Оказалось, это не мой выбор

Бесконечно долгой дорогой я шел. Впереди колонна. С каждым шагом, я удалялся от него. Мне так казалось.

Взглянув налево, я увидел трёх. Висельники, которые безвольно болтались на веревке. Над их головами, на балках сидели чёрные вороны. Не долго оставалось трупам держать свою "привлекательность"

Девушки там не видать. Хех, может я уже сошёл с ума? Больное сознание решило вспомнить, что есть женщины?

Ноги устало шагнули на первую ступень. Их было немного. Всего десять. И в конце был мой конец.

Толпа скандирует. Вот же, ирония, которым примитивным стадом до конца не понята. Они думают, что сеют правосудия. Что правы, раз я такой плохой. Но разве кто-то давал мне выбор?

Нет!

Обозвать меня Злом и гнобить этим, ожидая, что я останусь маленьким ангелочком, это полная чушь! Виновен ли я?! Конечно нет! Это все они!

И тогда в груди загорелся огонек. Открылось окошко, из которого понемногу разгоралась злость.

Я пришёл.

Напротив, слезящихся глаз, крести море из недовольных людей. Всех и каждого. Всех вас я ненавижу.

Это место отличалось от того, что я представлял. Здесь не обычный пол, он покрыт чем-то другим. Испачкан весь сажей и угольками. Как от большого костра. Поодаль, был труп. Обезображенный, черный и съёженный как уголёк человек. Никаких черт лица, ни одной отличительной черты не было. Тем не менее…

"Сожгли ведьму".

— Быстрее, несите веревки! — уже заготовленные люди, положили деревянную колонну на пол, после чего меня повели к нему.

— Нет! — я брыкался, не давал себя так просто привязать. Я знал к чему приведет непослушание. Удары, к боли. Но обратная сторона вела лишь к смерти. Кто не будет пытаться выжить всеми силами? Как бы ни было больно, как бы сильно не били.

Руки привязали к широкой балке, ноги уже не пытались дёргаться, их словили и так же привязали. Я был полностью обездвижен. Небольшая подставка под ногу, служила мне опорой.

Вместе с моими матами, бравые ребята подняли меня высоко вверх. Откуда мне стало плохо.

Я боялся не только смерти, но и высоты. Особенно, когда нахожусь на таком ненадежном кресте. Сердце забилось так часто, что превышало частоту в килогерц.

Мне открылся вид на огромную толпу. Глаза метались, молили, пытались найти кого-то знакомого, может кто-то будет, кто поможет… Нет.

Не было даже героя.

Лишь толпа.

— Меня ненавидит столько народу… — мои слова растворились в шуме. Они никому не были адресованы, так, просто мысли в слух. Грустные мысли.

А тем временем, под меня начали приносить сено. Много сена, веток и все остального.

Я до конца не вспоминал главное. Тех, кто дороже всего на свете. Те, кто не предадут, не оставят в беде и всегда помогут. Родителей.

— Мам, — по телефону обошёлся обеспокоенный звук. — ну мам…

Я на улице. На небе ни облачка и солнце ярко светит, ослепляя.

— Да, хорошо себя чувствую, — она часто беспокоилась о моем самочувствии. Боялась, что я что-то с собой сделаю. Например, возьму плохой пример, или в компании не ту войду. — я знаю, мам, не первый раз иду.

В этот момент, я сверлил носком асфальт, перенося вес с ноги на ногу.

— Все, хорошо, давай, — попытка остановить беспокойство оказалось неудачным. — ну все, мне бежать надо, парни уже заждались.

"Пип", и разговор был остановлен. На другом конце провода, мать осталась недовольна, но тут уж ничего не поделаешь.

— Эд, ты там как? — знакомый в кепке. У каждого есть такой друг, который вечно носит на себе кепку. Если нет, то боюсь этим другом являетесь вы.

— Иду уже, мать, опять читала мне технику безопасности.

— Ха-ха, заботливая у тебя мать, — это была усмешка.

— И не говори, иногда это даже бесит…

— Кстати, ты принес то, что я просил?

— Ну конечно, я же говорил, что отдам.

То было моим последним разговором с матерью, перед тем, как я попал под грузовик.

Если бы я только знал… Никогда бы не сказал такие вещи о своей матери. Такой обыденный разговор вдруг стал последним. В груди щемит, а к горлу подползал противный ком. Если бы я только уделял ей больше внимания. Ей, отцу… Я ведь так много не успел им сказать.

И снова толпа. Ненавистная мною. Люди, которые лишь жалуются. Приплетая меня ко всем бедам в этом мире. Они! Они все!

— Я! — тут же крикнули мои губы.

На удивление вся толпа остановилась. Большая часть из них притихла. Ждут пока не скажу?

— Давай, говори, — им не меньше моего, было интересно, что же я такое скажу. Я собиралась отмолчаться, но раз уж такое дело.

Открой свое сердце. Распали в нем огонь и этим огнём спали все к пеплу и пепел сжечь!

Если они — море. То моя злоба — океан. Я покажу им. Раз они того хотят. Я выскажу всё! Так, чтобы и сомнений не осталось! Раз умирать, то с таким размахом!

— Вы не люди!

Возмущение возросло. Уже на этом моменте, мне хотели высказать свое мнение.

До меня долетали только их предметы. Несколько все же попали. Сукины дети… Все то через что я прошел… Я так старался, пытался выжить… Цеплялся за каждую найденную возможность. Какой бы та не была, как бы я себя не чувствовал. Прохладное дыхание смерти никогда не покидало меня. Говорят, смертнику легче жить, он может пойти на риск, ему нечего терять. Правда все это давит. Каждый божий день, ты просыпаешься, и не знаешь, доживешь ли к следующему. Абсурд! Фарс!

Я здесь потому что слишком мало ставил на кон жизнь?! Да пошли вы все!

— Вы скот! Бесчеловечные подобии людей! Я правильно делал! Сжигал вас как заразу! Все здесь, каждый в этом городе… Нет каждый в этом прогнившем мире! Я убью каждого из вас! Уничтожу этими руками! Заставлю умолять о прощении, но я не прощу вас. Как вы не простили меня, как обрекли меня на страдания! Я УНИЧТОЖУ ВЕСЬ ЭТОТ МИР!!!

Мне не полегчало. Казалось, только увеличил свою злобу. Как я думал, они воспримут мою речь смешками. Рассмеются от того, кто и в каком положении это сказал. Это ведь все бред, просто слова поехавшего на смертной казни. Я ошибался.

— Ты Зло! — противно выкрикнула, дама в безвкусном платье. Её окрик, был слышен всем. Её волнение, и страх, неверие в мои последние слова передались вместе с этим жалким криком. До какой же степени она меня боялась?

И ведь не только она.

Толпа смотрела на меня со страхом. Женщины прикрывали одной рукой рот, а второй закрывали детям глаза. Мужчины хмуро супились, старики сурово приоткрывали свои морщинистые глаза.

Не прошло и минуты, как толпа взорвалась ещё большими криками ненависти. Словно кто-то открывал кран, из которого бурным потоком, с нарастающей силой текли реки страха.