Океан для троих

Удовольствие стало на самой грани терпимого, и она схватилась за плечи Морено, который, кажется, что-то шептал ей в губы – то ли требовал еще, то ли просил не останавливаться, то ли просто стонал, разобрать уже не получалось.

Гул в ушах стал сильнее, и Дороти поняла – она уже не сможет это остановить. Все, предел терпению достигнут. Больше не выдержать, не устоять на пике. Тело решало за нее. А оно жаждало удовольствия.

Морено нажал пальцами особенно сильно и внезапно впился в грудь – сильно целуя, почти прикусив нежную кожу.

Дороти вскрикнула. Удовольствие пришло волной цунами, поднялось и ударило – резко, сильно и настолько остро, что она, уже мало владея собой, сжалась, прижимаясь к чужим пальцам.

Сквозь дымку удовольствия она ощутила, как Морено немного отстранился, и приоткрыла глаза, чтобы посмотреть почему.

Черный Пес выглядел как первородный грех, каким его рисуют на назидательных картинках.

Голова запрокинута, шея открыта, нижняя губа прикушена в попытке сдержать рвущийся стон, рубашка окончательно сползла, открывая крепкие плечи. Мышцы на груди напрягались так, что вытатуированные щупальца соприкасались. При этом он вызывающе жадно не сводил взгляда с Дороти, словно пытаясь запомнить все без прикрас, как есть. И от такого взгляда смущение окончательно испарилось, точно вода под жарким солнцем. Дороти подняла руку, испачканную семенем, ко рту, лизнула пальцы – скорее напоказ, чем всерьез, и поцеловала Морено, раздвигая жесткие губы, добираясь до упругого языка. Впервые сама. Так, как хотелось. И прижалась скользким от выступившей влаги лоном к его стволу.

Морено моргнул ошалело, и глаза его помутнели от наступившего наслаждения, и Дороти ощутила чужую пульсацию. Стон – тихий, на грани слышимости. И сразу вслед за этим каскад проклятий.

Но они уже не имели значения.

Морено, пошатываясь, опустил ее, поставил на ноги, уперся руками в скалу, а лбом Дороти в плечо. Дороти его понимала – ноги держать отказывались, хотелось рухнуть от пережитого, и останавливало только одно – падать в озеро точно было не лучшей мыслью.

– Послал же тебя дьявол на мою дорогу! – неожиданно зло прошептал Морено, но, вопреки смыслу слов и звучавшей в голосе ярости, прижался всем телом, притерся и поцеловал – спокойно, осторожно, точно смиряясь с участью.

Глава 18. Охота начинается

– А если он не явится?

Морено спрашивал уже в третий раз. Словно за минувший час Дороти могло осенить какой-то другой утешительной мыслью.

– Астин говорит, что все предусмотрел.

– В гробу я видел твоего Астина, в белом саване, и его идеи рядом, – фыркнул Морено и в который раз выбил пустую трубку об валун у края круглого озера. И подсел ближе.

После истории с водопадом он вообще все время старался быть рядом.

Место для вызова призрака потрясало масштабностью: полмили в поперечнике, глубиной до адских кругов, но замкнутое со всех сторон белыми известковыми скалами, озеро с прозрачной зеленой водой. Если верить легендам, извержение здешнего вулкана произошло тут больше тысячи лет назад. Хотя тогда и считать-то толком никто не умел.

По задумке фон Берга письмена, которые только что старательно выбили на этих берегах, не должны дать кораблю-призраку уйти, намертво привязав его незримыми путами к озеру в кратере.

Письмена вырезали наспех. Хорошо хоть известняк был мягким и высекать на нем загогулины было удобно. Особенно с учетом того, что зодчие были не шибко грамотные, а некоторые так читать научились только-только. Худо-бедно, но скопировать знаки удалось.

Рядом с каждой группой знаков сидел невольник, которому было приказано по сигналу вылить на письмена из запечатанного пузырька нужную жидкость.

Дороти и Морено полагалось быть рядом с замыкающей формулой, и вместо пузырьков им выдали по небольшому ножу из обсидиана, такому древнему, что, возможно, ими еще боги чистили яблоки.

