, Алена не только была недовольна Степанидой — ишь ты, дождь спасительный ей не угодил! — но и предвкушала удовольствие от шлепанья с тяжестью под ливнем.

Постояв под стрехой, она вдруг поставила узлы, вытянулась, что хватило росточка, и достала серп, охраняющий от порчи и нечистой силы:

— Негоже его тут оставлять.

Дождь крепко шуганул баб и разогнал со слободских улиц детей. Но Алена со Степанидой всё же остереглись идти улицей. Степанида показала, как можно убраться отсюда огородами.

Когда они, отойдя сотни на три шагов, вконец промокшие, остановились постоять чуток, невзирая на ливень, — Алене узлы ладони резали, у Степаниды нога болела, — то ворожея единственным своим глазом углядела такое, отчего задышала громко и стала тыкать в Алену пальцем:

— Глянь, глянь! Это что же такое деется? Господи Иисусе!

Деялось воистину диковинное — стоило бы им обеим пройти еще шагов с десяточек, и вышли бы они из-под дождя вовсе.

Грозовая туча висела над слободой, ее лишь и поливая, а вокруг было сухим-сухонько.

Отойдя и подняв глаза к небу, Степанида это явственно и увидала.

— Что деется, что деется… — проворчала Алена. — Пошли отселе, пока вся слобода не задумалась — что деется…

— Алена… — как-то неуверенно произнесла Рязанка. — А ведь тебе такое досталось!..

— Идем, Никитишна, — приказала Алена.

И они ушли огородами, и дали крюка, и выбрели бог весть где, а оттуда уж направились к Гончарам, где Алена случайно отыскала близ Красного холма, на краю гончарной слободы, не то чтобы брошенную, а временно не нужную хозяйке избу. Хозяйка та, пожилая вдова, повадилась летом уходить на богомолье и однажды дошла до самого Киева. Теперь, когда того гляди начнется распутица, а ее всё нет и нет, сноха, смотревшая за избенкой, поняла, что свекровь переждет слякоть в богадельне при какой-либо обители, а по снежному первопутку и явится. Алена и уговорилась, что до прихода богомолицы поживет, и две гривны задатку дала, да еще за обзаведенье особо уплатила — за мисы, бочата, ковши, ложки, всякую кухонную утварь. На вопрос же, кто такова, отвечала, что ее, убогую вдову, мужнина родня со двора согнала.

Дешево снять избу удалось и еще по одной причине — место было низменное, время от времени Москвой-рекой затопляемое. Зосимо-Савватиевскую мужскую обитель, нерасчетливо выстроенную поблизости еще при царе Алексее Михайлыче, пришлось перевести куда подальше, говорили, что братию отправили в город Бронницы, одни стены остались. И грозились старики, что нынешней осенью как раз и следует ждать потопа.

В эту избу и привела Алена Степаниду Рязанку.

По дороге они почитай что не говорили — так торопились. В избе тоже всё о хозяйстве. А когда повесили Степанидины образа, когда засыпали в горшок-кашник пшена и сунули в небольшую, да варистую печь, выставила Алена на стол лакомство, на торгу купленное, — малый горшочек рябины, в меду томлённой. Когда еще та каша поспеет! И две деревянные ложки выложила.

— Потом сходим, рыжиков соленых прикупим, капусты квашеной, маслица конопляного, — сказала хозяйственная Степанида. — Огурцов соленых…

— Огурцы в сенях, в бочонке, — сообщила Алена.

— Вот и ладно, я тебя калью научу варить на огуречном рассоле. Рыбная калья с икрой — такую только царю подавать, — Степанида крепко уселась на лавку и уставилась на горшочек с рябиной с некоторым сомнением — нелепо вроде бы начинать трапезу со сластей…

Но Алена за последнее время привыкла есть лишь то, что покупала на торгу, были же это главным образом сладкие пироги, пряники, леваши и даже пастила. И пока еще не скучала по вареву да похлебкам.

Она подцепила ложкой рябины и, прошептав «Господи, благослови ести и пити…», принялась уплетать ее без хлеба. Степанида проводила взглядом одну ложку, другую, третью — и поняла, что если не присоединится, то ничего ей и не достанется.

Вдвоем они быстро добрались до дна горшочка.

— Благодарствую на сладком едове, — чинно сказала тогда Степанида. — А теперь сядем рядком да поговорим ладком. Я тебя хорошо помню. Что, не вышло тогда с отворотом? Не помогла моя травка-прикрыш?

— Не помогла, — согласилась Алена.

— А почему не помогла — знаешь?

— Знаю. Растолковали добрые люди. Только одного не пойму — что ж ты мне сразу не сказала?

— Да пожалела, видать…

— Не нужно было меня жалеть, — твердо сказала Алена и вышла на середину избенки. — Кабы ты хоть предупредила меня! Ты же ведала, что мое проклятье мне во всем поперек пути встанет! Я, Степанидушка, через него дитя потеряла…

— Однако ж силу нажила, — заметила Степанида. — И немалую. Как это ты грозовую тучу собрать исхитрилась?

— Силу я у ведуньи переняла. К той ведунье меня послали проклятье снимать, а она при смерти оказалась. Не могла она умереть, силу не отдав, больно ее ломало. Я и согласилась принять, — коротко объяснила Алена. — Но сила-то в меня вошла, а пути она не знает и не разбирает. И страшно мне с ней… Научи, Никитишна, силой владеть и проклятье отделать!

Сказав это, Алена поклонилась в пояс.

— Зачем ты только, девка, приняла ее? — не сказала, а простонала ворожея. — Мало тебе было хлопот? Сила-то тебе досталась — не приведи господи…