В нужную минуту кому-то одному из них требовалось полить знаки своей кровью, а второму вместе с абордажниками подняться на борт дракона. А после того, как у второго получится взять камень, первому надлежало разбить плиту с надписью и прочесть над обломками какую-то магическую абракадабру, которую Августин накарябал на обрывке листка.

И вот уже битый час в ожидании условного сигнал Дороти и Морено спорили, кому из них читать, а кому брать на абордаж призрака.

– Если я доберусь до Сердца, то есть шанс, что сила вернется ко мне разом, а это будет весьма кстати – с призраками мы уже дрались, и они были при этом чертовски материальны для призраков. Да и фехтовали – залюбуешься.

– А если вместо силы ты получишь древним мечом в живот? Может, чтобы отменить сделку, нам надо тащить проклятую стекляшку обратно на Гряду и там менять? Это мои люди, я с ними не раз чужие борта брал, а ты… Да и на словах этих у меня язык в три узла завяжется. Я пойду…

– Ты только что три раза подряд прочел то, что там написано, – отмахнулась Дороти. – Сам же говорил – идеальная память. А для подстраховки ты и буквы выучил.

– Откуда ты знала, что эта проклятая грамота понадобится? – Морено вопросительно поднял бровь.

– Там, где Августин – там сразу уйма умных книжек. У него в Йотингтоне в дом было не войти без того, чтоб тебе на голову свиток не упал. Ну и я предположила… Это называется стратегическое мышление. Могу научить. Если будешь хорошим секундантом и подстрахуешь меня на берегу.

– То-то я заметил, как сильно тебе в тюрьме твое стратегическое мышление помогало.

– В камере я была не одна.

– Вечер откровений.

Спор прервал сэр Августин, который возник из темноты, подсвечивая себе дорогу факелом. По такому важному случаю он надел какие-то мудреные дедовские доспехи и теперь бряцал, точно дух рыцаря.

– Дорогая Дороти, как настрой? Вижу, что боевой. Теперь я расскажу, что нужно делать, – сэр Августин, грохоча, расположился на валуне, едва не оттоптав Морено ногу. Тот и не подумал подвинуться, лишь на полдюйма убрал сапог. – Если все сходится и рассказ про Сердце Океана и то, как оно зарождается, – правда, то его размеры и силы зависят от того, кто гибнет. А также как и почему. Три фактора.

– Погоди, Астин…

– Дорогая, чуть позже. У нас времени в обрез, признаться, вы меня здорово подстегнули со своей ловлей угнанного Филлипсом пиратского корыта, – сэр Августин стянул шлем, под которым оказался какой-то обтягивающий капюшон. – Значит, еще раз: принимаем за аксиому – сила призрака в материальности, а его материальность – в камешке. Сила самого камешка – от дурной смерти. Чем дурнее – тем мощнее. Значит, надо брать хуже некуда – и тут, ты, дорогая моя, со своим предложением попала в яблочко. Мы вытащим с того света самую дурную. Древний грех братоубийства. Не по крови, а по клятве. Побратимы. Кого там древняя дамочка полюбила больше – неизвестно, но один стукнул, второй вякнул, и в итоге кровный брат пошел на брата, угнали лучшую плоскодонку тех времен, устроили эпическую битву и, пронзив друг дружку мечами, пошли на дно. Это нам известно из песни. Правда, совершенно непонятно, насколько сама песня близка к действительности. И кстати, пелось в ней, что оба не от мечей погибли, а один от хлынувшей в горло воды, а второй от веса океана на плечах. То есть то, что надо. После эпичной гибели дракон варваров встречался часто.

– Но в здешних водах он никому не попадался, на севере…

– Это неважно, – фон Берг склонился и закончил доверительным шепотом: – Он подходит по размерам, на нем есть ваш камешек, мои снасти и главное – мы знаем его имя. Из песни. Полезный фольклор, кто бы мог подумать! И это важнее всего. А уж как его правильно подозвать – задача попроще. Дорогая моя, когда ты поднимешься на борт…

– С чего ты взял, что на абордаж пойдет Дороти? – с опасной ленцой в голосе поинтересовался Морено.